Терновая Лилия

Другого-то у меня и не было.

Меня с порога чуть не задушили.

В объятиях.

Рачительные цветочницы не пошли отсыпаться после трудовой ночи, как я наивно полагала, а собрали остатки и обрезки былой роскоши, которые остались в доме Клеменс, и двинулись торговать.

Это белые и кремовые цветы употребили подчистую. Другие цвета и сорта, которые я не упомянула, томились в ведрах стройными рядами, ожидая самого бурного дня продаж. Ну, после гипотетической свадьбы, наверное. Но та когда еще будет, а помолвка — вот она.

Так что девушки, выпив бодрящего кофейку, живо сновали между ровенскими переулками и «базой», заново заполняя быстро пустеющие корзины пучками привычных фиалок и более экзотических и дорогих пионов. Обычно покупатели скупились и редко брали подобную роскошь, разве что по предварительной договорённости Ирен привозила пару корзин, на свадьбы или другие торжественные мероприятия. Аристократы сами неплохо справлялись с украшением своих залов, а вот лавочники и другие простые горожане предпочитали один раз потратиться, чем полгода растить в саду цветы, которые еще неизвестно как примутся.

Но в такой день, как сегодня, редкий прохожий оставлял цветочниц и их товар без внимания. Тем более, по традиции путь молодоженам положено устилать лепестками.

Помолвка, конечно, не свадьба, но примет лучше придерживаться. На всякий случай.

Так что весь Ровенс густо пропах цветами, испускавшими особо яркий предсмертный аромат, а в воздухе витали разноцветные лепестки, укутывая улицы пушистым ковром.

Забыв о сне и голоде, тем более, что Клеменс всунула мне в руку булочку с маком, а за ней и вторую, я вязала букеты, не забывая поправлять привыкших к моим новым узлам девиц и просить их завязывать ленты более привычными бантиками. Причин не объясняла, но была достаточно настойчива, чтобы цветочницы пожали плечами и послушались.

Все же тайный язык наемников лучше оставить тайным и перестать путать и пугать бедолаг невнятными указаниями.

К вечеру все работницы окончательно сбились с ног и, сгрузив пустые корзины башней у калитки, повалились на лавки, а кому не хватило места — те присели на пол.

— Ты молодец, Лили, — подмигнула мне Клеменс, когда я перебралась к ней на кухню, освободив часть лавки для страждущих.

Она как раз добавляла ароматные травы вроде базилика и орегано в овощное рагу, где-то в недрах которого притаились кусочки кролика. Бедняга был мелким, так что на два десятка девиц его точно не хватило бы, но добавить наваристости бульону — в самый раз. Я присела за ее спиной у стола и принялась вдумчиво складывать льняное полотенце розочкой. Руки за день так привыкли быть чем-то занятыми, что аж зазудели от минутного безделья.

— И герцогиню выручила, и нас поддержала. Даже если с гильдией не выгорит, мы на тебя не в обиде, — продолжила она, выставляя на полку над очагом стопку мисок и ловко орудуя половником. Перекусывать цветочницам придется у входа, но лучше так, чем голодными идти домой.

— Так вы знаете? Про де Сурри и ее монополию? — вырвалось у меня.

— Что такое твоя эта «полия», понятия не имею, а о том, что ее светлость своими розами и прочими цветами торгует втихаря, только ленивый не слышал. Жаль, среди моих девочек нет ни одной благородного происхождения. Аристократкам-то полегче будет. Выйди себе замуж и езжай в деревню, — Клеменс тяжело вздохнула. — Зря мы эту ерунду с гильдией затеяли, но кто же знал, что герцогиня так в свои розы вцепится.

Вот же!.. Я-то думала: храню страшную тайну, секреты развела… А о герцогине и ее сиротках, оказывается, весь город прекрасно осведомлён. Ну, хотя бы кому надо, те знают.

Спорить с Клеменс об относительности легкости бытия не стала. Вряд ли женщина, выросшая в тяжком труде и получившая приставку «де» через не менее сложную и опасную службу мужа, понимает, что чувствует тепличная барышня, которую услали в погрызенный мышами и вражескими набегами замок у границы. Не то чтобы я таким сочувствовала, но точно могла понять их страдания.

