П 4

– Кто Лешек? Я? Так ты меня кличешь? – смерив ее спокойным взглядом, произнес он.

– Отрекся! – громко выдохнула она. – От жены и детей отрекся.

– Ты что, блаженная?

– Да не блаженная я, а жена твоя. Пятнадцать годочков душа в душу, а тут вдруг запропал. И кольчугу на себя нацепил.

– Нравится? – улыбнувшись в тридцать два зуба, и обернувшись, словно красуясь, дурашливо поинтересовался он.

Ответом был только растерянный взгляд. Но Михаил решил не останавливаться. Только натиск и никак иначе. И не забывать контролировать голос. Со знакомыми интонациями ничего не поделать, но если сам говор и манера будут отличаться, то все может получиться. Реципиента отличали скромность и обходительность. Значит, нужно плясать от обратного.

– Слушай молодуха, ну раз уж я супружник твой, то давай быстренько прогуляемся до сеновала. Поди давно уж мужний долг не справлял. Стой. Т-ты к-куда, – ухватил он ее за локоть.

Может внешне она и признала Лешека, но манера разговаривать, эта развязность, сальный взгляд… Все это настолько не вязалось с ее мужем, что она серьезно так усомнилась в собственной правоте и решила было убраться от греха подальше.

– Пусти. Обозналась я, – дернулась она.

По щекам уже пробежали две дорожки слез. А тут еще и смешки посыпавшиеся со всех сторон. Да предложения одно краше другого. Прикрыла лицо платком, да побежала прочь.

Жалко бабу. Реально жалко. Тут ведь еще и наверняка хозяин на нее повесил долг за сукно, лошадь и повозку. Была семья по своему зажиточной, но пришли тяжкие времена. И ведь может он ей помочь. Пояс набитый монетами на нем, да и в кошеле столько серебра, что и волю выкупить хватит, и быт устроить. Но как это обставить, он понятия не имел.

Тем не менее решил проследить за ней. Что оказалось совсем не сложно. Баенка убегала без оглядки, и слишком торопилась, отчего сталкивалась с прохожими, и неизменно задерживалась. Наверняка рыдает и из-за слез не разбирает дороги.

Три повозки, на которых прибыли на ярмарку, пристроились на краю торжища. Трое мужиков и старший сын Лешека, Анджей. Похоже несмотря на случившееся, паренек все еще в фаворе у пана Милоша. Да оно и не удивительно. Не по годам рассудительный, работящий и честный паренек получился. Наверняка долг отцовский принял на себя, и теперь несет бремя старшего мужа в семье.

Зерно, копченое мясо и сало уже почитай все распродали. Вот Марыся и отправилась по рядам чего присмотреть. А может сын и с самого начала отправил ее развеяться. Ну или поискать пропавшего родителя. Очень может быть. Вот же… Чисто индийское кино, раскудрить твою через коромысло!

Сын всполошился увидев зареванную мать. Бросился выяснять кто ее обидел. Да еще эдак огляделся окрест, словно высматривая обидчика. Потом начал успокаивать, Марысю. Что-то бросил через плечо подавшему было голос плюгавому мужичку, несносного характера, которому чужая боль, как бальзам по сердцу. Тот стушевался, и начал деловито осматривать телегу.

Угу. Анджей не Алешек, спуску никому не даст. Так-то к взрослым со всем вежеством. Но тут такое дело, что сам вдруг стал старшим мужем в семье, а потому и статус его резко изменился. Да молод. Ну, а кому теперь быть заступником как не ему.

Ага. А вот и владыка Милош припожаловал. Подошел к Марысе с Анджеем, поинтересовался о чем-то. Недовольно скривился, похоже тема с пропавшим холопом настроения ему не добавляла. О чем-то поинтересовался у Кшиштофа, обстоятельного мужика, что был на хорошем счету после Алешека. Получил ответ, и удовлетворительно кивнув, направился в сторону трактира.

Хм. А почему бы не закрыть вопрос с семьей прямо сейчас. Все что для этого нужно собралось в одну кучу. Дружинников поблизости нет. Да и Милош, не дерьмо по жизни, а вполне адекватный мужик. В смысле воин, конечно. Спеси, присущей шляхтичам, о которой слышал Михаил в своем мире, здесь пока не водится. Сейчас они только-только определяются как класс.

– Здрав будь, Милош Крупа, – присаживаясь за стол напротив владыки.

