Не повышай на меня голос, птичка

— Я не шлюха! И тебе об этом известно! — отвечаю резко, не думая о последствиях.

За ничтожные секунды его глаза заволакивает пугающей тьмой.

— Не повышай на меня голос, птичка. — Жёсткие пальцы мужчины до боли впиваются по обе стороны щёк. — Никогда. Иначе… — он грубо обводит контур моих губ, прежде чем протолкнуть большой палец мне в рот, — придётся сделать тебе больно.

Атмосфера накаляется.

Сердце падает куда-то вниз, а дыхание вновь ломается, когда я встречаюсь с его внимательными ледяными глазами. В них нет ни чувств, ни эмоций. Бездна, где нет места человечности. Смотришь и замерзаешь от царящего в них холода. Кожа буквально покрывается колючим льдом под прицелом его айсбергов. И в то же время я горю. Сгораю как глупый мотылек, случайно угодивший прямо в бушующее пламя.

Марат вынимает изо рта большой палец и размазывает им влагу по моим губам. Каждое новое прикосновение обжигает, накаляет до предела. Чистое безумие.

— Глупая птичка, — с ложным спокойствием произносит Марат, продолжая сминать мои губы. — думала, не найду?

— Я могу объяснить…

— Объяснишь, Тата. Позже. А сейчас, — одним движением он требовательно собирает мои волосы на затылке, тянет, заставляет подчиниться. — Я хочу получить то, что принадлежит мне. — Второй рукой накрывает мою грудь и стискивает до легкой боли. — Я два года искал. Пришло время вернуть то, что ты забрала у меня, птичка.

Глава 2. Ублюдок

— Хватит. — Дышу очень часто. Тяжело. — Я ничего не должна тебе, — цежу сквозь зубы, пытаясь совладать с громыхающем в груди сердце.

— Смелая стала? — огромная ладонь перемещается на ребра, сжимает так, что голова идет кругом. — Ничего. Я это исправлю.

Угрожающие прикосновения мужчины обжигают. Жалят точно электрический разряд. Но внезапно горячие руки Марата исчезают с моего тела и там, где кожа секунду назад горела теперь царствует ледяной холод.

Хаджиев откидывается на спину, не выпуская меня из плена бесчувственных айсбергов.

— Слишком много говоришь, птичка. Пора применить твой рот по назначению.

Ублюдок!

Но выхода у меня нет. Лучше сама, чем он заставит.

Кончиками пальцев касаюсь холодной пряжки ремня, пытаюсь не думать о неизбежном и под звук металлического звяканья расстегиваю брюки. Приспускаю их и чувствую, как щеки начинают полыхать от того насколько красноречиво натянуты боксеры. Тёмная ткань облегает напряженную плоть, словно вторая кожа. Внутри все сжимается. Но на этот раз не от страха.

— Нравится? — саркастично интересуется Хаджиев, отчего кровь в венах начинает буквально кипеть. Но не от его высокомерия, а от того, что ответить «нет» не смогу.

Страх притупляет нарастающее раздражение. Бояться поздно. Худшее уже случилось. Он нашёл меня. И последнее, что я должна делать, это трястись перед ним.

Смотрю на него, стиснув зубы с откровенной ненавистью во взгляде, и поддеваю резинку мужских трусов пальцами, но тут же ощущаю на затылке острое жжение.

— Я задал вопрос.

Безжалостные глаза за мгновение оказываются в опасной близости. Марат сильнее сжимает пятерней мои волосы, срывая с губ болезненное шипение. Однако больше он ничего не получает.

Хаджиев бесшумно обнажает зубы в слабой улыбке, под которой читается скрытая угроза, но вновь отстраняется, вальяжно откидываясь на сиденье.

— Продолжай, — холодный приказ прилетает как удар хлыстом.

Растоптав жалкие остатки собственной гордости, я высвобождаю каменный член и тут же обхватываю крепкий стояк рукой. Сдавливаю так, что вынуждаю его дернуться. Стараюсь смотреть только на непроницаемое выражение лица Марата, чтобы заглушить разгорающееся внизу живота противоречие. Лица, с красивыми правильными чертами, которое я ненавижу всем своим израненным сердцем.