Как вспомню разбегающихся от меня тараканов — дрожь берет.

Так что согласно покивав, подхватила мисок пять с немного остывшим рагу, сколько на руках уместилось, и понесла их ко входу — подкармливать уставших цветочниц.

Жизнь потихоньку втянулась в привычную колею. Будто и не было суеты с гильдией, изучения законов и визита во дворец. По утрам я помогала наполнять корзины букетиками, только теперь вместо однообразных пучков фиалок мы с цветочницами тренировались составлять настоящие композиции с ранними хризантемами, георгинами и отцветающими пионами. В ход шли ветки не только цветущих растений, но и папоротник, тонкие ниточки берграса и пушистые лапы аспарагуса.

Мало кто из простых горожан был допущен в зал во время церемонии. Но каким-то образом весть об оригинальном украшении разнеслась по Ровенсу, и букеты в новом стиле стали пользоваться бешеной популярностью. А благодаря обилию в них посторонней травы цену удавалось держать приличной.

Де Брассье меня больше не вызывал. Кто-то, судя по всему, докладывал ему о каждом моем шаге, а раз меня не приглашали во дворец — смысла встречаться с биологическим отцом не было.

По вечерам я долго вертелась в душной комнате. От жары не спасали ни ставни, ни мокрые простыни, вывешенные на окне. Камень здания прокалялся за день до такого состояния, что к стене лучше было не прислоняться, иначе существовал риск получить ожоги. Кроме погоды, спать не давали и мысли.

К разгадке собственной личности я ближе не становилась. Воспоминания всплывать отказывались, все, что мне было доступно, по-прежнему касалось обслуживания себя и быта. Очень хотелось вернуться во дворец и посмотреть повнимательнее на принцессу, удостовериться, что она меня и правда не узнает. Но кто же меня пустит?

С церемонии помолвки миновало не меньше недели. Признаться, я сбилась со счета. Все дни настолько походили друг на друга, что проще было отмечать время рынками: миновал главный городской — вот и воскресенье прошло…

Когда в калитку дома Клеменс снова постучали.

Глава 19

Уже знакомый мне лакей в темно-зеленой ливрее стоял на пороге и вежливо улыбался. Запомнил-таки, что со мной лучше обращаться как с дамой.

— Мадмуазель Лили, вас ожидает ее светлость, — пояснил он очевидное.

Я уже привычно кивнула Клеменс и отправилась к карете. В наш переулок проехать умудрялась только телега с цветами, любой транспорт чуть роскошнее и просторнее застревал между домами, так что пройти пришлось почти квартал. Лакей вышколено подал мне руку, я забралась на сиденье и ухватилась за него покрепче. Трясло на брусчатке по-прежнему неимоверно.

Рессоры бы им, подумалось вдруг, и висок прострелило знакомой болью. Так всегда происходило, когда мысли из прошлой жизни пытались просочиться в мою нынешнюю — полупустую — голову.

Что такое рессора я, впрочем, представила себе весьма смутно. Вряд ли даже смогла бы нарисовать, слишком обтекаемое для меня понятие. Неужели в Морингии уже додумались до какого-то устройства, облегчающего тряску? Как бы узнать потактичнее? Может, с принцессой приехали горничные или какие-то слуги, которых можно расспросить? Только опять же, придется сначала попасть во дворец.

Интересно, что понадобилось от меня ее светлости?

В день помолвки мне вполне ясно дали понять, что цветочницы, в их числе и я, годятся только выручать благородных в критических ситуациях. На получение благодарности от королевской четы или какие-то нематериальные вознаграждения вроде внеочередного открытия гильдии можно не рассчитывать, так что чудес я не ждала.

Сад ее светлости в этот раз выглядел куда ощипаннее. Кажется, для нее тоже прошедшее празднество не прошло даром.

Выйдя из кареты, я проследовала за лакеем сквозь роскошные анфилады залов. Он нигде не задерживался, я тоже старалась не отставать.

Меня ожидали по другую сторону особняка, в саду, где в тени беседки расселись с послеполуденным чаем воспитанницы герцогини с ней самой во главе. Низкие белёные столики были густо уставлены пирожными и выпечкой, благоухавшей корицей. Рот моментально наполнился слюной.