Наши дети

Пусть живут

В мае, когда берёзки оделись в радостный зелёный наряд, папа поймал Илюше майского жука. Мальчик зажал в ладошке твёрдый комочек и улыбался от счастья. Сильными лапками жук старался выползти из заточения, щекоча ими руки мальчика. Илюша взял жука пальчиками и, разглядывая его, гладил блестящую хитиновую спинку. Старшая сестрёнка Катя принесла берёзовых листьев. Мама достала пол-литровую банку, и они поместили в неё жука. А чтобы жук не вылетел, банку накрыли марлей, закрепив её резинкой. Утром, проснувшись, мальчик бежал навестить своего маленького друга. Жук лежал не шевелясь. Листочки завяли и сморщились.

– Бабуля, мой жук умер! – Закричал испуганно Илья.

– Он просто спит, сказала бабушка. – Это ночное насекомое. К вечеру он проснётся, вот увидишь. Весь день ребёнок подбегал к банке проверить, не проснулся ли жук. Сестра поменяла листочки на свежие. К вечеру жук расправил крылья и с глухим жужжанием стал летать по тесной банке. –      Он хочет на улицу, сказала Катя, здесь ему тесно, выпусти его. Но Илюша ничего не хотел слышать.

– Это мой жук! Папа мне его принёс! – кричал он, сжимая банку в руках.

– Тогда сам и рви ему листочки! – Обиженно ответила девочка. Через несколько дней Илья почти не обращал внимания на насекомое. Катя, занятая подготовкой к контрольным, тоже забывала менять зелёную еду. Жук стал вялым. Он уже не летал по банке, и даже не ползал, а только едва шевелил лапками, лёжа на боку. И однажды, поздно вечером, подойдя к забытой банке, мальчик заметил, что жук не шевелится. Он взял его в руки, стал разговаривать с ним, гладить блестящие крылышки, но жук не реагировал на его ласки. Лапки его были подтянуты к самому брюшку и уже не щекотали ладошки. Мальчик плакал весь вечер и плохо спал, всхлипывая во сне. Через несколько дней папа принёс домой маленькую ящерицу. Он работал на даче у самого леса и ухитрился поймать это юркое существо. Удивлению мальчика не было предела. Он впервые видел это животное не на картинке. Совершенно не боясь, он держал её за бока одной рукой, а другой гладил спинку и длинный хвост. Мелкие буро-зелёные чешуйки покрывали всё её тело. Подвижный хвост змеёй извивался то влево, то вправо. Четыре маленькие лапки широко расставлены по бокам. А внимательные глазки, не мигая, смотрели на него, будто спрашивая: «А ты кто?».

Ящерицу посадили в ту же баночку, в которой был жук. Катя принесла свежей травки и положила в банку. Весь день Илюша любовался прыткой, похожей на змейку ящеркой.

– Её надо кормить, сказала бабушка, а то она умрёт от голода.

– А чем она питается? – спросил Илюша.

– Насекомыми: комарами, мухами, ответила бабушка.

–Поймай комара, бабуля! – попросил внук.

– Одним она сыта не будет, а ловить весь день, у меня нет здоровья. Мальчик попытался сам поймать комара, но у него ничего не получалось. С грустным видом он подошёл к банке. Было видно, что его мучают воспоминания о жуке, и он сам старается принять серьёзное решение. На следующее утро он подошёл к папе и попросил вернуть ящерицу в лес. Я не хочу её отдавать. Но ведь она может умереть от голода, со слезами сказал ребёнок, а я хочу, чтобы она жила. Прошло несколько недель. И однажды папа снова принёс из леса маленький серый комочек. Это был ёжик. Он смешно фыркал и ощетинивался острыми колючками на каждое прикосновение. Маленькие ножки с пятью пальчиками, как у человека, удивительно шустро бегали по полу. Илья едва успевал ловить его толстыми рукавичками. Ёжика посадили в таз, не найдя коробки. На дно постелили газеты для тепла. Вся семья не отходила от лесного гостя весь вечер. Ёжик бегал по кругу и, наконец, решил вылезти на свободу. Вскарабкавшись на край ёмкости, он перевесился и плюхнулся на пол. Тогда решили переселить его в ведро. И опять встал вопрос о еде.

