Страница 48 из 63
— Юбку оставь, — осекаю ее, когда Тата сняла трусы и уже взялась за бегунок молнии. Она тут же опускает руки вниз и поднимает на меня презрительный взгляд. А стоит ей заметить, что я снимаю с шеи галстук и начинаю приближаться к ней, как венка на ее шее начинает пульсировать сильнее.
— Что ты делаешь?
Ухмыляюсь, молча перехватив ее запястья, и начинаю обвязывать вокруг них галстук, подавляя никчемные сопротивления.
— Зачем? — не унимается взмаливать меня к рассудку глупышка.
— Чтобы не возникло проблем с твоими руками, которые ты не всегда контролируешь. — Затягиваю галстук туже и даю Тате возможность прожечь во мне дыру яростным взглядом. Фитилек снова вспыхивает новым пламенем. Она действительно возненавидит меня, но я не остановлюсь.
Жадно впитывая ее прекрасное волнение, я одновременно расстегиваю пряжку ремня и снова делаю шаг, вынуждая Тату удариться спиной о ствол дерева, у которого я сейчас и трахну свое голубоглазое проклятье.
Обхватив рукой член, медленно провожу по нему ладонью, подготавливаю, наслаждаясь свободой, что дал ему секунду назад. И тем, как Тата, закусив нижнюю губу, сейчас смотрит на мой крепкий стояк, позволяя румянцу похоти выдать себя с потрохами.
— Я бы настоятельно рекомендовал не дразнить меня, Тата, — произношу намеренно тихо и, положив ладони на ее талию, грубым рывком разворачиваю стройное тело, но не допускаю столкновения с деревом. — Подними руки вверх, — хрипло произношу ей на ухо и улавливаю порыв ее резкого выдоха, после чего она выполняет мой приказ. — Хорошая. — Веду ладонями вниз, цепляю подол юбки и рывком задираю вверх, вынуждая Тату вздрогнуть и сплести пальцы рук в замок.
С минуту жадно исследую изгибы ее тела, прежде чем Тата смелеет и вновь огрызается. Упрямая мерзавка.
— Сколько у тебя было вагин за все это время? — доносится до меня прерывистый голос птички.
— Не переживай, я чист. — До боли сжимаю упругую ягодицу, вынуждая Тату всхлипнуть. Блядь, хочу еще. Ее сладкий голос слишком хорошо действует на мой член. — А вот твоя чистота под вопросом.
— Ты ублюдок, Хаджиев! — говорит она сокрушенно. — Если твой гребаный член окажется во мне, будь уверен, я отрежу этот отросток при первой же…
Пошла она. Обрываю глупую тираду, резко толкнувшись бедрами вперед и проскользнув в идеальную гладкую киску. Ахуенно. Так и должно было быть все эти четыре года, но сейчас я восполню наше утраченное время, это необходимо нам обоим.
Смяв руками тонкую талию, смещаю ее задницу так, как надо мне, и снова совершаю толчок, вынуждая Тату принять поражение и с глубоким стоном сдаться мне.
— Вот теперь можешь продолжать. — Выхожу и вновь наполняю ее тугое лоно до упора, позволяя сдавленному шипению выпустить воздух из легких. — Пиздец, как в тебе хорошо, птичка. — Больше не могу контролировать себя. Она такая мокрая и нуждающаяся во мне, что крышу сносит. Я тоже нуждаюсь в ней. Охренеть, как нуждаюсь.
Запустив пятерню в золотистую копну волос, тяну Тату назад и поворачиваю ее лицо к себе. Мои движения ускоряются, глубже и резче вхожу во влажную щель, неотрывно наблюдая за тем, как отчаянно она сдерживает стоны, которые все же ускользают от нее.
Прижимаюсь лбом к ее лбу, локтем продавливаю поясницу, заставляя подстроиться под меня.
Замечаю, как сплетенными пальцами она царапает кору дерева, кусает губы, но несмотрит на меня. Ее глаза крепко зажмурены. А я, черт подери, хочу видеть их.
— Смотри на меня, птичка, — командую, свободной рукой вонзив пальцы ей в бедро. Но сучка игнорирует меня, опять кусая губы в кровь. Я выхожу и снова проскальзываю внутрь, более агрессивно и требовательно. Но ей определённо нравится эта боль на грани удовольствия. Потому что, сама того не осознавая, эта задница насаживается на мой член. — Посмотри, — оттягиваю ее голову за волосы и добиваюсь своего, получив ожог от холода, сверкающего в ее голубых льдинах.
