Страница 60 из 108
Имя заказчика тоже не осталось секретом — отследили почтовую отправку предполагаемого татя. Организатором преступления оказался Игорь Старицкий. Спросить с боярина было нельзя. Велград отделяла от остального мира непроницаемая пелена. Вот Анька и вкалывала, как проклятая, чтобы набрать силу, проломить барьер и наказать убивцу. Еще она мечтала отыскать брата.
Подобное рвение приветствовалось. Большинство воительниц до недавнего времени жалели девчонку и морально подбадривали ее, чтобы поддержать хоть как-то. Однако недавно благостное отношение изменилось. С тех самых пор, как прищелица указала на нее и потребовала выдать.
Как говорится, земля слухами полнится. Если настоятельница, старшие сёстры и Хела держали язык за зубами, то вот наставницы побеждённых конкуренток за прошедшую седмицу успели разболтать об данном факте всем, кому не лень.
Поначалу не происходило ничего страшного. Но по мере того, как росло количество жертв нападения и заполнялся широченный лазарет, девочка чувствовала, как меняется обращение окружающих к ней.
До ненависти дело пока не дошло, но вот осуждение жгло спину. За нелюдимость и скрытный характер ее прозвали Гюрзой. Имя она сократила сама. Уж слишком милозвучно и нежно звучало привычное — Аня. Куда лучше подходило сокращённое Ан. Оно напоминало звук вонзившегося в мишень копья или тяжелого арбалетного болта.
Хуже всего было то, что Анька и сама ощущала себя, эдакой змеей подколодной. Виновницей всех бед, причиной творившегося смертоубийства. Уже на второй день, подгоняемая муками совести, она прибежала к настоятельнице с требованием выдать ее врагу и прекратить бойню.
Девчонка была настолько настойчивой и непочтительной, что суровая Инга Пустота приказала ее выпороть. А к Хеле была придана Эдна Карга. Отныне безрукая, хромая инвалид и почти заменившая мать женщина следили за строптивицей, чтобы та не выкинула чего непотребного.
— «И за что мы только налоги платим!? Где же армия? Почему защиты никакой?»- по-взрослому, раздраженно думала Ан, бухнув глубоченный ушат возле едва державшейся на ногах целительницы.
Особо не разбирая от усталости, кто перед ней, докторша зашептала наговор. Для прямого воздействия шакти на воду ей уже попросту не хватало сил.
— Ради чего все это!? Не проще ли выдать никому не нужную сироту? — вслух рассуждала магесса, а жидкость под ее ладонями осветилась зелёным и превратилась в своеобразный анестезирующий и антисептический раствор.
— А, так это ты!! — волшебница, наконец, разглядела, кто перед ней.
Ан промолчала, хоть и вздрогнула, будто от тока.
— И хотела бы сказать извини, но не стану! Я сестру похоронила… — насупилась эскулап.
Умом женщина понимала, что дёрнувшаяся от ее слов, как от удара, кроха не причём, и что выдавать своих нельзя ни в коем случае — это было краеугольным камнем Цитадели. Но вот сердцу не прикажешь. Оно нет-нет да и подсказывало наиболее простой и очевидный выход.
— Больно мне надо твои извинения! Страшило! — сплюнула Анька под ноги и впрямь не слишком симпатичной лекарше, ухватила ношу и поволокла бадью прочь.
Несмотря на гневную отповедь, на душе стало гадко и горько. Давным-давно Гюрза пообещала себе больше не плакать. Упрямо стиснув губы, девчонка обиходовала одну раненную за другой: раздевала, протирала раны, одевала и переходила дальше.
На заставившие бы дрогнуть даже зрелого человека увечья она не обращала внимания. Как сомнамбула, девчонка делала свою работу, не давая волю эмоциям. Так она возилась почти час, пока не подошла к совсем молоденькой валькирии.
Лет пятнадцати- шестнадцати отроду девушка лежала на войлочной подстилке и бредила. Ее правая половина тела была обожжена. Глаз вытек, волосы сгорели. Несчастную кое-как обрили, но пакля волос местами вытарчивала из под бинтов. От когда-то симпатичной, а ныне жалкой, жертвы войны распространялся слегка сладковатый запах гниения. В общем, зрелище было не для слабонервных.
Собравшись с духом, Ан цепкими пальцами острожно коснулась перевязки. Ей нужно было размотать налипшую ткань, протереть ожоги и заменить бинты на новые. Едва девушка дотронулась до пострадавшей, как та вздрогнула.
Выпаленное температурой бельмо и утратившие осознанность око уставились на Аньку. Болезная явно лицезрела видимое только ей. Растрескавшийся губы бедняжки раскрылись и зашептали:
— Мама…мамочка… ты..? Мне… больно…
И все бы хорошо, вот только Гюрзе было известно, что перед ней такая же сирота. Ни кола, ни двора, одни воспоминания. Раненая хотела ещё что-то сказать, но внезапно легонько дёрнулась и заклякла. Ее уцелевший зрачок остекленел, а на устах навсегда замерла щербатая, походившая на оскал, но Анька точно знала, что радостная, улыбка.
Хотелось разреветься. Слёзы душили девчушку, а в груди нарастал пожар. Она впала в какую-то прострацию и ринулась вон из госпиталя. Беглянка и не заметила, как вскрикнула наблюдавшая за ней пожилая женщина с культями вместо рук, и как на этот шум вскочила прикорнувшая на свободной койке Хела.
Ан выскочила наружу и огляделась по сторонам. Повсюду ее окружали стены и лишь небо оставалось свободным. Накопленная за долгие годы боль резанула грудь и нашла выход в истошном вопле. Постепенно девчушку окутало золотое сияние и на выметнувшуюся из лечебницы охотницу яростно зашипел уже небольшой дракон.
— Асссшшшш….- когтистая лапа отбросила прочь попытавшуюся остановить воспитанницу женщину, а затем могучий зверь взлетел вверх.
Недавно восстановленная защитная формация не помешала Гюрзе, признала ее за свою.
— Стой, остановись, дуреха! — орала ей в след приемная мать, но Ан не прислушалась к ней. Она истошно махала крыльями, ведь силы были не безграничны. Площадь и Цитадель быстро уменьшились в размере, а приятная синева заполонила взор.