Страница 4 из 8
«По несчастию, – пишет А. И. Герцен, – татарин-миссионер был не в ладах с муллою в Малмыже. Мулле совсем не нравилось, что правоверный сын корана так успешно проповедует евангелие. В рамазан исправник, отчаянно привязавши крест в петлицу, явился в мечети и, разумеется, стал вперёд всех. Мулла только было начал читать в нос коран, как вдруг остановился и сказал, что он не смеет продолжать в присутствии правоверного, пришедшего в мечеть с христианским знамением.
Татары зароптали, исправник смешался и куда-то спрятался или снял крест»[38].
Надо сказать, что интерес к живущим на территории северо- восточной губернии финно-угорским народам пробудился у А. И. Герцена вскоре по прибытии в Вятку. Не случайно он посвятил им опубликованные в «Вятских губернских ведомостях» статьи «Вотяки и черемисы»[39] и «О вотяках, черемисах и татарах Вятской губернии»[40] Несмотря на эпизодичность личного общения А. И. Герцена с удмуртами и марийцами, писатель, как показало время, создал труды, отличающиеся проницательностью наблюдений и основательностью выводов. Это касается, например, особого отношения марийцев- язычников к пятнице, считавшейся у них таким же священным днём, как воскресенье у христиан. В этот день особая честь воздавалась «пятничному богу – уишиян уму»[41].
Одним из тех этнографов-профессионалов, кто позднее подтвердил запечатлённое пером мастера художественного слова, был хорошо знавший обычаи марийцев член-сотрудник Императорского Русского географического общества С. К. Кузнецов. В работе «Черемисская секта Кугу Сорта», опубликованной в 1908 году в журнале «Этнографическое обозрение», он, например, отмечает: «Пятница у всех черемис издревле почитается. Равносильна нашему воскресенью и называется кугарня (т. е. кугу арня) – “великая неделя”, “большой недельный день”; к этому молению приурочены все крупные моления черемис в честь добрых богов…»[42].
На более раннюю работу С. К. Кузнецова – «Четыре дня у черемис во время сюрэма» – вскоре после её выхода в свет в 1879 году под эгидой Русского географического общества обратил внимание непревзойдённый мастер русского слова Николай Семёнович Лесков (1831–1895).
Основой 53-страничного этнографического очерка явился доклад, сделанный перед членами почтенной организации в декабре 1878 года. Со своими коллегами С. К. Кузнецов поделился свежими впечатлениями от «торжественного жертвоприношения в честь добрых богов»[43], которое ему довелось наблюдать в «Китяке – черемисской деревне на 29-й версте от города Малмыжа Вятской губернии, по елабужскому тракту»[44].
Найденные в издании ценные сведения Н. С. Лесков использовал в очерке «Епархиальный суд», впервые напечатанном под названием «Духовный суд» в трёх номерах газеты «Новости» от 12, 13 и 18 июня 1880 года.
В главе восьмой автор сетует на то, что «вера… наша, несомненно, страдает и подвергается самым ужасным, почти неслыханным в христианстве порицаниям не по влиянию “заносных учений”, на которые мы охочи всё сваливать, а по причинам, зависящим от устройства нашей церкви»[45]. В доказательство этого тезиса он приводит «недавно обнаруженный» им в исследовании С. К. Кузнецова «случай… чрезвычайно тяжелый и мучительный для сознания христианина»[46].