— Ненавижу, — шепчет она, а при очередном толчке закатывает глаза как блядская кошка.
Приникаю к ее губам.
— Повтори, — строгим тоном рычу я, но вместо очередной колкости Тата захватывает зубами мою нижнюю губу и тут же повторяет это с верхней, прежде чем наши влажные языки сталкиваются и током разносят по венам бешеное удовольствие.
Нетерпеливыми движениям я развязываю ей руки, хочу чувствовать ее желание, резко выхожу из нее и поворачиваю к себе лицом, позволяя обоим потеряться в дикости поцелуя.
— Что ты чувствуешь? — шепотом обжигаю ее губы.
— А разве я должна что-то чувствовать?
Заставлю, даже если придется затрахать до смерти.
— Сучка, — ухмыляюсь ей в рот и подхватываю под колени, руками разводя ее ноги в стороны и одним точным рывком входя в нее. От неожиданности она ахает и цепляется за мои плечи.
Я начинаю двигаться с космической скоростью, ударяясь в самую матку, заполняя воздух томными всхлипами и стонами Таты.
— А сейчас я достаточно убедителен? Ты чувствуешь меня, птичка? — рычу ей на ухо, причиняя боль грубыми прикосновениями пальцев, лишь бы не думать о том, что он брал ее так же, а после кусаю девичьи губы, овладевая ими в жестоком поцелуе.
Тата отрицательно качает головой, стерва сопротивляется, продолжает врать, провоцировать, но, спустя пару мощных толчков, капитулирует, а скрытые эмоции вырываются наружу буйным фантаном криков, пока она, сама того не замечая, неуемно царапает мой затылок, позволяя трахать себя с животной потребностью и вдалбливаться в себя так жестко, что я ощущаю дрожь ее сладкого тела.
По позвоночнику начинает расползаться колючее тепло, проклятье, я скоро кончу. Отстраняюсь от мягких губ, нагибаюсь и хватаю ртом тугой сосок, а потом с голодным поцелуем переключаюсь на вторую грудь.
Они явно стали больше. Сочнее. Чувствительнее, потому что, стоит мне совершить пару фрикций языком и зубами вокруг ее сосков, в такт своему члену ритмично вколачивающемуся в истекающую соками киску, как Тата сжимается вокруг меня, запрокидывая голову назад и с визгом закусив свои пухлые губы. Да, блядь.
Из дрожащего горла Таты рваными выдохами вырывается мое имя. И она кончает с ним на устах.
Проклятая стерва убивает меня на моем же члене. Кровь бешеным потоком ударяет в пах, и я пускаюсь следом за грань безумия.
Не сдерживая сдавленный стон, с жадностью вонзаю пальцы в нежную плоть манящего тела и заполняю пульсирующее лоно своей спермой до самой последней капли. До последнего клочка ее оргазма. А после выхожу и опускаю трясущиеся ноги Таты, по которым стекает крупная капля моего семени, на землю и заключаю в кольцо своих рук обмякшее тельце.
Судорожно выдыхаю и опираюсь ладонью о дерево, даря нам обоим возможность восстановить сбитое дыхание.
С минуту никто из нас не нарушает густую тишину. Но затишье длится недолго. Оргазм отступает и позволяет реальности добраться до разума.
— Отпусти, — хрипло шепчет Тата и слабо упирается все еще дрожащими руками мне в грудь.
Тяжело вздохнув, я отталкиваюсь от ствола дерева и отхожу на пару шагов назад, давая ей личное пространство.
Не глядя на меня, Тата аккуратно опускает вниз юбку и с полным отвращением на лице вытирает своими трусами остатки моей спермы, затем выбрасывает их в неизвестном направлении, а после поднимает с земли лифчик и блузку. Она ловко упаковывает свои сиськи обратно в кружево, накидывает на плечи струящуюся ткань и с гордо поднятой головой направляется обратно в сторону машины, на ходу застегивая пуговицы.
Ухмыльнувшись ей в спину, я тоже убираю свой член обратно в брюки и неспешно направляюсь вслед за ней.
В машине также никто из нас не произносит ни слова после нашего бурного траха. Тата всем своим видом показывает, как сильно сожалеет о том, что позволила себе хорошо кончить на члене человека, которого ненавидит. Но я игнорирую ее дерьмовую ложь. Она не сожалеет. Птичка хотела этого не меньше меня.