–Я видел мультик, как ёжик ест яблоки и морковку, сказал Илюша. Это тебе не заяц. Ёжик – хищник. Он питается мышами. Может быть, теперь заставишь бабулю мышей ловить? – съехидничала сестра. И снова грусть омрачила лицо мальчика. Колючий зверёк был такой хороший! Но кормить его всё-таки было нужно. От моркови и сосиски он отказался и бегал в ведре, нюхая газету. Попробовали дать ему кусочек куриного мяса, за неимением другого. Он накинулся на него с жадностью. Съев мясо, он свернулся в комочек и уснул.

– Как хорошо! – Обрадовался Илья, теперь мы будем кормить ёжика, и он останется у нас жить. Но вечером зверька стало рвать. Было видно, как он мучается. Незнакомая еда не пошла ему впрок.

Расстроенный ребёнок грустно смотрел на серый комочек.

– Он у нас в плену, сказала сестра.

– Никакой он не пленник, парировал мальчик, мы его любим.

– А ты представь себе, что тебя увезли от мамы и папы в лес, в незнакомое место. Лес для ёжика – родной дом. Там у него семья и нужная еда. А у нас он в чужом для него месте. И еда эта для него вредная. Как для тебя, например, мыши.

– Фу! – сказал мальчик, и молча ушёл в комнату. А перед сном тихо произнёс, Папа, отвези ёжика домой в лес, к его маме и папе. Я хочу, чтобы он жил и не мучился.

Леночка провинилась. Я сказала, что не буду включать телевизор, где должна идти «АБВГДей-ка», которую она очень любит. Она помолчала и говорит: «Ты для себя включи, ладно? А я рядом с тобой буду сидеть». На улице, на верёвке висит выстиранное бельё, среди которого брюки и рубашки. Идём мимо. Ветрено бельё колышется, дочь говорит: «Смотри, мама, нам бельё машет ручками и ножками, «здравствуйте, говорит». «Леночка», говорю, «Нельзя обижать маму, надо беречь друг друга». «Ладно, я теперь всегда буду беречь друг друга». «Мама, давай поврём немножко!». «Ты зачем меня умываешь мокрыми руками!» Увидела рыбью чешую и говорит: «От рыбы листочки оторвались».

Гуляем. «Мамочка, ты меня любишь?». «Конечно, люблю, доченька. А особенно, когда ты слушаешься». «А я сейчас иду и тебя всё слушаюсь, слушаюсь, слушаюсь». «Папа, я сейчас буду играть и меня не надо творожить (тревожить)». Идём из садика. Мимо нас на мотоцикле проезжает мужчина с лысиной. Лена с удивлением: «У дяди на макушке лоб вырос». Впервые обратила внимание на ночное небо и очень удивилась, увидев его всё в звёздах. «Мамочка, что это?! Я не успеваю открыть рот, чтобы ответить, как она меня опережает: «А, это от лампочек отсвечивает», и тут же поправляет себя, «Нет, это оно, наверное, запылилось».

Просит почитать сказку про жареную птицу. Говорю, что не знаю такую сказку, никогда не слышала о ней. «Ты мне читала, как Иванушка нашёл перо жареной птицы. Оно очень яркое, как солнышко». И тут до меня доходит, что это сказка «Конёк-горбунок». «Но это не жареная птица. Это Жарптица, потому что свет от неё такой яркий, как от огня. А огонь горячий, жаркий. Поэтому птицу так назвали Жарптица». Вроде поняла. «Что это на палках?», спрашивает дочь, увидев скворечники. Я объясняю, что это специальные домики для птиц. «А где они сейчас?» Объясняю, что большинство птиц, когда у нас начинается зима, улетают на юг, где тепло. Лена задумалась, помолчала некоторое время, а потом рассудила: «Вот была бы у них большая жена, затопила бы печку. Тогда бы они не улетели от нас на юг».

