Страница 50 из 63
— Тебя наняли присмотреть за ребёнком? — тоже не сюсюкаюсь. — Присмотрела?
Она качает головой, но больше ничего не отвечает и, вздёрнув подбородок, вальяжно удаляется прочь, но успевает бросить через плечо: "Себе же делаешь хуже!".
Массажистка. Ага. Как же! Подстилка она его. Ой да плевать! Главное, чтобы эта подстилка рот открывала на уровне его члена и не болтала лишнего.
Растерянная, взвинченная и одновременно вялая я готовлю ужин для Ванюши, кормлю его, подперев рукой лицо, и с усталой улыбкой наблюдаю, с каким аппетитом он лопает отварные брокколи, а сама мыслями уже плюхаюсь лицом в подушку. Заснуть и забыть все нахрен. А завтра. Завтра будет завтра.
Закончив с мытьем посуды, беру сына на руки и следую в комнату снова под прицелом конвоя, дверь в которую мне открывает один из охранников, молча давая понять, где будет моя темница.
Однако темница оказывается вполне милой спальней: добротная кровать с балдахином, огромное, во всю стену окно с воздушными занавесками, также в светлых тонах стены, куполообразный потолок с подсветкой, что и позволяет мне разглядывать комнату в полумраке. Но когда я замечаю детскую кроватку, закусываю нижнюю губу.
Это он купил? Сам выбирал? Или отдал безразличное указание? Я пытаюсь не придавать значения этому жесту, но не получается.
Так я и укладываю Ваньку спать на новое, подготовленное для него место, гадая о том, почему Хаджиев купил кроватку для моего сына. Или отдал распоряжение купить. В любом случае, он подготовил удобства для ребенка, которого он считает отпрыском своего врага. А может и не покупал ничего, может покупал для своего будущего? А обстоятельства сложились иначе? Одни сплошные вопросы. И наверное я никогда не получу на них ответы. И сомнения о том, добрался ли Марат до правды начинают набирать обороты.
Я просыпаюсь от того, что слышу, как плачет сын, ну, по крайней мере, пытаюсь это сделать. Потому что веки будто свинцом налиты, однако когда хныканье стихает я каким-то чудом все-таки подскакиваю на кровати, совершенно не помня, как отключилась, а уже в следующее мгновение замираю с леденящим душу ужасом, потому что у кроватки стоит Хаджиев, держа на руках моего ребенка!
Глава 45. Не посмеешь
Даже не успеваю понять как, спотыкаясь, спрыгиваю на пол, на ходу судорожно поправляя сорочку, и устремляюсь к человеку, который должен держаться от моего мальчика как можно дальше. А уже в следующую секунду забираю ребенка к себе на руки. Сердце громыхает так, что приходится дышать широко раскрыв рот. Будто в комнате остаются последние крупицы воздуха, которые я отчаянно глотаю, крепче прижимая сонного Ваню к своей груди. Сколько времени Хаджиев находится в этой комнате, сколько времени смотрел на него… держал в своих чудовищных руках?
Полоснув меня ледяным взглядом пустых глаз, Марат разворачивается, медленно шагая на выход, но, открыв дверь, останавливается.
— Уложишь ребенка и выйдешь на разговор, — как всегда хрен разберёшь по его голосу, что меня будет ждать после этих слов. Но явно не разговор за чашкой чая.
— Поговорили уже сегодня, — сипло слетает с моих губ и я тут же облизываю их. — Хватит с меня разговоров, Хаджиев.
Замирает, только не оборачивается, но по тому, как начинают вздыматься его плечи, можно догадаться, что он на грани. А я стою и жду очередного приказа, как покорная собачонка. Проклятье, так бы и выцарапала ему глаза.
— Ты сделаешь так, как я скажу. Или тебе не понравятся последствия.
Он едва успевает договорить, как его силуэт скрывается за дверью, а я, стиснув зубы, проглатываю невысказанные слова и продолжаю укачивать на руках сонного сына.
— Не бойся, малыш, — ласково шепчу я и целую Ваню в лобик. — Он никогда о тебе не узнает. Никогда.
