Штормовые времена

На станции их встретил экипаж, запряженный парой прекрасных серых лошадей под водительством Пэтси О’Флинна, который всю жизнь служил семье Корт, – превосходного кучера.

Легкий ветерок обдувал холмы, покрытые нежной зеленью, почки раскрывались прямо на глазах. Вдали висел легкий туман, солнце окутала дымка. Гогот гусей, крики осла, крики играющих детей заставили Аделину прослезиться.

– Ах, как хорошо дома! – воскликнула она.

– Да и я рад видеть вашу честь, мисс, – ответил Пэтси. – Да нехорошо, что вы думаете так скоро опять нас покинуть.

– Я устрою хороший визит. Мне так много нужно показать мужу и навестить всю семью. Я полагала, отец встретит меня на станции. Он нездоров?

– Вполне здоров и подает жалобу на сэра Джона Лафферти за то, что тот затопил нашу землю, превратив ее в болото, и скотина одичала, словно волки.

– А мать здорова?

– Да, и уж не знает, что и придумать, бедняжка, чтобы подготовить дом и для вас, и для вашей черной служанки, и для попугая, и для всех остальных.

– А мои братья дома?

– Этих пареньков ваша мать отослала в английскую школу, чтобы их научили говорить с акцентом, как джентльменов, но там они набросились на учителя и его поколотили. Вот их и выгнали, и теперь они сидят дома, пока сами не решат, что с ними делать. И, конечно, мастер Тим дома. Он просто молодец!

Аделина и Пэтси болтали, к радости и удивлению Филиппа. На фоне юности он видел ее в новом свете. После дождя и наводнения дорога утопала в такой грязи, что колеса проваливались почти до осей, но, по всей видимости, Пэтси это нисколько не волновало. Он щелкал кнутом по холеным бокам лошадей и погонял их потоком колоритной брани. Несколько раз в дверях низких соломенных домиков по обеим сторонам дороги появлялись женщины и, завидев Аделину, показывали ей своих детей, а птицы рылись вокруг них и что-то клевали в хижинах и снаружи. Повсюду царила атмосфера беззаботного благополучия, а дети были упитанными, хотя и далекими от чистоты. Аделина, казалось, рада была видеть и матерей, и детей. Она окликала их и обещала навестить позднее.

Поля вокруг были голубовато-зеленоватыми, как море, и трава слегка колыхалась на ветру. Стада стояли по колено в траве. Аделина смотрела вдаль. Над деревьями парка, где паслись олени, показалась крыша ее дома.

– А вот и мой дом, Филипп! – закричала она. – Господи, подумать только, я не видела его почти пять лет. И ничего прекраснее с тех пор не встречала. Взгляни на него! Разве он не великолепен, Филипп?

– Он рассыпается на части, – сказал через плечо Пэтси. – И на его восстановление потратят дай бог если пять фунтов.

Это действительно был прекрасный старый дом, хоть не такой красивый, как казалось Филиппу по рассказам Аделины. Хотя он и не был знатоком архитектуры, тем не менее он видел, что в разное время к оригиналу были добавлены еще несколько стилей. Теперь все это слилось во вполне приятное целое. Но дом не был благородной громадой, которую описывала Аделина, и с первого взгляда отмечались признаки ветхости. Даже роскошное покрывало плюща не скрывало осыпавшейся каменной кладки.

Аделина восторженно вытянула шею, чтобы разглядеть каждую мелочь.

– Ах, Филипп! – вскричала она. – Чудесный дом?

– Да, так и есть.

– Маленький домик твоей сестры ничто по сравнению с ним.

– Дом Августы был построен во времена королевы Анны.

– Кому есть дело до королевы Анны! – рассмеялась Аделина. – Королева Анна умерла, как и этот душный кафедральный город. О, моя родина! Моя Ирландия! Мой старый родной дом! – По ее щекам градом полились слезы.

– Если ты не будешь держать себя в руках, я дам тебе пощечину. Неудивительно, что ты такая худая, – сказал Филипп.

– Ах, почему я вышла замуж за флегматичного англичанина!

Они остановились у дверей, и полдюжины ручных оленей подошли посмотреть, как они вылезают из коляски. Аделина заявила, что она узнает каждого и что они тоже ее помнят.

Лакей, открывший им дверь, был в красивой, тесноватой ему ливрее. Он радостно поздоровался с Аделиной:

– Благослови вас бог, мисс Аделина! Как славно, что вы вернулись. Боже мой, как же вы исхудали! Что с вами делали? А этот милый джентльмен – ваш муж? Добро пожаловать, сэр, ваша честь. Проходите. Пэтси, пригляди за их багажом, да поживее.

