Терновая Лилия

Уже воспитанный мною лакей помог спуститься и проводил три шага до широкого мраморного крыльца. Там меня уже ожидал куда более солидного возраста дворецкий. Шитья на его форме было побольше, как и седины в волосах, а ухоженная бородка клинышком и усы, тщательно завитые и блестящие, словно лакированные, выдавали личность уверенную в себе и уважаемую.

— Мадмуазель Лили? Прошу, — он шагнул в сторону, открывая мне доступ в усадьбу. Я кивнула, уверенно ступая по гладким плитам. Внутри меня тугой спиралью сворачивались нетерпение и предвкушение. Роскошь, пропитавшую каждый уголок герцогского жилища, я практически не замечала, сконцентрировавшись на предстоящей задаче.

Убедить полулегальную владычицу цветочного бизнеса, что сотрудничество выгоднее, чем монополия.

Меня проводили в зеркальный зал и оставили в одиночестве. Очевидно, предполагалось, что бедняжка-дворняжка, обескураженная обилием золота и отражающих поверхностей, проникнется собственным ничтожеством и окончательно сдуется. Я покрутилась перед ближайшей стеной, разбитой на десятки серебристых фрагментов. В изломанном зеркале отражалась хрупкая невысокая фигурка с вполне убедительными выпуклостями в нужных местах, подчеркнутыми прилегающим корсажем. Модный квадратный вырез почти не оставлял простора воображению, если бы не кружевная вставка под горло, собранная на тесьму. Впрочем, точно по центру она слегка расходилась, завлекательно обнажая полоску кожи. Пышные юбки, чуть приподнятые впереди, дабы похвастать туфельками в тон, за моей спиной мели пол. Хорошо, что в усадьбе он сверкал чистотой не хуже зеркальных стен.

Довольно улыбнувшись собственному отражению, я прошлась вдоль окон, с любопытством разглядывая сад. Вид открывался на другую часть, не ту, мимо которой проезжала карета, и цветов там оказалось куда меньше. Я вспомнила, что и у нас с Клеменс на завтра запланирована грандиозная распродажа — при небольшом везении девочкам удастся заработать в несколько раз больше обычного.

Дело в том, что весь город активно готовится к церемонии помолвки, которая пройдёт в дворцовом комплексе Солейль. И пусть он в удалении от столицы, гулять по такому случаю собирается вся страна, не то что город. Украшать Ровенс начали загодя: уже неделю как на всех домах висят пушистые цветочные и тканевые гирлянды, благо погоду маги обещали солнечную и сухую. Они-то проследят.

Ирен, благодаря этому празднику, уже неплохо подзаработала, как и наемные девушки. Конечно, с гильдией было бы сподручнее, но уж как есть. Я сильно надеялась, что нам удастся решить вопрос с регистрацией до королевской свадьбы. Вот уж когда народ разгуляется! В конце концов, монархи женятся далеко не каждое десятилетие.

Полюбовавшись ровно подстриженными кустами и остатками былой цветочной роскоши, я отошла от окна и побродила по гостиной. Присесть не решилась. Когда явится Ее Светлость, мне положено присесть в реверансе, а вскакивать перед этим с дивана — несолидно.

Дверь открылась почти беззвучно. Кажется, меня пытались застать врасплох. Зачем? Поймать на тайном отковыривании зеркала от стены? Чем еще там может заниматься чернь в знатном доме, оставленная без присмотра? Отпарывать золотую нить с подушек?

Представив себе азартно ковыряющуюся ножом в бархате Клеменс, я не сдержала усмешки и, опустив глаза долу, уверенно присела до самого пола, замерев со склоненной головой.

Герцогиня по положению ненамного ниже королевской четы или мага, и почтение ей положено оказывать соответствующее.

— Поднимись, дитя мое, — хорошо поставленный, звучный голос герцогини прокатился по залу, отражаясь от стен не хуже солнечных зайчиков. — У тебя поразительно изысканные манеры для цветочницы. Не подскажешь, из какого ты рода?

С облегчением выпрямившись (все же полуприсяд — не самое удобное положение), я чинно сложила руки поверх пышной юбки на правом бедре. Жест повторял мужское обыкновение придерживать на боку шпагу и был универсален для придворных обоего пола.