Но сынок отвечает мне лишь милым причмокиванием, продолжая смотреть сладкие сны. Как бы я хотела, чтобы все неприятности обошли моего ребенка стороной. Не желаю, чтобы он хоть на толику прочувствовал то, через что пришлось пройти его матери. И я костьми лягу, но найду способ уберечь Ванюшу от всех невзгод в этом мире. Даже если придется лгать всю жизнь.
Из груди вырывается протяжный вздох, когда я опускаю спящего сыночка в кроватку и укрываю его одеяльцем. С минуту наслаждаюсь своим ангелом, поправляя золотистые локоны. И я благодарю Господа, что внешне Ваня похож на моего отца. Но мимолетное облегчение заканчивается, стоит мне покинуть свою комнату.
Запахнув покрепче прежде накинутый халат, я несмело ступаю по темному коридору, совершенно не представляя, где мне искать хозяина дома. Но этого и не требуется, потому что в следующее мгновение я слышу звук шагов, а после вижу того, кому они принадлежат. И снова дышать не получается.
Но Марат даже не прикасается, проходит мимо и открывает ближайшую дверь, а за ней практически сразу загорается свет, и мне открывается вид на просторный кабинет. Окно с приоткрытыми жалюзи, сквозь которые пробивается лунный свет, падая на кожаный диван и множество книжных полок. Скорее всего не кабинет, а библиотека и я убеждаюсь в этом, когда он жестом приглашает меня зайти внутрь.
Беспокойно обнимаю себя за плечи, прослеживая, как Хаджиев, после того как закрыл дверь, проходит и садится на диван, игнорируя мое взвинченное состояние. Подонок. Прочистив горло, собираю всю силу воли в кулак и уверенной, как мне кажется, походкой следую за ним, чтобы занять место в кресле. Сбоку от него. Но мне хватает дистанции, чтобы не разучиться дышать. Как же раздражает то, как он действует на меня.
— Полагаю, ты хотел поговорить? — перекидываю ногу на ногу.
Марат хмыкает и некоторое время пристально рассматривает меня, будто запоминает черты моего лица, прежде чем огорошить своим вопросом:
— Чей это ребенок, Тата?
Вот и все. Ударил по слабому месту, где я не в силах держать маску, которую столько лет носила. Только не перед этим человеком. И все же я пытаюсь.
— Ваня от Шабазова. И тебе известно об этом, — вкладываю в свой голос всю уверенность, на какую только способна. Ведь я и правда считаю Шабазова хорошим отцом, с Ваней у них отличные отношения и тот называет его папой. Так что отчасти я говорю правду. Хаджиев никогда не займёт место Айюба в жизни Вани.
Тяжелый вздох вынуждает меня напрячься, а потом Марат меняет расслабленное положение и опирается локтями о колени.
— Я дам тебе ещё одну попытку.
— Мой ответ не измен… — в следующую секунду я проглатываю испуганный вскрик, потому что Хаджиев резко устремляется в мою сторону и сейчас уже нависает надо мной, крепко держа за плечи.
— Скажи мне правду, — произносит таким тоном, что хочется превратиться в жидкость и выскользнуть из его хватки, но вместо этого он сдавливает меня ещё крепче.
— Ты не услышишь того, что желаешь, Хаджиев! Это не твой ребенок! — шиплю я как волчица, загнанная в угол, но отчаянно пытающаяся защитить своего волчонка от чудовища.
— Дрянь! — встряхивает меня. — Не хочешь говорить, я сам узнаю, но если он окажется моим, ты больше никогда его не увидишь! — грубо толкает меня в кресло. — Я давал тебе возможность, — расправив плечи и бросив на меня презрительный взгляд, он направляется на выход, пока его слова расстреливают меня в упор. Он знает…
— Стой! — судорожный крик тонет в хлопке дверью, после чего я подрываюсь, вмиг бросаясь следом. И к моему сожалению, он идёт в сторону нашей с Ваней комнаты. — Марат! Что ты задумал?! — мельтешу за ним и с трудом успеваю схватить за руку. — Он спит, прошу теб…
Хаджиев выдёргивает руку.
— Я прямо сейчас поеду с ним на экспертизу, а ты можешь собирать вещи, потому что, если твоя правда окажется ложью, ноги твоей здесь больше будет.
— Ты не… — закусываю губы, находясь на грани срыва. — Ты не посмеешь! — мотаю головой и уже шёпотом: — Не посмеешь…