Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 14 из 27



Агнес опустилась на край кровати. Шагги почувствовал, что ее банка с пивом пролилась на матрас, потому что его носочки стали намокать. Она, зарывшись лицом в его волосы, рыдала сухими горькими слезами, ее влажное дыхание неприятно холодило его шею. Упав на кровать, она притянула и прижала его к себе, и он увидел ее перекошенное лицо, тушь, размазанную по щекам. Мать выглядела так же, как иногда красотки с банок лагера – отвлекся печатник, съехал трафарет, и женщина внезапно оказывалась жуткой смесью разных слоев печати.

Агнес потянулась поперек матраса к сигаретам, закурила, шумно затянулась, отчего кончик сигареты разгорелся, заполыхал медным цветом. Она несколько мгновений смотрела на огонек, а потом надтреснутым от жалости к самой себе – «ах, бедная я, несчастная» – голосом принялась подпевать песне на кассете. Ее правая рука изящно вытянулась, она поднесла горящую сигарету к занавеске. Шагги смотрел, как материя сначала принялась тлеть, а потом пошла серым дымком. Он весь сжался, когда дымок взорвался оранжевым пламенем.

Агнес свободной рукой подтянула его ближе к себе.

– Шш-ш-ш. Будь большим мальчиком для мамочки.

Ее глаза смотрели с абсолютным спокойствием.

Комната обрела золотистый оттенок. Огонь стал пробираться по синтетическим занавескам к потолку. Черный дым взметнулся вверх, словно убегая от прожорливого огня. Шагги был готов испугаться, но его мать оставалась совершенно безмятежной, к тому же эта комната никогда не была такой красивой, как сейчас, когда огонь отбрасывал пляшущие тени на стены, и обои с огуречным рисунком ожили, будто тысяча дымчатых рыб. Агнес вцепилась в него, и они теперь вместе молча созерцали эту новую красоту.

Занавески почти исчезли, с них капало на ковер, как с мороженого. Загорелись отслоившиеся от сырости обои у окна, пластиковый карниз расплавился, разделился на две части, которые свесились, как рухнувший мост. Большая капля пузырящихся занавесок шлепнулась на угол кровати, и Шагги с матерью окутал дым. Мальчик снова начал ерзать. Он не мог унять кашель. Темный кашель, липкий и горький, как будто ему в рот снова попали чернила из шариковой ручки Лиззи. Агнес так и не шелохнулась, она только закрыла глаза и запела свою печальную песню.

Большой Шаг стоял в темноте дверного проема. Когда в комнату попала новая порция кислорода, пламя побежало к Шагу по потолку. Он бросился к кровати и в одно мгновение открыл окно. Голыми руками он выкинул горящее синтетическое полотно вниз. Он подхватил с пола самые крупные куски расплавленной магмы и выбросил их следом за горящей тканью. Он внезапно исчез, и Шагги закричал, уверенный, что отец оставил их одних.

Когда Шаг вернулся, в руках у него были мокрые банные полотенца. С них брызгами разлеталась вонючая вода каждый раз, когда они обрушивались на источник огня, и пламя под ними умирало. Шаг повернулся к кровати и принялся хлопать влажными полотенцами по переплетшимся телам. Шагги старался не плакать, когда эти удары обжигали его кожу. Агнес лежала неподвижно с закрытыми глазами.

Когда погас последний язычок пламени, Шаг отвернулся от жены и сына. Глаза у Шагги жгло от дыма, но он заметил, что плечи отца сотрясаются от ярости, а когда тот все же повернулся, Шагги увидел, что его лицо раскраснелось от жара, а пальцы скрючились и побагровели в местах ожогов.

Лиззи и Вулли стояли в темноте коридора. Шаг выхватил сына из-под руки Агнес и сунул в объятия Лиззи. Агнес лежала на кровати неподвижная и безжизненная, а когда Шаг ущипнул ее за щеку, рот у нее раскрылся и лицо обрело какое-то рыбье выражение. Шаг нагнулся, резко встряхнул ее, принялся снова и снова называть ее имя, пока уголки его рта не заполнились слюной.

Все это было бесполезно.

Он посмотрел на Лиззи, прижимавшую мальчика к себе. Вулли завел свою толстую мозолистую руку под очки, слезы уже стекали по его щекам. Шаг посмотрел на жену, на ее безжизненное тело. В комнате стояла тишина. Никто не знал, что сказать.

Агнес не доверяла тишине.

Она открыла один глаз, зрачок был темный и широкий, но смотрел сосредоточенно и разумно. Она сунула в рот измятую сигарету.

– Где ты был, блядь?

