Страница 4 из 6
Удивленно уставившись на Верокочева, я спросил:
– Что это?
– Что именно интересует тебя? Место, где мы оказались, или его необычные для тебя свойства? Кстати, поздравляю тебя с началом процесса обретения зрения и слуха. Все, чем ты пользовался в своей жизни до этого момента, было майей, о которой ты подозревал, что погружен в нее, но не отличал ее иллюзорность от сущности бытия как такового. Скоро, надеюсь на это, ты начнешь ощущать запахи не хуже, чем слон, у которого хобот – один из лучших органов обоняния на планете. Поэтому тебя можно будет почитать, как Ганешу (или Гаджанану Слоноликого), если ты до конца проявишь свою сущность Преодолевающего препятствия. И кстати, в этом самом месте мы оказались не случайно – ты должен принять первую ступень посвящения, обретя дар Благодарения, что в переводе на санскрит означает «свасти». Понимаешь теперь связь круга Коловращения со свастикой? Когда тебе предстоит создать что-либо, тебе нужно вращать солнце внутри себя по правосторонней схеме. Если же нужно что-то устранить или преодолеть, то вращай солнце внутри себя по левосторонней схеме.
– Что значит вращать солнце внутри себя?
– А то и значит. Когда ощутишь внутри себя солнце, тогда и поймешь, как его вращать. Бог отличается от не бога тем, что знает, какое в нем светит солнце. Для того чтобы слова о том, что ты – бог, обрели для тебя смысл, нужно пройти посвящение в особом месте, таком как это. Здесь тебе будет легче все ощутить, потому что поле Земли в круге Коловращения проявляет себя гораздо мощнее. Шаман назвал бы этот круг местом силы, в котором восходящий поток ионов (от поверхности земли к верхним слоям атмосферы) приводит нервную систему человека в возбужденное состояние, кровяное давление повышается, и ты чувствуешь прилив сил, требующий разрядки.
– Для чего мне это?
– Для того чтобы все твои внутренние системы начали работать на пределе и ты смог выйти из привычного «полусонного» состояния в непривычное «бодрое», благодаря которому тебе легче будет почувствовать внутри себя солнце. Если бы мы сейчас не находились в центре круга Коловращения, в котором царит Вселенский покой, то наполняющая тебя энергия попросту смела бы твою способность мыслить здраво, и ты превратился бы в дикую стихию, вместо того чтобы стать зрелым богом. Пойми, тот путь, который у меня занял несколько столетий, тебе нужно пройти за считанные дни. Поэтому мы вынуждены были прийти сюда и из младенца превратить тебя в школьника.
– Еще один последний вопрос: где хозяин этого дома?
– Он будет рад «познакомиться» с тобой позже. А пока, чтобы не отвлекать тебя от главного – процесса твоего посвящения, он вышел из комнаты на кухню.
– Здесь есть кухня? Я ее не вижу.
– Конечно же, она есть. Но ты сказал, что вопрос о хозяине дома – крайний, а значит, не трать время на то, чтобы разрушить свое намерение.
– Прости, я был не прав. Говори, что мне делать, чтобы начать посвящение в боги.
– Слушай тишину…
Я перестал считать удары своего сердца, которые заглушали шум прибоя и скрип корабельных сосен, когда, по моим ощущениям, прошло минут десять. Мои глаза были закрыты, но странное свечение воздуха внутри дома не позволяло мне отвлечься от осознания нереальности происходящего. Я уже готов был сказать Верокочеву, что мне нужна его помощь, для чего открыл глаза и в этот момент увидел вокруг себя непроглядную темноту. Никаких звуков, никаких намеков на какой-либо физически ощущаемый предмет возле себя. Ничего. Ни верха, ни низа. Ничего.
Я подумал, что, наверно, именно так должна выглядеть черная дыра в самой своей сердцевине. И эта мысль напугала меня. Если я внутри черной дыры, то как мне выбраться из нее? Вместо того чтобы оказаться парализованным этим страхом, я (как несуразный «чатланин») захотел ощутить запах парного молока, перед тем как черная дыра спрессует мои атомы до неимоверной субстанции силой своей гравитации.
Внезапно среди абсолютной пугающей черноты появились капли молока, висящие вокруг меня словно в невесомости. Когда я пригляделся, то понял, что это не разлитое молоко, а звездные скопления и галактики, которые движутся мимо меня. А может, это я двигаюсь мимо них. Но поскольку расстояние до них неимоверное, кажется, что все происходит как в замедленной съемке.
