Страница 2 из 8
Эволюция научно-популярной публицистики – зеркало становления процесса секуляризации общества. Она проходила ряд этапов, которым были присущи свои особенности. Первый – наиболее длительный – период охватывает допетровскую эпоху, характеризующуюся как в России, так и в Европе, жестким подавлением всякого стремления человека к материалистическому осмыслению устройства мира и жизнедеятельности людей, о чем свидетельствуют трагические судьбы Коперника, Галилея, Джордано Бруно, которые, по мысли богословов, все существующее объясняли естественными законами, «желанием заключить все могущество Божие в ограниченный круг», человеку же якобы нужно «не многознание, а только вера и слепое повиновение»[3]. В тот период пересматривались основы вероисповедания и на этой почве происходили кровавые побоища, в ходе которых особо страдали те, кто выступал с новым словом, кто пытался найти истину в человеческом опыте, закреплять ее в рукописях, кто начал использовать печатный станок для высказывания оппозиционной мысли. По всей Европе с санкции религиозной и светской власти сжигали на кострах живую или овеществленную свободную мысль. Приведем ряд фактов этой трагической хроники.
642 г. – сожжена сарацинами богатейшая Александрийская библиотека. В течение шести месяцев рукописями топились все местные бани.
XI в. – по распоряжению шведского короля Олая «для облегчения введения христианства» сожжены рунические книги.
1327 г. – во Флоренции был сожжен поэт, мистик и астролог Чекко.
1415 г. – по постановлению Констанцского собора был сожжен вместе со своими книгами просветитель, ректор Пражского университета Ян Гус.
1508 г. – кардинал Хименес сжег около ста тысяч древних арабских рукописей.
1510 г. – император Максимилиан распорядился предать огню все еврейские книги, кроме Библии.
1527 г. – в Лейпциге за выпуск в свет недозволенных книг был обезглавлен печатник Ганц Гергот[4].
На Руси, в России весьма долго мысль составляла исключительную принадлежность духовенства, считавшего себя единственным обладателем истины. По мнению английского посланника Д. Флетчера, «епископы, лишенные всякого образования, следят с особенною заботою, чтобы образование не распространялось, боясь, чтобы их невежество и их нечестие не были обнаружены»[5]. В этом мнении иностранца отражено неприятие священнослужителями научного знания. Эта проблема до сих пор является предметом дискуссии. Архимандрит Иоанн (Экономцев), раскрывая взгляды церкви на знания, замечает: «Иногда высказывается мысль, что православие (в отличие от протестантизма) якобы являлось тормозом для формирования и развития у нас естественно-научной традиции». На самом деле это не так. Характеризуя эпоху Петра Великого, Иоанн поясняет: «Так же, как и в случае с Западной Европой, просвещение и наука нужны были Петру не сами по себе, а в прагматическом, утилитарном, сиюминутном преломлении»[6]. Этот основной тезис церковников о том, зачем власти и народу нужны знания и наука, варьируется в их трудах по-разному.
Второй период, переходный, открывается эпохой Петра Великого; он длился полтора века (1700–1850), когда происходило фактическое обособление светского научного знания от религиозного. Здесь можно вспомнить деятельность одного из сподвижников Петра Якова Брюса, работавшего в 1698 г. в лаборатории известного английского ученого И. Ньютона и написавшего «Теорию движения планет», переводившего по поручению Петра научные книги. Переведенная им работа Х. Гюйгенса «Книга мировоззрения, или Мнение о небесноземных глобусах или их украшениях», обычно называемая «Космотеорос», представляла в России «совершенно новый научный жанр». В ней «переводчик, безусловно, стремился разъяснить открытия науки Запада и сделать их понятными «читающей по буквам публике»[7].
Говоря о церковной реформе Петра Великого, протоиерей Георгий Флоровский называет ее «властным и резким опытом государственной секуляризации», который удался. В этом, по его мнению, «весь смысл, вся новизна, вся острота, вся необратимость Петровской реформы»[8]. Однако реформы Петра Великого не затрагивали религиозной мысли, не ущемляли ее. Согласно Духовному регламенту (1721), религиозная мысль оставалась только за духовенством: «…частный человек не может иметь голоса, всякое отступление его мнений от занесенных в Св. Писание “воню безбожия издает от себе”, и потому каждому христианину православного исповедания предписывается слушать от своих пастырей»[9].
На протяжении всего XVIII в. в российском обществе сохраняется доминирование религиозной мысли, но углубляется практическое разделение ее от светской, выраженное в контроле за мыслью и словом поданных. Так, императрица Елизавета Петровна 7 марта 1743 г. повелела, чтобы «все печатные книги в России, принадлежащие до церкви и церковного учения, печатались с апробацией Святейшего синода, а гражданские и прочие всякие, до церкви не принадлежащие, с апробацией Правительствующего сената». Как показала практика, в годы ее правления это достигалось с большим трудом, так как церковь не хотела выпускать светскую литературу из-под контроля. Интересная страница истории нашей культуры в этом отношении – научная и творческая деятельность М. В. Ломоносова, натолкнувшаяся на неприятие большинства церковников[10].
