Страница 9 из 18
Он:
– Ты что, с ума сошла, она же меня близко к себе не подпустит.
Она:
– Ну, с Нинкой.
Он:
– Типун тебе на язык! Ты её лицо помнишь?
Она:
– Помню.
Он:
– Ну а чего тогда спрашиваешь? Ты мне хоть сколько доплати, а я изменять не стану.
Она:
– А сколько, сколько доплатить?
Он:
– Да хоть миллион.
Она:
– Ну вот, допустим, даю я тебе миллион, ты мне изменишь?
Он:
– Честно?
Она:
– Честно.
Он:
– Если честно, то нет.
Она:
– А почему?
Он:
– Потому что у тебя миллиона нет.
Она:
– Ну а если, допустим, даю тебе миллион, можешь ты предположить, что мне изменяешь?
Он:
– Могу.
Она:
– Как можешь?
Он:
– Предположить могу, изменить – ни за что.
Она:
– А за два миллиона?
Он:
– Да ведь ты не дашь.
Она:
– А если предположить, что даю я тебе два миллиона, что ты будешь делать?
Он:
– Один миллион положу в сберкассу.
Она:
– А на второй?
Он:
– А на второй куплю тебе семечек.
Она:
– Для чего?
Он:
– Чтобы у тебя рот был всегда занят.
Она:
– А изменить бы не мог?
Он:
– Ни за что.
Она:
– Значит, ты меня любишь?
Он:
– Люблю.
Она:
– Честно?
Он:
– Честно.
Она:
– А если очень честно?
Он:
– Тогда очень люблю.
Она:
– И никогда в жизни не врал?
Он:
– Врал.
Она:
– Честно?
Он:
– Если врал, то всегда только честно.
Наши женщины
Что ни говорите, но ихним женщинам до наших далеко. Нет, я, конечно, с ихними женщинами близко не знакомился. Они меня близко не подпускали, но, чувствую, что им до наших далеко, слабые они перед нашей женщиной.
Возьмем, к примеру, француженку. Вот они, говорят, пикантные, кокетливые. А перед нашей все равно слабы. Представь себе, эта француженка, вся из себя пикантная, приходит в понедельник с утра на работу к миллионеру. Она у него секретаршей работает. А он ей говорит:
– Пардон, мадам, вам сегодня в связи с конверсией придется на овощной базе картошку разгружать.
И вот она, француженка, вся из себя пикантная, вся во французских духах, и вся, можно сказать, в «Шанели номер 5», а ей на спину мешок с картошкой – хлобысь! – и нет француженки. А нашей, она в шинели номер 56, ей хоть мешок на спину взвали, хоть два – хлобысь! – и нет картошки.
Филиппинки, говорят, тонкие, стройные, нежные. А перед нашими все равно слабы. Они, понимаешь, тонкие. Между прочим, и у нас тонких навалом. Я лично, правда, не видел, но один мужик говорил, что есть. Правда, у нас их дистрофиками называют. Они, понимаешь, стройные. А покорми-ка их вместо всяких авокадо и бананов картошечкой три раза в день, да надень на эту филиппинку вьетнамскую одежку, «челноками» нашими из Турции привезённую прямо из Караганды, с итальянскими наклейками, да впусти её в наш автобус в час пик – ей сразу места для инвалидов уступать начнут.
Немки, говорят, хорошие хозяйки. Каждая немка, говорят, может приготовить до пятидесяти разных блюд из разных продуктов. Ну, так то же из разных. Я бы посмотрел, сколько она блюд приготовит, когда у неё всего три продукта: картошка, спички и сковородка. А моя Нинка из одной картошки шестьдесят три блюда сделает, а если с постным маслом, то и все сто. Она из этой картошки в воскресенье такой супец сварганила, что ем уже третью неделю и всё равно жив.
Англичанки, говорят, сдержанны, немногословны. А чего тут много говорить, когда пришла в магазин, купила, пошла домой. Ты попробуй быть сдержанной, когда два часа в очереди за этой картошкой отстояла, а пьяные… Потому что пьяные джентльмены все время без очереди лезут, да ещё орут на тебя: «Щас как дам фейсом об тейбл!»
