Страница 46 из 63
— Я за этим и вернулся.
Изо рта вырывается беззвучный вздох, а дальше звучит звонкий шлепок пощечины. И только когда мою ладонь пронзает миллион раскаленных иголок, до меня доходит, что я ударила его… Дура. Голова Марата даже не дернулась в сторону, зато сейчас я отчетливо вижу, как пульсирует на его лбу вздувшаяся вена, а в глазах крутится уничтожающий калейдоскоп эмоций: злость, ярость и что-то еще. Но почему-то я упрямо вижу лишь то, что кричит о его ненависти ко мне. Сильной. Неистребимой. И я догадываюсь, откуда она.
— Полегчало? — мужские губы кривит циничная ухмылка, а у меня в горле все больше и больше разрастается горький ком.
— Нет, — с трудом выталкиваю эти три буквы из пересохшей глотки. Пульс долбит по вискам, как надоедливая муха, сердце гудит и ноет, потому что чем дольше он рядом, тем сильнее и быстрее растягивается рана в груди, которая казалось почти заросла. Не успела.
— Даю тебе минуту на то, чтобы выйти и сесть в мою машину. Надеюсь, шкурой своего сосунка рисковать не будешь?
Глава 41. Прогуляемся
Всю дорогу телефон Хаджиева разрывается от входящих звонков, но отвечает он только на несколько, однако суть разговора ускользает от меня из-за непонимания чужого языка.
Проклятье, голова уже раскалывается от скачущих мыслей. Но уже в следующее мгновение все становится вовсе не важно, а сердце сжимается, когда мы проезжаем поворот, ведущий к дому.
Судорожно оглядываюсь назад, а потом перевожу взгляд на равнодушного ублюдка, ожидая хоть какого-то пояснения. Только ничего не происходит, он как ни в чем не бывало водит пальцем по экрану телефона.
От напряжения я еще сильнее вжимаюсь в сиденье. Желаю слиться с ним воедино, а еще лучше куда-нибудь провалиться. Потому что ничего хорошего меня точно не ждет. И от этого понимания нервы накаляются до предела. К американским горкам от Хаджиева мне никогда не привыкнуть.
— Мы проехали, — стараюсь говорить ровным тоном. Настолько, насколько это вообще возможно в его присутствии. Но в ответ тишина.
Сжав челюсти, я едва сдерживаюсь, чтобы не наброситься на Хаджиева, который продолжает демонстративно не замечать меня.
— Куда мы едем? — я пытаюсь говорить уверенно, но голос предательски дрожит.
— Тише будь, — сухо предупреждает он, напрочь игнорируя мои слишком очевидные расспросы.
И вроде бы подобное должно только радовать, но поездка в тишине и полном незнании, куда меня везет этот сукин сын, для меня нестерпимая мука
— Марат, мой дом в другой стороне, разверни, пожалуйста, машину.
— Тата, подержи свой рот на замке еще пару минут.
Что?
— С меня хватит, — бурчу себе под нос, поправляя пиджак, а потом добавляю более громко: — Хаджиев, машину останови!
Медленно и шумно выдохнув воздух, он все-таки убирает телефон во внутренний карман пиджака и теперь переключает все свое хищное внимание на меня, нагло вылизывая голодным взглядом мое тело. И в этот момент Хаджиев выглядит весьма недружелюбным. Напротив. Он кажется опасным. Не стоило испытывать это синеглазое чудовище. Но у меня нет точного понимания, как действовать, потому что все эмоции накалены до предела. Я растеряна и до сих пор слабо верю, что сейчас сижу с ним в одном салоне дорогого автомобиля.
— Мы едем ко мне домой. Еще вопросы? — грубовато интересуется он, располагая мощную руку на спинке сиденья, будто приглашая «повеселиться» с ним в одной компании. Только вот я совершенно не рада его компании и сильнее вжимаюсь в боковую дверь.
— К тебе у меня нет ни единого вопроса, — вздергиваю подбородок в попытке обмануть этого зверя, демонстрируя, что меня не волнует его близость. — Более того, у меня есть свой дом, в котором меня ждут муж и сын.
Марат цокает языком и качает головой.
— Забавно, что ты так в этом уверена, но мне придется тебя разочаровать. Дом Шабазова сгорел, тебя никто там не ждет.