Мой День

Я ползу по полу, потом встаю на ноги. Широко расставляю их и иду увереннее. На моем пути попадается что-то темное и мягкое. Я на нем с удовольствием растягиваюсь на спине и поднимаю кверху ноги. Мама увидела меня и взяла на руки. Мне хорошо у нее на руках: удобно и уютно. Мама дает мне в руки что-то красивое: «На, говорит она, поиграй с ложкой». Так вот что это такое, ложка, оказывается. Она очень яркая. Длинная красная ручка заканчивается лопаточкой. На ней нарисованы золотые цветочки. Мне она нравится. Хочу на пол. Я размахиваюсь и изо всех сил стучу по полу – тук–тук– тук! Какой громкий звук! Я подхожу к двери и с удовольствием делаю тук – тук – тук! Взрослые морщатся и зажимают уши. Неужели им не нравиться моя музыка – тук – тук? Мама отбирает у меня ложку и говорит: «Сеня, что ты так шумишь! Уши оглохли от твоего стука!». Вообще-то полтора года назад меня назвали Арсением. Но мама, папа, бабушка и дедушка называют меня просто Сеня. Они большие и могут делать со мной все что хотят. Я ухожу от них в другую сторону. Что это там? Я такого еще не видел. Огромная штука! Но легкая и немного колется. Я беру это в руки и облизываю. Не горькая. Тогда передними зубами начинаю грызть. Во рту у меня остаются какие-то колючки. «Он соломенную шляпу грызет,» говорит дедушка и отбирает мою новую игрушку. Дедушка сажает меня на колени и начинает кормить. За столом много гостей. Дед что сам ест, то и мне дает. Я не в силах жевать круглые горошины, которые называют «салат с кукурузой». Начинаю давиться и задыхаться. Дедушка пальцем выковыривает из моего рта то, что сам наложил, и стучит меня по спине. С кашлем изо рта вываливается весь салат. Я начинаю глубоко дышать и прошусь на пол. Там интереснее. Меня отпускают. Мама с папой и дяди с тетями продолжают разговаривать. Вот так-то лучше. Не надо на меня обращать внимание. Я влезаю на приступок и вижу много какого-то порошка. Засовываю туда руки и перебираю его. Мне попадается черный к-мочек. Беру его в рот. Здорово хрустит! Я весь залезаю в порошок и с удовольствием валяюсь в нем. «Ой, он в камин залез! Весь в золе вымазался!», кричит бабушка. Она вытаскивает меня из нового убежища. «Углей наелся, весь рот черный! – возмущается она, когда ты вырастешь, горе луковое!» продолжает ворчать бабуля и несет меня отмывать. Теперь я опять чистый. Бабушка выносит меня во дворик, срывает цветочек: «Посмотри какой красивый, понюхай, говорит она. Я засовываю красивый цветок в рот, который заполняется мелкими лепестками, и опять давлюсь. Бабушка освобождает мой рот, и вздыхая, выводит меня за калитку дачного участка. Жарко! Она отпускает меня, и я со всех ног бегу вперед. Какая высокая трава! Меня в ней совсем не видно. Там что-то летает и жужжит. Я сворачиваю к забору и … бух! – куда-то падаю. Почему вдруг обожгло мою руку? Ой, как больно! Она вся словно в огне. Я реву во все горло и вытягиваю руку вперед. Никак не могу выбраться из ямки, все время скатываюсь вниз. Подоспевшая бабуля поднимает меня и дует на руку. Вот и легче стало. «Не будешь лезть, куда не надо», говорит она. – «А будешь, так тебя снова крапива укусит». Что это за кусачая крапива такая, я не понимаю, только мне здесь становится страшно. Меня опять несут в дом. Опускают на пол. За большим столом по-прежнему сидит много народу.