Американки активные, спортивные, целеустремлённые, а перед нашими все равно слабы. У нашей каждый день кросс по пересечённой местности. Утром проснулась, всех разбудила, накормила, в детсад отвела, на работу отправила, сама на работу прибежала, восемь часов отсидела, потом по магазинам пробежалась, домой пришла и как впервые за день навернула семьсот грамм колбасы, пока картошка жарится! Может твоя американка навернуть семьсот грамм колбасы за один присест целеустремлённо? А сдать литр крови за три отгула?
Японки, говорят, тихие, вежливые, миниатюрные. Ну, наших, конечно, миниатюрными не назовешь. А нам и не надо. У нас, между прочим, женской обуви маленьких размеров – раз-два и обчёлся. Импортные кусаются, а своя промышленность только сороковой размер выпускает. Вот и представь себе миниатюру: стоит японка в кимоно с веером, а снизу сороковой размер.
Нет, ихним женщинам до наших далеко. Слабы они перед нашими женщинами. Наша тихая, как японка, вежливая, как эскимоска, активная, как американка, на соседей может поорать не хуже итальянки, весёлая, как чукча, и нежная, как филиппинка, если её филиппок рядом.
Любовь зла
Зовут меня, предположим, Александр, а отчество, допустим, Севастьянович, хотя, конечно, не в этом дело. А она, предположим, красавица была. Венера. Только в одежде и руки не отбиты. И каждый вечер эта самая Венера с работы мимо нашего местожительства ходила. А мы с брательником на неё издали глазели.
Но ведь к ней не подойдёшь, потому что она красивая, а это у них хуже всего. Но я всё-таки сообразил. Брат у меня – хороший парень. Только с придурью. В театральное училище два раза поступал, летом снова будет. А пока он драмкружок ведёт при городском ипподроме.
Я с ним, с братом, обо всём и договорился. И вот когда эта Венера опять мимо нашего дома шла, он вылетает к ней в парике и давай приставать. Дескать, как вас зовут и так далее. Она в крик. Я на помощь. Брательника через бедро и об землю. Мы этот бросок три дня репетировали. Но не всё получилось. Он на спину упасть должен был, а получилось – на голову. Но не в этом дело, главное – разговор начать.
– Здесь, – говорю, – хулиганов пруд пруди, а я самбист, боксёр, разрядник по прыжкам вперёд. Разрешите до дома проводить.
Слово за слово. Пока до её дома дошли, договорились завтра в ресторан пойти.
Назавтра я в ресторан пораньше забежал, со всеми договорился. Вечером с Венерой приходим. Швейцар двери распахивает:
– Здравствуйте, Александр Севастьянович. Вас уже ждут.
Метрдотель подбежал:
– Прошу за этот столик, Севастьян Александрович.
Перепутал все-таки. Плохо, значит, я с ним договорился. Зато официантка все по высшему разряду оформила. Венера удивляется, но ест с аппетитом. Поужинали мы с ней, официантка подходит.
– Спасибо, – говорит, – Николай Афанасьевич, что зашли.
Я встаю и, не расплачиваясь, к выходу собираюсь. Венера вспыхнула.
– Вы же, – говорит, – расплатиться забыли!
Официантка тут же закудахтала:
– Что за мелочи! Да кто же считается! Почётный гость. Ждем вас всегда с нетерпением.
Ещё бы ей не ждать, я бы на её месте тоже ждал.
Венера говорит:
– Кто же вы такой? Где на работе оформлены?
– Да так, – отвечаю, – подрабатываю в одной артели по космической части.
На улице к Венере, конечно, «хулиган» пристал. Я его, конечно, через бедро швырнул. Парик с него слетел. Он и отстал. Венера, правда, посмотрела на него как-то подозрительно и даже спросила потом:
– Где-то я его видела?
– Да, наверное, в кино снимается, бандюга. В передаче «Человек и закон».
Дня через три в театр с ней ходили. Из театра вышли, и тут же к нам «Чайка» подкатила. Как брательник шофёра уговорил, не знаю, только сели мы в неё, как в мою персональную. Там, правда, человек ещё какой-то сидел, ни слова по-русски не знал, но я сказал, что это мой телохранитель и ему говорить не разрешается. До дома её добрались. В подъезде опять к ней «хулиган» пристал. Настырный такой оказался. Пришлось его в подъезде опять отметелить.