За жалкое мгновение воздух из легких исчезает, а пульс учащается, позволяя страху с космической скоростью материализоваться в голове, пока внезапно в памяти не всплывает его угроза…
— Ч-что происходит? — сглатываю ком в горле, теряя дыхание. — Где мой сын?! — голос срывается, у меня больше нет сил держать марку. Ублюдок давит на больное.
— С твоим отпрыском все нормально. Кстати, как поживает Тимур? — равнодушно продолжает издеваться надо мной, а я вновь испытываю дикую потребность почесать об его щеку ладонь. И не один раз.
— Закрой рот, Хаджиев! И больше не смей так называть моего ребенка! И жизнь Тимура тебя никак не касается!
— Не повышай голос, Тата. Если не хочешь моей грубости, на которую скоро нарвешься.
В глазах и носу начинает печь, но я заставляю себя проглотить горечь слез. Умоляю себя собраться. Потому что кричать, рыдать или пытаться достучаться до его человечности мне не под силу. Это не вариант.
— Прости, этого больше не повторится, — с трудом выталкиваю из себя извинения, которых этот подонок ни капли не заслуживает, и опускаю на колени влажные от холодного пота ладони. — Прошу, скажи, где мой сын?
— С ним все нормально. Скоро сама в этом убедишься. Мои люди уже перевезли все твои вещи.
Зажмуриваюсь, находясь в полной растерянности. Что он задумал? Какого черта этот ублюдок снова ломает мне жизнь?
— Айюб мертв? — спрашиваю тихо, хотя ответ очевиден, после чего отворачиваюсь к окну.
Мне просто нужно как можно меньше смотреть на Хаджиева. И не позволять ему видеть, как легко он может причинять мне боль.
Не смотреть. Так легче. Не видеть в его синих глазах холода и презрения, которые я сейчас отчетливо ощущаю на себе.
— Переживаешь? — его голос твердый, как осколок бездушного льда.
Поворачиваюсь и впиваюсь в него взглядом, метая молнии ненависти.
Не надолго меня хватило. Я слишком ошеломлена происходящим.
— А стоит? — уголки моих губ нервно дергаются.
— Если тебе дорога жизнь этого ублюдка, — да.
— Так уж вышло, что этот ублюдок мой муж. Да, я волнуюсь.
Я знаю, что это выведет его из себя, но почему-то мне все равно. Я тоже имею право причинять ему боль. И причиняю. Глаза Хаджиева стремительно темнеют, взгляд становится сердитым и пугающе пустым, а улыбка — жестокой.
— Это поправимо.
И все. Одна фраза и я размазана под его ботинками, словно жалкое насекомое, не имеющее право выбора.
— Господи, когда же весь этот ад закончится, — шепчу едва слышно и ударяюсь затылком о подголовник, прикрывая глаза, чтобы сдержать слезы безысходности.
Я снова превращаюсь в безвольную куклу, которую Хаджиев подчиняет себе, будто кукловод послушную марионетку. Дергает за ниточки, заставляя играть по его правилам.
Теперь снова буду Хаджиевой? Поселюсь в доме с его же невестой? Женой?
Интересно, женился ли он на ней или новую нашел? Наверное за четыре года многое могло измениться. Не каждая выдержит такого бездушного тирана. А мне вот снова предстоит через это пройти. И кажется, на этот раз все будет гораздо сложнее.
Голова начинает кружиться с такой силой, что к горлу подкатывает комок желчи. Слишком много всего сразу обрушилось на меня.
— Останови, пожалуйста, машину, мне нужно подышать. — Не получив ответа, я поворачиваюсь и встречаюсь с пристальным взглядом Хаджиева, готовая развалиться прямо перед ним. — Не переживай, убегать не буду, у тебя мой ребенок.
Марат кривит губы в подобии улыбки, но все же на чужом мне языке отдает приказ водителю, после чего машина останавливается на лесной дороге.
Ничего больше не сказав, я вылезаю из салона и на ватных ногах отхожу на пару метров от автомобиля, чтобы дать волю слезам.
Безвыходность моего положения и отчаяние душит. Но ведь можно просто поискать плюсы? Плюсы? Из груди вырывается истеричный смешок. Плюс один, я хотя бы забуду про нескончаемые долги. От этой безысходности я тоже устала. А теперь в этом бизнесе нет никакой необходимости, да и я с удовольствием отдам ему все это дерьмо обратно.