Страница 2 из 16
Засмеялся, схватил зверя в охапку, завалился на коврик и начал крутиться на спине, отталкиваясь пятками от пола. Плафоны люстры на потолке заиграли бликами. Максим зажмурился, а когда открыл глаза, в комнате было темно.
От неожиданности он вскрикнул. Вскочил и протянул руку к выключателю. Щелчок. Света нет. Еще один – тщетно.
Максим старался рассуждать спокойно:
– Скорее всего, пробки. В подвал надо идти. Телефон бабушка спрятала. Сам виноват – нечего математику списывать. Фонарик в кладовке, кажется, лежит. Добегу быстро и все сделаю, – он прислушался. В доме ни звука. – Интересно, в саду фонари горят? – на ощупь добрался до окна, раздвинул занавески и снова вскрикнул, прикрыв ладонью рот.
Со стороны флигеля к дому двигалась светящаяся человеческая фигура. Максим осел на пол и обхватил колени:
– Мамочки, кто это?! – по спине и затылку словно муравьи забегали. В груди заколотилось сердце.
«Что делать? Бабушку звать? А вдруг оно услышит? – подполз на четвереньках к выходу и привстал на носочки. Дотянулся до потаенного гвоздя, вбитого в дверь и прикрытого вешалкой со спортивным костюмом. Снял деревянный лук. Вытащил стрелу из колчана и медленно отодвинул щеколду. – Оно, наверное, до дома не дошло еще?! Ой, не доплыло. Тьфу! Что они там делают, привидения? Ходят? – мысли скакали беспорядочными букашками. – Надо бабушку спасать!»
Дверь скрипнула. Максим от неожиданности икнул, выглянул в холл и оцепенел. Бледный лунный свет пробивался сквозь слуховое окно. Через входную дверь просачивалось мутновато-белое очертание мужской фигуры. Сначала появились широкие плечи. Голова в странной высокой шляпе, похожей на цилиндр. То ли пальто, то ли плащ струился волнами, словно дул ветер. И ноги… Они двигались, как у обычного человека, перешагивающего через низкий забор, но только очень медленно.
«Крадется», – Максим перестал дышать. Глаза непроизвольно расширились. Сердце переместилось сразу в оба уха, а спину защекотала стекающая вдоль позвоночника струйка пота. Он вцепился в притолоку мокрой ладонью и напряг живот, преодолевая позыв в туалет.
Призрак медленно двигался в его сторону. Максим не мог пошевелиться. В середине холла силуэт остановился. Попав в пучок лунного света, сформировался в густой плотный туман с белесым отливом. И в этот момент Максим увидел лицо призрака. Очень похожее на бабушкино, но не строгое, а печальное. Максим не выдержал напряжения и крикнул:
– Уходи! У меня вот что есть! – он вскинул оружие.
Привидение зашевелило губами, расставило ручищи в стороны, пытаясь то ли схватить, то ли обнять, и, склонив голову набок, двинулось на Максима. Большие грустные глаза смотрели в упор.
Максим никак не мог попасть раздвоенным концом стрелы в натянутую тетиву. В отчаянии швырнул лук в привидение. Оно протяжно охнуло, пропуская оружие сквозь себя.
Удар лука о паркет показался Максиму оглушительным взрывом. Он заорал. Развернулся на пятках. Прыгнул в комнату. Сшиб стул, больно ударившись коленкой. Споткнулся в потемках о медведя. Схватил его и забился под письменный стол.
«Щеколду не задвинул!» – внезапно внизу живота словно ослабили тугой узел. Штаны стали горячими.
Еще какое-то время Максим прислушивался, стараясь уловить посторонние звуки, но кроме глухих частых ударов в груди ничего не различал. Часы в холле отмерили четверть десятого. Наверху бабушка зашаркала тапками. Шаги приближались. Скрип двери, вспышка света в лицо.
– Максимушка, ты тут?
Из воспоминаний выдернул слепящий глаза круг и неожиданно резко прозвучавший в тишине знакомый голос:
– Здравствуй, – садовник опустил фонарик, – в супермаркет зашел. Жанна Яковлевна только завтра пожалует.
Максим с трудом поднялся на затекших ногах:
– Здравствуйте, Иван Семенович.
Садовник крепко сжал ладонь Максима:
– С возвращением, – он ловко выцепил из кармана брюк связку ключей и открыл калитку, – иди за мной.
