Страница 8 из 13
И далее. «Дети владеют эмоциями мастерски – в это время эмоции детей намеренны, осознаны и произвольны. Знают, кому и зачем переживают, и не переживают, когда переживать некому. Правда в процессе социализации параллельно росту начинается деградация: намеренность эмоций скрываем (я не зачем! я просто плачу!); ответственность перекладываем, т.е. мои эмоции – не моё поведение = это моя непроизвольная реакция на твоё поведение («не оставляйте меня одного в комнате, а то я буду пугаться» или «не смейтесь надо мной, а то я обижусь»); эмоции становятся шаблонными, естественными реакциями, т.е. вместо разнообразия, веера эмоций делаем типовое – это и есть формирование характера … эмоции становятся длящимися, непроизвольными в своём завершении (я не могу прекратить плакать)»32.
Некоторым подтверждением данной теории эмоционального развития могут служить данные связанные с проблемами адаптации у детей при помещении в ясли или при госпитализации (особенно без матери). В 92% возникают аффективные, длительные и выраженные реактивные состояния (причины: отрыв от матери, страх незнакомых взрослых, разрушение привычного, переживаемая физическая боль). В т.ч., после выписки некоторое время дети не узнают родителей, становятся капризными, эмоционально неустойчивыми, нарушается сон, возрастает количество страхов, «прилипчивость», могут появляться психомоторные нарушения. Но не все реагируют подобным образом, т.е. это своего рода не обязанность вести себя именно так (в частности, у детей из детского дома редко обнаруживаются столь яркие реакции, и даже на детей с неврозами госпитализация действует не одинаково).
Опять же, роль родителей в рассматриваемом процессе максимально существенна. У родителей неадаптированных детей достоверно выше и чаще имеются трудности с самоконтролем, конфликтность, проблемы во взаимоотношениях, нетерпимость к чужому мнению, чрезмерная настойчивость на осуществлении своих желаний, тревожно-мнительная фиксация (в т.ч., родители считают своих детей больными, даже когда они здоровы) и т.д. соответственно, дети непроизвольно усваивают эти черты характера, что затрудняет адаптацию в детском саду, школе, осложняет взаимоотношения со сверстниками.
Само заболевание неврозом может возникать как при влиянии психотравмирующих факторов на детей не отличающихся какими-либо особенностями от сверстников (что происходит реже), так и имеющих так называемую невротическую готовность (что происходит достоверно чаще). Всё то, что в психике человека обостряет сензитивность, создаёт жесткие противоречия между ним и миром будет предрасполагающим к невротической декомпенсации. Это интровентированность, впечатлительность, склонность к фиксации на неприятных переживаниях, высокая дифференцированность, сложность психики, развитое чувство «я», аффективная инертность, повышенная принципиальность. Можно сказать, что чем проще, бесхитростней, условно примитивней устройство внутреннего мира, тем он надёжней и крепче, там как бы нечему особо ломаться и нечего особо обслуживать (важно! здесь не имеется в виду, что что-то лучше или хуже, выше или ниже, это скорее технические термины, как минус и плюс на аккумуляторе). «Отягощенность» гуманистической направленностью, разведенностью по краям различных дуальностей (например, эмоциональной и рациональной сторонами психики), импрессивностью создают беззащитность (оголённость) перед замечаниями, угрозами, насмешкой (вызывая слёзы как будто по пустяковому поводу). Родители же (другие взрослые, а затем и сверстники) говорят об этих детях как о капризных, своенравных, беспокойных, упрямых или чересчур возгордившихся, ранимых, странных.
***
Далее мы подробно рассмотрим генез страха, как одной из фундаментальных эмоций человека, и тревогу, как эмоцию имеющую ту же основу – беспокойство. В целом, у любого нормального человека, в т.ч. в детском возрасте, имеются страхи и тревоги, мы так или иначе имеем беспокойство по тому или иному поводу. Однако, при высоком количестве страхов и их невротическом характере мы становимся болезненно скованными, пассивными, утрачиваем любопытство, испытываем психологическое напряжение, аффективно заостренно ищем опору, становимся чрезмерно зависимыми, настороженными, замкнутыми, приходит неверие в себя и свои силы (т.е. страх теряет свои приспособительные функции – сигнала и мобилизации). Понятно, что детям, да и взрослым, в норме свойственна жизнеутверждающая активность, любознательность и положительные эмоции, а не жёсткая фиксация на травмирующем прошлом.