— Род мой не слишком знатен, Ваша Светлость, вряд ли вам случалось о нем слышать, — все еще потупившись, уклончиво ответила я. — Счастлива, что не оскорбила ваш взор своей грубостью.

Моего подбородка коснулась жесткая, холодная оправа веера из слоновой кости, заставив приподнять голову. Герцогиня изучала меня цепко, внимательно, выискивая малейшие недостатки и признаки порока.

Высокую причёску Ее светлости покрывал густой слой темной пудры, призванный замаскировать седину. Тело практически до подбородка скрывала плотная ткань с рельефным рисунком, выдавленным в бархате и вышитым дополнительно нитью темнее на пару тонов. Широкие юбки шуршали при каждом движении, ограждая ее личное пространство надежнее забора. Несмотря на почтенный возраст, кожа на лице была плотной и упругой, редкие морщинки у глаз и чуть углубленные носогубные складки ничуть не умаляли герцогине привлекательности. Серые глаза смотрели прямо и уверенно, Ее Светлость вполне осознавала свое положение и умело его использовала.

С этими словами герцогиня отступила в сторону и грациозно устроилась на ближайшем диванчике, кивнув мне на противоположный. Три служанки споро уставили низкий столик замысловатыми воздушными пирожными, две полупрозрачные чашки на блюдцах с цветочной росписью заняли свои места на противоположных концах, как короли, ожидающие первого хода пешки.

Я постаралась присесть достойно, что в ворохе юбок было весьма непросто. По мановению брови Ее Светлости нам налили дымящийся чай, — жасминовый, с легкой горчинкой в аромате — после чего слуги незаметно испарились, оставив нас наедине.

Герцогиня подняла чашку ко рту, отпила и беззвучно поставила обратно на блюдце. Я даже не стала пытаться повторять аттракцион. У моего тела со всеми его способностями есть предел.

— Могу ли я узнать, что именно вас смущает в идее организовать школу для девушек? — уточнила я. Мадам де Сурри на секунду прикрыла глаза, собираясь с мыслями.

— Видишь ли, затея эта в высшей степени благородная и возвышенная, и до тебя она приходила в голову многим достойным дамам, — медленно, веско, начала герцогиня. — Только вот она, к сожалению, обречена на провал. Молодые люди, вращающиеся в высшем свете, ищут соответствующих им по положению невест. То есть не только благородного происхождения, но и обеспеченных, с влиятельными родственниками, желательно в свите короля или королевы, или как-то иначе приближенных к трону и власти. Обездоленные сироты, какой угодно высокой родословной, им не интересны. А девушкам, получившим образование, не будет комфортно в глуши, куда их увезёт тот, кто может позариться на титул без гроша за душой. Все эти спешно разбогатевшие купцы, жаждущие дворянства, и пробившиеся с низов адъютантишки.

Ее Светлость брезгливо поморщилась, выражая свое отношение к заработавшим себе на жизнь трудом и потом простолюдинам, и снова отпила чаю. Я воспользовалась наступившей паузой.

— А что, если девушек готовить именно к жизни в глуши?

Герцогиня недоуменно захлопала глазами. Рука с чашкой дрогнула, конфуза удалось избежать чудом.

— А к чему там готовиться? — переспросила она. — Сидеть в комнатах вышивать? Невелика наука.

Теперь уже глазами пришлось хлопать мне. Это она считает, что жизнь в столице заканчивается, а за пределами ее — глушь и волки? Или что в поместье женщине нечем заняться? Так у меня пример Ирен перед глазами.

— Почему же вышивать, — осторожно возразила я. Рушить иллюзии нужно постепенно, тем более, когда они подпитываются чувством собственного превосходства. И ведь очевидно, что герцогиня хочет девушкам добра и надеется принести им пользу, но искренне почему-то считает, что жизнь в столице, в эпицентре дворцовых интриг, — это предел мечтаний каждой женщины. — Можно еще заняться хозяйством. Цветы выращивать. Помогать мужу следить за работниками. Организовать мастерскую какую-нибудь, в конце концов. Ткацкую, или швейную, или гончарную, смотря какая местность.

Герцогиня, не сдержавшись, фыркнула.