В трудах Ломоносова «О слоях Земли», «Явление Венеры на Солнце» и многих других отражен научный взгляд на развитие Вселенной. При этом ученый подчеркивал, что научная правда и вера «суть две сестры родные, дщери одного вышнего родителя», они «никогда между собой в распрю прийти не могут»[11]. В «Регламенте» академического университета Ломоносов записал: «Духовенству к учениям, правду физическую для пользы и просвещения показующим, не привязываться, а особливо не ругать наук в проповедях»[12]. Синод, не выступая открыто против такого авторитетного ученого, обрушил свой гнев на журнал Академии наук «Ежемесячные сочинения, к пользе и увеселению служащие» (1755–1764). Архиереи докладывали императрице о том, что издание печатает богохульные произведения, «многие, а инде и бесчисленные миры были утверждающие, что Священному Писанию и вере христианской крайне противно есть, и многим неутвержденным душам причину к натурализму и безбожию подает». 16 сентября 1756 г. руководству Московского университета была возвращена рукопись перевода поэмы А. Попа «Опыт о человеке», сделанного профессором Н. Н. Поповским, учеником Ломоносова. Синод снова отметил, что автор поэмы опирается на «Коперникову систему, тако ж и мнения о множестве миров, Священному Писанию совсем не согласные». Наконец, 21 декабря 1756 г. Синод представил императрице Елизавете подробный доклад о вредности гелиоцентрических воззрений для православия. Синод испрашивал именной указ для строгого запрета всем «писать и печатать как о множестве миров, так и всем другом, вере святой противном и с честными нравами не согласном, под жесточайшим за преступление наказанием не отваживался». Духовное ведомство предлагало конфисковать повсюду книгу Бернара Ле Бовье де Фонтенеля «Разговоры о множестве миров» (1686, перевод на русский язык А. Д. Кантемира – 1740) и номера «Ежемесячных сочинений…» за 1755–1756 гг. «Придворный ее величества проповедник» иеромонах Гедеон (Криновский) прочел императрице и издал в 1756 г. проповедь, направленную против натуралистов, предлагая спросить с них и с тех, кто украшен «рангами, достоинствами и богатством» (имея в виду ученых)[13].
3
Фойницкий И. Я. Моменты истории законодательства о печати // Сборник государственных знаний / под ред. В. П. Безобразова. Т. II. СПб., 1875. С. 363.
4
Фойницкий И. Я. Моменты истории законодательства о печати // Сборник государственных знаний / под ред. В. П. Безобразова. Т. II. СПб., 1875. С. 315; Жирков Г. В. История цензуры в России XIX–XX вв.: учеб. пособие. М., 2001. С. 8.
5
Флетчер Д. О государстве русском. СПб., 1906. Цит. по: Фойницкий И. Я. Моменты истории законодательства о печати // Сборник государственных знаний / под ред. В. П. Безобразова. Т. II. СПб., 1875. С. 318.
6
Экономцев И. (архимандрит). Национально-религиозный идеал и идея империи в Петровскую эпоху (к анализу церковной реформы Петра) // Петр Великий: pro et contra. СПб., 2003. С. 590–591.
7
Филимон А. Н. Яков Брюс. М., 2013. С. 294.
8
Флоровский Г. Пути русского богословия. Париж, 1937. С. 82.
9
Духовный регламент всепресветлейшего, державнейшего государя Петра Первого, императора и самодержца всероссийского. М., 1904; Полное собрание законов Российской империи. Т. 6. СПб., 1838. С. 317–318. См. также: Фойницкий И. Я. Моменты истории законодательства о печати // Сборник государственных знаний / под ред. В. П. Безобразова. Т. II. СПб., 1875. С. 347.
10
См.: Берков П. Н. Ломоносов и литературная полемика его времени. 17501765. М.; Л., 1936; Жирков Г. В. История цензуры в России XIX–XX вв.: учеб. пособие. М., 2001. С. 20–22.
11
Богданов А. П. Перо и крест: русские писатели под церковным судом. М., 1990. С. 401.
12
Пекарский П. П. История Императорской Академии наук. Т. II. СПб., 1873. С. 671.
13
Цит. по: Барсов Т. В. О духовной цензуре в России // Христианское чтение. Т. ССXII. Ч. 1. С. 11–112; Райков Б. Е. Очерки по истории гелиоцентрического мировоззрения в России. М.; Л., 1947. С. 262–264; Богданов А. П. Перо и крест: русские писатели под церковным судом. С. 409–412.