Максим накинул на плечо лямку рюкзака, схватил гитару, чемодан и поспешил за Иваном Семеновичем.
Дом казался покинутым. Ставни закрыты. Плющ разросся, скрывая местами кирпичную кладку. Его курчавая шевелюра спускалась с крыши и шапкой нависала над эркером первого этажа. Вдоль выложенной плиткой дорожки – от калитки до крыльца – выстроились в ряд фонари, выпустив навстречу сумеркам короткие тени. Над головой, глухо ухнув, пролетела потревоженная птица.
– Электричество отключили? – с тревогой спросил Максим.
– Вторую неделю с перебоями. Кабель в поселке меняют. Пришлось генератор старый в порядок приводить. Свет в доме есть.
Максим вздохнул с облегчением: не хотелось в первую же ночь вздрагивать от каждого шороха на новом месте.
«На новом. Сказанул, тоже мне», – в детстве облазил здесь каждый сантиметр.
Они обошли дом слева, поднялись по широким ступеням крыльца и остановились перед металлической дверью. Садовник поставил сумки на низкую скамью у каменных балясин, и передал фонарик:
– Посвети-ка. Замки менял после смерти Алисы Витальевны. К ключу не привыкну.
Максим вздрогнул: он редко называл бабушку по имени. Когда в деканате сообщили о смерти Алисы Витальевны Стрельцовой, не сразу сообразил, о ком идет речь.
Вошли в холл. Иван Семенович скинул обувь и прошелся вдоль стены, щелкая выключателями:
– Алиса Витальевна всегда следит… следила, чтобы везде свет горел. Не экономила на этом.
«Для меня старалась».
Тугой ворот водолазка вдруг сдавил Максиму горло.
– Комната где твоя, не забыл? – Иван Семенович уже гремел посудой и шуршал пакетами на кухне.
– Помню, – Максим огляделся.
Центральную часть холла занимала печка. Старинная. Облицованная цветными изразцами с замысловатым кружевным орнаментом. В детстве он любил забираться на высокую лежанку и отогреваться после прогулки на морозе.
Из кухни выглянул Иван Семенович с большим ножом в руке:
– Чего застыл. Воспоминания?
– Да. Навалилось как-то.
– Немудрено. Мог бы почаще приезжать, – садовник что-то кромсал: с кухни доносились частые постукивания ножа о дерево. – Алиса Витальевна каждый год тебя ждала. Комната всегда наготове.
«Столько лет скучал по дому. А приехал – все чужое».
Иван Семенович снова выглянул. На этот раз, с куриной тушкой, обмазанной чем-то коричневым:
– Через полчаса ужин. Мясо. Салат. Пить будешь? Не знаю, что у вас там принято.
Максим машинально ответил:
– Виски, джин, эль, пиво… Эдвард угощал ромом. Из Ямайки, – он все еще стоял на пороге, не решаясь шагнуть вперед в прошлое, – но я, вообще-то, пью редко.
Иван Семенович твердой походкой вернулся с кухни, взял у Максима рюкзак и чемодан:
– Полегче: виски с джином не держим. Есть красное сухое. Пятнадцатилетней выдержки. Алиса Витальевна предпочитала его, – он развернулся и пошел к комнате Максима.
Тот поспешно скинул кроссовки и поплелся за ним, прижимая к груди гитару. Иван Семенович ковырялся ключом в замке:
– Опять заедает. Смазать надо, – открыл дверь, пропустил Максима, поставил чемодан и кинул рюкзак на тумбу у стены: – Жанна Яковлевна вчера убиралась. Твои вещи Алиса Витальевна просила регулярно стирать, чтоб не залеживались. Ничего не разрешала выбрасывать.
Максим буркнул стеснительное «благодарю», осторожно положил на кровать гитару и присел на краешек стула у письменного стола.
– Ну, не буду мешать. За стол позову, – садовник вышел и прикрыл дверь.
«Семеныч совсем не изменился. Только плечи, кажется, шире стали, и морщин прибавилось».
Он обвел взглядом комнату:
«Словно вчера отсюда вышел. Лук. Колчан со стрелами на двери висит. А грозилась выкинуть. Михыч на привычном месте развалился, – он протянул руку и потрепал медведя по голове, потрогал карандаши в стаканчике: – Наточены. – И почему-то стало нестерпимо трудно дышать. – Что же не так?»