Начинаю плавно водить вверх-вниз, ощущая под ладонью гладкую, с выпуклыми венами плоть. Хаджиев тяжело сглатывает. Кадык на его широкой шее дергается, после чего он расслабляет галстук и даже расстегивает верхние пуговицы на рубашке. В глазах мужчины вспыхивает что-то пугающее. Первобытный голод.

Я и сама сглатываю скопившуюся во рту слюну. Не хватало еще подавиться ей перед этим подонком.

Не выдержав реакции предательского тела, я наклоняюсь.

До носа доносится терпкий мускатный запах мужской плоти и кондиционера для белья. Даже сейчас мне не удается заставить себя испытать физиологическое отвращение. Отбрасываю ненужные мысли в сторону и обхватываю напряженную головку губами, пронизывая каждую клеточку в теле током. Хаджиев вновь дергается, одновременно выпуская сдавленный вздох. Кто бы мог подумать, что этим мужчиной можно управлять, стоя перед ним на коленях. Правильно. Никто. И в следующую секунду я ощущаю на затылке тяжесть его ладони, а затем одним резким толчком он погружает в меня внушительного размера член. Наполняет собой до отказа. От неожиданности я мычу и впиваюсь руками ему в бедра.

— Зубы спрячь, — рычит с придыханием.

Выполняю, позволяя ему задавать нужный ритм. Голова начинает идти кругом. Разум затуманивает гребаной похотью. Хочу, чтобы все это закончилось. Но секунда равняется с вечностью. И лишь глухие мужские стоны и непроизвольные слёзы, обжигающие мои щеки, удерживают меня на краю реальности.

— Блядь, — выдыхает и сильнее сжимает волосы мне на затылке, вынуждая подчиняться каждой новой фрикции, происходящей у меня во рту.

Челюсть уже начинает сводить, но внезапно он грубо дергает мою голову назад, освобождая от изнурительной пытки. В горле саднит, но мерзавец провоцирует меня выгнуть дугой грудь, и с гортанным стоном изливается прямо на нее. Из последних сил упираюсь в его колени, желая увеличить дистанцию. И он помогает, резко отпустив меня, отчего я падаю прямо на задницу. Жадно хватаю необходимый мне воздух, ощущая, как теплая сперма медленно стекает с моей груди, которая судорожно вздымается вверх после каждого вдоха.

Хаджиев так же тяжело дышит, сидя с откинутой назад головой. Его мощная ладонь по-прежнему сжимает все еще твердый член. Животное.

Свободной рукой он на ощуп находит мои вещи и небрежно швыряет их в мою сторону.

— Одевайся.

Глава 3. Хищник

Отчаяние рвет сердце на ошметки. Рядом с ним моя жизнь теряет какое-либо значение. Даже для меня, ведь понимание того, что он не отпустит — уничтожает до холодного пепла.

Хаджиев мой личный ад на земле.

Будь проклят день, когда я собственноручно подписала себе приговор.

Флешбэк

Два года назад

Мой взгляд полностью сосредоточен на хищнике, который безжалостно терзает свою жертву на арене. Дурею от всего происходящего. Каждый его сокрушающий удар по противнику ломает что-то внутри меня. С хирургической точностью боец буквально расчленяет окровавленное тело, вырывая из него раздирающий крик боли. Нет сил смотреть на царящий хаос, но вопреки здравому рассудку кончики пальцев начинает покалывать от странного желания дотронуться до каменных мышц мужчины. До его татуированных мощных рук, плеч, спины… Зажмуриваюсь и трясу головой, выбрасывая из нее непристойные мысли.

Зачем Амир привел меня сюда.

Всего лишь на секунду я встречаюсь с черной бездной мужских глаз, впившихся в мое лицо, но этого достаточно, чтобы задохнуться от вспыхнувшего волнения. Напряжение мгновенно достигает пика. А когда зал наполняется бурными овациями и непрекращающимися вспышками фотоаппаратов мужчина быстро исчезает из вида, возвращая мне право дышать.

От него веет грехом. Порочным искушением. Он полная противоположность моего жениха. Своего родного брата. Они как два бога. Только Марат бог войны. Смерти и крови. Человеческая жизнь для него ничего не стоит. В том числе и моя. Этот взгляд брошенный в меня копьем не предвещает ничего хорошо. Он не имел права так смотреть на невесту своего брата, у них так не принято, но видимо запрет только сильнее распаляет в нем голодного зверя.