Он повернулся и прикрикнул на трех собак, залаявших на прибывших.

Филипп вдруг почувствовал себя неловко. Он не понимал, как знакомиться с семьей жены. Все, что она о них рассказывала, делало их не вполне реальными. Он был готов к тому, что они ему не понравятся, что они начнут его критиковать, но высокий джентльмен, торопливо спустившийся по лестнице, протянул ему руку с радушной улыбкой.

– Приветствую вас, капитан Уайток, – сказал он, слабо сжав Филиппу пальцы. – Добро пожаловать в Ирландию. Очень рад вас видеть, сэр. Простите, что лично не встретил вас на станции, но должен был присутствовать в здании суда по одному утомительному делу, которое требовалось уладить… А теперь, моя девочка, дай-ка на тебя взглянуть.

Он обнял Аделину и поцеловал ее. Теперь Филипп мог рассмотреть его.

Аделина рассказывала о своем отце, Ренни Корте, как о мужчине прекрасного телосложения, но, по мнению Филиппа, его спина была слишком худой, плечи недостаточно широки, а ноги не очень стройны. Было забавно наблюдать прелестные черты Аделины на костистом мужском лице с орлиным носом. Волосы у него тоже некогда были рыжими, судя по ржавому оттенку седины. И глаза, конечно, были ее.

Филипп заметил, что в холл вошли несколько человек – женщина чуть старше средних лет и три молодых человека.

– А, мама, вот и я! – Аделина повернулась от отца и обняла мать.

Филипп был официально представлен. Леди Гонория Корт все еще хранила ту красоту испанского типа, что передавалась в ее семье со времен Армады[5], когда испанский дон остался в Ирландии, чтобы жениться на прародительнице ее рода. Леди Гонория была дочерью старого маркиза Киликеггана, который вместе со знаменитым маркизом Уотерфордом развил скачки с препятствиями от не очень респектабельного вида спорта до нынешних высот.

Одна из собак, ирландская гончая, поднялась на задние лапы, чтобы заглянуть в лицо Гасси. И няня, и девочка в ужасе вскрикнули. Ренни Корт пробежал через холл, схватил пса за ошейник с большими шипами и, оттащив прочь, дал пинка.

– Вы когда-нибудь видели такую собаку? – воскликнула леди Гонория. – Он так любит детей! Что за милое дитя! У нас в городе есть человек, который изготовляет совершенно чудные дагеротипы. Пока вы здесь, Аделина, вам нужно сделать ее портрет!

Леди Гонория широко улыбнулась. К несчастью, у нее не хватало переднего зуба, и каждый раз, когда она улыбалась, поспешно прикрывала указательным пальцем губы, чтобы скрыть дыру. У нее были красивые руки, унаследованные Аделиной, и заразительный веселый смех. Первые два дня Филипп считал, что она опасается своего вспыльчивого мужа, но много раз видел, как она обыгрывала его и сбивала с толку. При этом она принимала вид триумфатора, а он настороженно смотрел, будто бы ожидая очереди отомстить. Часто они не разговаривали друг с другом целыми днями, но поскольку оба имели тонкое чувство юмора и находили друг друга забавными, их размолвки прерывались внезапным смехом, с помощью которого они избавлялись от огорчений. У леди Гонории было одиннадцать детей, четверо из которых умерли в младенчестве, но она по-прежнему оставалась быстрой и грациозной в движениях и выглядела способной приумножить семью.

Аделина по очереди обняла троих своих младших братьев. Разрумянившаяся, с блестящими от радостной встречи глазами, она подвела их к Филиппу.

– Вот они! – воскликнула она. – Трое самых младших! Конвей, Шолто и Тимоти, подойдите и пожмите руку своему новому брату.

Все трое протянули Филиппу руки, первые двое смущенно, а третий – чересчур живо. Филипп решил, что в нем есть что-то необычное. Между братьями имелось замечательное сходство. Волосы у всех были светло-рыжие, глаза зеленые, лица вытянутые, с острыми чертами, а носы удивительно правильной формы с тонкими надменными ноздрями. Старший, Конвей мучил Филиппа своим сходством с кем-то уже знакомым, пока тот не сообразил, что Конвей похож на бубнового валета из его любимой колоды игральных карт.

5

Армада – крупный военный флот, собранный Испанией для вторжения в Англию в мае-сентябре 1588 г., разгромленный англичанами.