Пораженец

— В предисловии написано, что с вашего, так сказать, благословения. И среди студентов ходят под названием “Таблицы Скамова”…

Ой, стыдоба-стыдобища…

Пришлось сворачивать разговор на метод конечных элементов, за что нас чуть не побила хозяйка, запретившая за столом все разговоры о науке. И тогда мы отлично поговорили об академической неделе помощи. После дела Кассо мы запускали их два-три раза в год — профессура читала лекции для всех желающих у Шанявского, в Политехническом музее и на других “негосударственных” площадках, вплоть до рабочих клубов. А сбор направлялся на поддержку уволенных по политическим мотивам преподавателей и студентов, но кое-что перепадало и “практикам”. И достигало это “кое-что” вполне приличных размеров, потому как “недели” проходили не только в Москве, но и во всех университетских городах.

— Эйнштейн опять отказался от профессорского места в Берлинском университете, — с удивлением рассказывал Лебедев о нашем общем знакомом. — Не вашим ли наущением?

— Моим, — скрывать тут было нечего, — Германия непременно влезет в войну, ей будет не до науки. И это не говоря о возможных проблемах с продовольствием.

— А, вы опять про “большую войну”, — засомневался Эренфест.

— Да, Пауль, к сожалению, нашим странам придется воевать. И я бы советовал поменять подданство на российское, потому как с началом войны “враждебных иностранцев” в лучшем случае интернируют. И надо срочно сюда Альберта, чтобы он успел прочитать лекции, пока его не заперло в Швейцарии.

— Он весьма негативно настроен после дела Бейлиса. Минутку, — Лебедев вышел в кабинет, из которого вернулся с письмом. — Вот, “я нахожу отвратительным ехать без надобности в страну, где так жестоко преследуют моих соплеменников”. Может, вы сами напишете, Михаил Дмитриевич?

— Давайте лучше я с вами съезжу. Нам двоим Альберт Германович точно не откажет.