Вот как Н. С. Лесков излагает содержание «книжечки»:
«…Наши давно окрещённые черемисы и в 1878 году были такие же язычники, какими были до крещения… Им было как-то проповедано евангелие; у них настроены церкви, в которых есть штаты духовенства; это духовенство совершает крещение младенцев и ведёт, конечно, исповедные росписи, в которые надо вписаться, чтобы не подпасть ответственности, а христианства всё нет как нет… И это ещё не самая большая беда, что крещёные черемисы до сих пор не сделались христианами: это у нас случалось и с татарами и с мордвой, у которой до сих пор во весь развал идёт эпоха двоеверия, но вот в чём беда, – что окрещённые черемисы стали нравственно хуже, чем были; что всякий, вынужденный иметь с ними дело, – старается отыскать старого, некрещёного черемиса (из тех, кои отбежали крещения), потому что, по общему наблюдению, у некрещёных больше совестливости… Этого оскорбления святейшей религии Христа не может не поставить нам в вину вселенское христианство! О своём же крещёном поколении черемисы самого невыгодного мнения; да иначе не может и быть. Это окрещённое, но ничему в христианстве не наставленное поколение, как свидетельствует та же книга, изданная императорским Русским географическим обществом (стр. 6), “относительно христианства столь же невежественно, как их отцы и деды, а к язычеству оно успело охладеть, потому что представители его редеют. Теперь можно из подросшего поколения встретить таких, которые не придерживаются никакой религии…».
Исходя из сказанного, Н. С. Лесков делает такой вывод:
«Вот положение, которое едва ли нельзя назвать водворением религиозного нигилизма посредством крещения. А это заявлено твёрдо и никем не опровергнуто, и, хотя или не хотя, ему, очевидно, приходится верить и с ним соображаться. Принимая же в расчёт, что такое явление далеко не единично, его надо считать важным и требующим самых скорых и самых энергических мер к всестороннему поправлению церковного дела. И скорого непременно потому, что церковная беда не ждёт. Мнение это есть едва ли не общее мнение всей церкви, кроме тех, которые свои вкусы предпочитают истинам евангелия»[47].
Из других писателей-классиков оказался невольно причастен к вятскому югу Ф. М. Достоевский, который в 1849 году по Сибирскому тракту следовал в ссылку через Малмыжский уезд вместе с другими петрашевцами.
Автор одной из наиболее популярных биографий Фёдора Михайловича Леонид Петрович Гроссман (1888–1965) пишет:
«Это было первое его путешествие по России. Он знал лишь Петербургский тракт от Москвы и морской рейс из Кронштадта в Ревель. Теперь за две недели русские тройки пронесли его по необъятному снеговому маршруту от Невы до Западной Сибири. Он проехал северным поясом страны по девяти губерниям: Петербургской, Новгородской, Ярославской, Владимирской, Нижегородской, Казанской, Вятской, Пермской и Тобольской. В Приуралье мороз достигал 40 градусов. “Я промерзал до сердца”, – писал о своём первом странствии по необъятной родине петербургский житель»[48].
С великим писателем оказался тесно связан своей судьбой сын известного малмыжского купца Капитон Корнилиевич Сунгуров (1835–1866). Будучи жителем Санкт-Петербурга и находясь за свою революционную деятельность под следствием, в июне 1863 года он дал о себе такие показания:
«…Происхожу из купеческого звания; уроженец Вятской губ<ернии> города Малмыжа. Вероисповедания православного, на исповеди бываю, хотя и не ежегодно, и в последний раз исповедовался и св<ятой> тайне приобщался в нынешнем году, на шестой неделе великого поста. В настоящее время родитель мой приписан к обществу мещан Царского Села. Отец жив, родная мать померла в 1840 году, и теперь имею мачеху. Кроме того, есть у меня брат лет восемнадцати, сестра лет двадцати трёх. Есть родственники в Вятской губ<ернии> в городе Котельниче (дед по матери). Недвижимой собственности родители не имеют.
Первоначальное образование получил дома (в Малмыже); на девятом году меня поместили вместе с покойным братом во вторую казанскую гимназию. По окончании курса в гимназии (1853) я был принят без экзамена в Казанский же университет, откуда по желанию отца, проживавшего в это время в Петербурге, перешёл в Петербургский университет. Это было в марте 1856 г. После того обстоятельства заставляли меня несколько раз оставлять университет и потом снова поступать в него; в 1859 году я поступил на юридический факультет, раньше был на историко-филологическом; был выключен за дело казанских студентов, потом опять принят, потом университет закрыли.