Пять



Центр города был набит оранжистами[27]. Со своими флейтами, дудками и барабанами они шли от памятника погибшим солдатам на Джордж-сквер через весь город к Глазго-Грин[28]. Кэтрин из окон офиса смотрела на знамена и ленты различных лож братства. Сначала протестанты пели в поддержку короля Билли[29], а потом, когда открылись пабы, они на какой-то, неизвестный Кэтрин мотивчик и вряд ли знакомый самим певцам, принялись вопить: «Ну что, кишка тонка, фенианские[30] ублюдки?»

Полицейские в светоотражательных жилетах весь день просидели на нервничающих лошадях. Теперь, когда марш закончился, молодые люди собирались в группы и пели агрессивные песни, словно исполненные ненависти христославы. Они кричали на проходивших мимо молодых девушек и преследовали любого мужчину, появившегося на улице в одежде не того цвета.

Кэтрин сколько могла оставалась в офисе, надеясь, что к вечеру волна ненависти спадет. Она постояла на улице у дверей здания из песчаника, ругая себя за то, что надела свое новое пальто изумрудно-зеленого цвета и замшевые сапожки на высоком каблуке. Она в душе проклинала этот вызов на рабочее место в оранжистскую субботу, когда дождевые тучи заволокли июльское небо. Она вовсе не так уж хорошо разбиралась в арифметике, но мистер Камерон настаивал на том, чтобы, когда приходит он, она тоже присутствовала на работе и отвечала на телефонные звонки, хотя телефон никогда не звонил, и готовила ему чай, хотя он никогда его не пил.

Для первой работы ее нынешняя была не такой уж плохой, как утверждал ее отчим Шаг, в особенности для бесшабашной вчерашней школьницы, чьи мозги заняты только парнями и тряпками. Кредитование было скучным занятием, но ей нравилось, когда все точно организовано и приведено в порядок. Ей нравилось смотреть на аккуратные пометки красной ручкой в конце каждой страницы бухгалтерской книги, проверенные, неоспоримые и истинные. В некотором роде она унаследовала это от Агнес – свою склонность к аккуратизму, этот острый глаз касательно всего, что у тебя есть и сколько ты можешь потратить.

Работа ее устраивала, к тому же у начальника был сын, высокий, красивый парень, и Кэтрин, пробираясь домой, позволила себе помечтать о младшем Камероне. В кинотеатре Кэмпбелл Камерон превращался в сплошные нахальные ручки, как грязный осьминог. Даже самые нежные его прикосновения казались самоуверенными и требовательными.

Бабушка как-то отвела ее в сторонку и сказала, что она безголовая девчонка и должна выйти замуж за Симуса Келли. Лиззи рассказала, как она вышла за своего хорошего католического мальчика, как он служил ей надежной опорой больше сорока лет при всех напастях. Игнорировать советы бабушки не составляло труда. В конечном счете Лиззи, сколько себя помнила Кэтрин, купила только два новых канапе, а брак должен быть чем-то бо́льшим, чем потрескавшаяся кожа на ладонях и опухшие колени. Лиззи так или иначе не было нужды беспокоиться о молодом Камероне. Отчим Кэтрин настойчиво навязывал ей своего племянника Дональда-младшего.

Когда она впервые увидела своего сводного кузена, ее втайне привела в восторг его манера держаться, умение чувствовать себя как дома в их маленькой гостиной. Дональд-младший сидел, уверенный в себе, широко расставив ноги, занимал больше пространства, чем следовало, и без малейшей скромности говорил о себе. Ей понравилось, как он ей намекнул, что его личность важнее ее личности. Именно так эти протестантские собаки и выставляли себя всегда, демонстрируя, как их любят, как хорошо кормят, как вертится вокруг них вся семья. Они были гордостью матерей, даже если покрывали себя позором и выставляли напоказ свои недостатки, и Дональд-младший, казалось, был полностью свободен от совести или обязанностей. Он выставлял себя золотым мальчиком, хотя на самом деле скорее был всего лишь наивно и очевидно розовым.

27

Оранжисты – члены протестантского ордена, существующего в Северной Ирландии и Шотландии.

28

Глазго-Грин – старейший парк Глазго, расположенный на северном берегу реки Клайд.

29

Имеется в виду Вильгельм III, принц Оранский (1650–1702) – с 1689 г. король Англии и Шотландии. Протестанты небезосновательно называют его защитником протестантской веры.

30

Фении (от др. ирл. Fían – военная дружина древних ирландцев) – ирландские революционеры-республиканцы, члены тайных организаций Ирландского республиканского братства. Сегодня фениями уничижительно называют шотландских католиков.