– Лешек? – от удивления позабыв возмутиться, произнес тот.

– Он самый. Ты только не шуми, пока я тебе все не расскажу.

– Знать, не обозналась все же Марыся.

– Не обозналась.

– Ну, рассказывай, где тебя носило почитай месяц? И отчего ты тут стоишь весь из себя нарядный в дорогой броне? – не стал сразу брать в оборот беглого холопа владыка.

Понимает, что коли тот вот так заявился, да расхаживает в воинском облачении то все это неспроста. А коли так, то лучше бы для начала выяснить, что к чему, и уж потом стоять за свою правду.

– Эй, красавица, блюдо с мясом и кружку пива, – повысив голос, позвал Михаил. И тут же к делу, – в тот день я хорошо расторговался и прикупив сукно направился домой. Но по дороге на меня напали лихие людишки. Оглоушили, да обобрали до нитки. Как есть нагого бросили помирать в лесу.

– И чего же тогда не вернулся когда оклемался? Поди семья у тебя. Да и я не зверь лютый.

– А не вернулся, потому как память мне отшибло. Кто я, откуда, какого роду, ничего не помнил. Подобрал меня купеческий караван. И коли дело такое, то и похолопил меня купец. А два дня спустя, напали на нас лихие. Пока дружинники дрались, я подхватил лук, да и подстрелил троих. Оказалось, что я на загляденье мечу стрелы. Старший дружины приметил это, и взял меня к себе. Торговец противиться тому не стал, потому как вои отстояли его караван, да и я в стороне не остался. В бою том их вой пал, вот и дали мне его имя, Михайло.

Принесли заказ, и Романов тут же вооружившись ножом, подступился к исходящему паром мясу. Отрезал кусок, отправил его в рот. Запил пивом. Не таким добрым, но и не моча какая. Серединка. Нормально. Милош так же налегал на еду, поглядывая на собеседника.

– Сходил я с ними на Русь, да вот обратно вернулись. А тут на торжище Марыся меня признала. Поначалу-то я ничего не помнил, но как побежала она от меня зареванная, так и вспомнил все. Пошел вслед. Но открываться не хочу.

– Отчего так? Поди жили-то душа в душу.

– Дружина думает, что я вой, коего ограбили, просто не помню этого. А как прознают, что я из холопов, глядишь и отринут еще. А мне нравится новая жизнь.

– И как нам быть?

– Посекли бы в тот день дружину, коли я не вмешался бы. Как подстрелил первого, так весы и закачались, со вторым, чаша в нашу сторону начала клониться, а с третьим и в конец перевесила. Потому все взятое с тех татей мне и осталось. Вот, – кошель глухо брякнул о стол монетами. – Здесь с лихвой и за выкуп семьи, и за утраченное твое добро, и подать за клин земли, на десять лет вперед.

– Хм. А не боишься вот так, келейно со мной рядиться? Поди домой-то не вернешься. А ну как обману.

– Не обманешь. Крут ты норовом, Милош, но живешь по чести. А потому вот, – на стол лег второй кошель. – Это деньги для моей семьи. Там достанет на то, чтобы поднять новое подворье от избы до сохи. Еще и останется. Можешь рассказать им о том, что со мной приключилось, но только когда вернетесь домой. И еще скажи, что навещу их к концу будущей весны. Сейчас никак.

Вот так. Чтобы не особо расслаблялся и помнил, что Михаил еще вернется, да проконтролирует, как тот выполнил условия сделки. Склонности к обману прежде за ним не водилось. Но мало ли как оно обернется, когда Милош заглянет в мешочки. Там ведь и впрямь немалая сумма. Впрочем, и не достаточная, чтобы из-за нее поступиться честью. Разумеется, если Михаил правильно его просчитал на основе воспоминаний Лешека и личного впечатления.

С другой стороны, это всего лишь деньги. Сдержит обещание, хорошо. Не сдержит, для семьи ничего не изменится. За год ситуация с заговором разрешится так или иначе, и Романов непременно навестит дом реципиента. И если вскроет обман, то владыке не поздоровится.

– Изменился ты Лешек. Вроде и месяц только тебя не видел, а ты совсем иным стал. И взгляд, и стать, и повадки. Не сознайся, что ты это ты, так пришлось бы мне виниться, что обознался, – покачав головой, произнес Милош.