38
Герцен А.И. Былое и думы // Герцен А. И. Собрание сочинений: В 30 т. / гл. ред. В. П. Волгин. Т. 8: Былое и думы. 1852–1868. Ч. I–III. М.: Изд-во Акад. наук СССР, 1956. С. 266. В конце 1976 года в Малмыже в рамках Дней советской литературы вместе с группой писателей побывала один из известных биографов А. И. Герцена Лидия Борисовна Либединская (1921–2006). В фойе районного Дома культуры продавалась её книга: Герцен в Москве: художественно-документальный очерк. М.: Детская литература, 1976. Автограф «Володе Семибратову на добрую память! Л. Либединская.10. XII – 76 г.» стал первым в обширном собрании автора этих строк (см.: Семибратов В.К. Л. Б. Либединская как биограф А. И. Герцена // Десятые Герценовские чтения: материалы Всероссийской научной конференции (Киров, 11–12 января 2012 г.) / КОУНБ им. А. И. Герцена; сост. С. Н. Будашкина. Киров, 2012. С. 115120). Кстати, Л. Б. Либединская была связана родственными узами с Л. Н. Толстым.
39
Герцен А.И. Вотяки и черемисы // Вятские губернские ведомости. Часть неоф. 1838. Прибавление. № 1. С. 1–2; № 3. С. 1–15.
40
Герцен А.И. О вотяках, черемисах и татарах Вятской губернии // Вятские губернские ведомости. Часть неоф. 1839. Прибавление. № 42. С. 84–87. Автором статьи является лесничий Иванов, чей изначальный текст подвергся серьёзной редакторской обработке А. И. Герцена.
41
Герцен А.И. О вотяках, черемисах и татарах Вятской губернии // Герцен А.И. Собрание сочинений: В 30 т. / гл. ред. В. П. Волгин. Т. 30. Дополнение к изданию. Кн. 2: Письма 1869–1870 годов. М.: Наука, 1964. С. 608.
42
Кузнецов С.К. Черемисская секта Кугу Сорта // Кузнецов С. К. Святыни. Культ предков. Древняя история / сост. Лайд Шемйэр (В. Н. Козлов). Йошкар- Ола: Центр-музей им. Валентина Колумба; ГУП РМЭ «Марийское книжное издательство», 2009. С. 262.
43
Кузнецов С.К. Четыре дня у черемис во время сюрэма // Полтыш – князь черемисский. Малмыжский край / ред. – сост. Лайд Шемйэр (В. Н. Козлов). Йошкар- Ола: Центр-музей им. Валентина Колумба, 2003. С. 305.
44
Там же. С. 305–306.
45
Лесков Н. С. Епархиальный суд // Лесков Н. С. Собрание сочинений в одиннадцати томах. Т. 6 / подг. текста и примеч. С.А. Рейсера. М.: Гослитиздат, 1957. С. 573.
46
Там же. С. 574.
47
Лесков Н. С. Епархиальный суд. С. 674–575. См. также: Сергеев В. Вятка и Лесков // Кировская правда. 1996. 3 фев.
48
URL: http://dostoevskiy-lit.ru/dostoevskiy/bio/grossman-dostoevskij /glava-vii-ssylnokatorzhnyj.htm. Л. П. Гроссман цитирует письмо Ф. М. Достоевского, отправленное им в 1854 году брату: «Нас везли пустырём, по Петербургской, Новгородской, Ярославской и т. д. <…> Мы мёрзли ужасно. Одеты мы были тепло, но просидеть, наприм<ер>, часов 10, не выходя из кибитки, и сделать 5, 6 станков было почти невыносимо. Я промерзал до сердца и едва мог отогреться потом в тёплых комнатах. Но, чудно: дорога поправила меня совершенно. <…> По всей дороге на нас выбегали смотреть целыми деревнями и, несмотря на наши кандалы, на станциях брали с нас втридорога» (URL: http://dostoevskiy-lit. ru/dostoevskiy/bio/letopis-zhizni-i-tvorchestva/1850–1854-gg.htm).