Не знаю почему, но мысль о парном молоке не исчезла. Я спросил сам себя: почему мне нужно молоко в этот самый момент? И вместо ответа получил странную реакцию окружающего пространства на свой вопрос. Все зависшие в невесомости капли молока продолжали свое медленное путешествие по известным им одним траекториям. Но я помчался мимо них, не осознавая, куда двигаюсь. Наконец передо мной возникла капля, вытянутая как веретено. Когда я приблизился к ней вплотную, во мне возникла мысль, что я могу взглянуть на эту каплю сбоку. В эту же секунду я увидел спиралевидную галактику, медленно двигающуюся к другой галактике, и снова во мне (в этот раз возникшее воспоминание было связано с беззвучной ремаркой Верокочева о книгах Ефремова) возникла мысль – это галактика Андромеды и Млечный Путь несутся навстречу друг другу в безграничном космосе. Вот почему я захотел молоко – это же первая мысль о доме, о родной маме. Это тот самый маяк, который указывает место и время, куда нам необходимо вернуться, чтобы затем начать свое новое Путешествие.
В следующее мгновение ко мне вернулись звуки – я услышал чей-то смех, как будто за стеной разговаривали двое. Их голоса терялись в шелесте ветвей и плеске волн. Но сильнее всего меня поразил запах жареной картошки, который наполнил каждый сантиметр комнаты, посреди которой я стоял в разлитом сиянии.
Где-то из-за стены послышался незнакомый мужской голос:
– Если ты закончил свой танец, присоединяйся к нам.
Я пошел в сторону, откуда звучал голос, и увидел, что никакой стены между кухней и комнатой не было. Точнее, дом внутри был гораздо больше, чем выглядел снаружи. Комната тянулась в сторону кухни на полсотни шагов и заканчивалась собственно этой самой кухней, а именно столом, вокруг которого стояли барные стулья. На двух из них сидели Верокочев и незнакомец с изумрудными глазами. Причем я слышал, как они разговаривали между собой, не разжимая губ, к которым были прижаты граненые стаканы с черным чаем. Водан пошутил:
– Наконец-то наш Молочный Дервиш научился слышать без того, чтобы вглядываться в говорящего до его полного смущения. Скажу прямо, твои глаза навыкате несколько раз чуть не сбивали меня с серьезного настроя – выходило, как в анекдоте: «Иванов, коса, кошу…»
Я улыбался так, будто встретил своего друга, с которым не виделся давным-давно, но вся эта тьма времени пронеслась за одно мгновение – закрыл глаза, открыл – а вокруг уже все другое; только друг напротив тот самый, что и был, когда вы расставались. И ощущение в груди то же самое, будто ширится внутри тебя что-то светлое и большое – аж, дух захватывает.
Верокочев даже стакан с чаем поставил на стол, щурясь, словно смотрел не на меня, а на солнце:
– Да ты, брат, и впрямь, как в сказке про конька-горбунка, словно в чане с кипящим молоком искупался. Приветствую равного среди равных! Знакомься с Шамсом – он ведает нашей танцплощадкой.
При этих словах собеседник Водана поднял над своей головой стакан с чаем, салютуя мне, и он превратился в изящный иранский стеклянный бокал с красным вином. Или мне это показалось.
По привычке я хотел поприветствовать нового знакомого вслух, но вместо этого произнес в своей голове фразу: «Наверно, никакие слова не смогут передать то, что я чувствую здесь в этот самый момент».
– Друг, не стесняйся своих чувств, – с улыбкой произнес Шамс. – Наша жизнь – это непрерывный танец, скольжение перед Всевышним. Он знает каждый наш шаг, и тот, который кажется нам неуклюжим, и тот, который мы считаем своим достижением. Он радуется каждому шагу.
– Подождите, если мы боги, то о каком Всевышнем речь?
– О Том Самом, частицей Которого мы все являемся, – ответил Водан. Но сейчас не время для богословских дискуссий. Вместо того чтобы рассуждать, опираясь на предположения и предрассудки, лучше этот аспект жизни предоставить каждому живущему для самостоятельного приобретения личного опыта. Жизнь прекраснее любого рассуждения о ней.