Детских страхов достоверно больше в неполных семьях (что не означает, что полная семья всегда лучше) особенно в случаях мальчиков при отсутствии отца (поскольку идёт нарушение полоролевой идентификации и лишенность психологической защиты от угроз извне). Также их больше у детей живущих в отдельных квартирах, особенно у девочек (поскольку в коммунальных квартирах или коммунах больше возможностей для совместных, эмоционально насыщенных игр со сверстниками). И у мальчиков, и у девочек больше страхов, если они считают главой мать, а не отца. И, конечно, их больше в семьях конфликтных, постоянно ссорящихся родителей.
Уже новорожденным присущи страхи в виде рефлекторных (инстинктивных) реакций типа вздрагивания при резком звуке. С 1,5 месяцев можно наблюдать беспокойство при длительном отсутствии матери; к 3 ребёнок спокоен с теми взрослыми, которые ведут себя как мама (любят, ласково разговаривают, радуются ему). Ребёнок очень чувствителен к настроению матери и легко его перенимает как в плюсе, так и в минусе. После 6 месяцев ребёнок начинает «учиться» реакциям на внешний мир у мамы, например, при громком звуке не плачет, как раньше, а «спрашивает» взглядом у мамы как нужно реагировать (если она улыбкой даёт понять, что все хорошо – то ребёнок быстро успокаивается, т.е. родители, в некотором роде, являются программистами отношения к внешнему миру).
До года мы получаем прообраз одиночества, отчуждения, неприятия – это беспокойство в ответ на прерывание (уход, отсутствие) матери; а также сказочных чудовищ (кощея, бабы Яги) – пугающих, отличных от матери взрослых. Например, страх Волка чаще возникает у детей со страхами наказания со стороны отца (в случае его излишней строгости) или лишённых общения с ним. Меньше страхов и они более быстропроходящи в семьях гармоничных (без излишних тревог), с руководящей ролью отца, уверенных в себе родителей, поощряющих самостоятельность детей, помогающих процессу формирования их «я».
Типичными для младшего дошкольного возраста являются страхи одиночества, темноты и замкнутых пространств, которые легко убираются в играх33, особенно при участии в них отца и самостоятельным распределением ролей с подсказками взрослых. На старший дошкольный возраст приходится пик выраженности страхов, который обусловлен когнитивным развитием (возросшим пониманием опасности) и выражающийся в потоке вопросов («почему пошел дождь?», «сколько лет ты будешь жить, а я?», «откуда берутся дети?»).
Младший школьный возраст – новая социальная позиция (необходимость соответствия коллективным правилам, социальным нормам и стандартам) несущая соответствующие страхи и беспокойства: боязнь порицания, сделать или ответить что-то не так, не успеть (например, распространенный страх, особенно у девочек, опоздать в школу). В подростковом возрасте ведущими являются страхи собственной смерти и смерти родителей, а также нападения и пожара; тем не менее, общее количество страхов становится достоверно меньше.
В целом в дошкольном возрасте преобладают страхи исходящие из инстинкта самосохранения, в подростковом возрасте они носят скорее социальный, межличностный характер (в котором и формируется самосознание личности, например, страх «быть не собой»), а младший школьный – смешанный или переходный.
Конфликты в семье (отсутствие взаимопонимания между родителями их недоступность в человеческом плане), эмоциональная холодность ведёт к увеличению количества страхов и/или их аффективной составляющей (причём девочки чаще реагируют страхами, а мальчики возрастающей агрессией как защитой34); что в свою очередь приводит к неуверенности, неприятию себя, низкому социометрическому статусу, хрупким, плоским жизненным планами.
32
Там же, с. 98-99.
33
Например, автору давали палку и отправляли в тёмную комнату или коридор, предварительно обговорив, что взрослые рядом и если что – сразу придут на помощь. Это (и страшно и интересно) так хорошо закрепилось, что когда я (в довольно зрелом возрасте) жил в квартире, где почти при мне из жизни ушёл человек, а мы в «ту» комнату долго не заходили, то позже специально приходил туда в тёмное время суток, не включал свет и как бы общался с помещением (т.е. сознательно прорабатывал свой страх).
34
Например, у нас в школе (и это весьма распространённая ситуация), был мальчик, допустим Паша, росший в маргинальной, пьющей, конфликтной семье (из которой отец позже толи ушёл, толи погиб). Паша постоянно лез на рожон, проказничал, дрался и было это, что называется, не от хорошей жизни, так искорёженно пытались пробиться на свет его экзистенциальные мотивационные силы (если «по-русски» – он тоже хотел любви и признания). Потом были психоактивные вещества, приводы в милицию, воровство и затем тюрьма. Однако его история (до того момента, до которого могу отследить) продолжилась благополучно, его «перекинуло» на светлую сторону: жена, работа, дети.