Теневые

– Ноа! – позвал я, хватая ртом воздух, едва увидел его лицо перед собой.

Он был жив и невредим. Рядом не было Теневых, а мы оба находились в доме, в моей спальне. Я лежал на полу, в то время как встревоженный Ноа нависал сверху, одной рукой впиваясь мне в плечо. Его ярко-голубые глаза сияли в темноте, словно путеводная звезда, которая должна вывести меня из того состояния, в котором я погряз. Кошмар, настолько яркий и осязаемый, буквально едва не потопил меня. Казалось, я правда мог умереть, если бы Ноа вовремя не пришел на мои крики. В том, что вопил на весь дом, тем самым разбудив Ноа, я даже не сомневался.

– Ноа… – я скорее выдохнул его имя, чем произнес, и повис у него на шее. Мне было жизненно важно почувствовать его реальность, осязать его теплое тело, касаться его целиком, прижимать к себе, только бы убедиться, что Ноа здесь, со мной, а не там, в парке, выжатый до смерти Теневыми. – Боже мой, я так боялся, что потерял тебя.

Мне было плевать, что он подумает. Уверен, Ноа видел вещи и пострашнее, чем распускающий сопли и слезы и все еще сотрясающийся от дрожи парень. В эту минуту я позволил себе быть слабым. Я просто хотел, чтобы Ноа был предельно близко и не выпускал меня из объятий, в которых я ощутил себя сразу, как сам его обнял. Я почти мертвой хваткой цеплялся за ткань его майки, судорожно вдыхал запах Ноа, ловил каждое биение его сердца напротив своего. Никогда даже представить себе не мог, что сон способен погрузить человека в почти истеричное состояние, заставить пережить такую боль.

А ещё я не представлял, насколько Ноа стал мне дорог. Не знал, что настолько связал себя с ним. Это было нечто большее, чем влечение, симпатия и интерес. Мои чувства к Ноа оказались гораздо глубже.

– Все позади, Калеб, я здесь, это лишь сон, – успокаивал Ноа, почти баюкая меня, как ребенка. – Я не позволю тебя обидеть. И себя тоже, обещаю.

Он пару раз поцеловал меня в висок, не переставая сжимать в руках. Это возымело эффект, по крайней мере, первая волна страха отступила. Я уже понимал, что мы в безопасности, хотя бы в конкретный момент. Что Теневые не более, чем образ из кошмара. И что Ноа не пострадал.

– Надо тебя поднять, – сказал Ноа и начал вставать с колен, на которых он все это время сидел, потянув меня вверх следом за собой.

Ноги ослабли, будто остатки сонного паралича ещё управляли моими конечностями. Я опирался на плечо Ноа и кое-как шагнул с его помощью к кровати. Он усадил меня и разместился сбоку, продолжая обнимать как можно крепче. От его тела к моему перетекало тепло, мое дыхание приходило в норму, пульс выравнивался. Паника отступала.

– Кстати, прости, что пришлось ударить тебя, – извинился Ноа, а я даже не сразу сообразил, о чем он говорил. И лишь через мгновение вспомнил о той пощечине, что, вероятно, и помогла вернуть меня в сознание. – Но я уже истратил все менее контактные способы привести тебя в режим бодрствования.

– Все в порядке, мне это явно требовалось.

– Расскажешь, что именно ты видел? – поинтересовался Ноа. Его ладонь сжала мою, видимо, в качестве поддержки, и он переплел наши пальцы в замок.

– Теневые напали на тебя. А я… не успел помочь, – ответил я, отгоняя жуткие кадры. А потом отодвинулся и твердо, насколько сейчас хватало сил, сказал: – Поэтому ты обязан научить меня растворять этих ублюдков. Я не допущу, чтобы подобное повторилось в действительности.

– Калеб, я уже обещал, что научу тебя всему, что умею сам, – подтвердил Ноа и мягко провел пальцами сначала по моему лбу, убирая упавшие волосы, затем, поглаживая, проскользил вниз по щеке. – Но если однажды мне будет грозить опасность, то запомни: ты должен спасаться сам, не пытаясь меня вытащить…

– Стоп! Замолчи. Пожалуйста, – перебил я. Какого хрена он говорил? Только не после того, что я видел пять минут назад. – Я твой напарник. Твой… друг, – лучше этого определения я пока не мог подобрать. – Я никогда, слышишь, никогда не брошу тебя в беде, не сбегу. Ты сам выбрал меня, так что будь добр, возьми ответственность.

– Андерсон, тебе говорили, что ты упрямый? – усмехнулся Ноа, упираясь мне в лоб своим собственным.

– Не упрямей тебя, Лайтхауз, – парировал я и первым потянулся к его губам. Никакой страсти, только еще одно весомое подтверждение, что мы оба в целости и сохранности, и значим друг для друга еще нечто неозвученное, но, кажется, очень важное.

– Подожди, я принесу тебе чай, – предложил Ноа, едва мы закончили. Наши лица по-прежнему соприкасались; я осязал на коже его ставшее более горячим дыхание. – Я быстро.

Он отпустил меня и, встав, вышел из комнаты. Пока Ноа отсутствовал, я привел в порядок смятую постель, в которой я без сомнения активно ворочался, переживая события кошмара. Вернул на место сброшенное одеяло, а после заглянул в ванную, чтобы сполоснуть холодной водой лицо. Из отражения в зеркале на меня смотрела далеко не лучшая моя версия: радужки, пусть и не такие яркие, как у Ноа, потухли, под глазами залегли тени, будто я не спал целую неделю, на макушке вилось гнездо из волос, и только зацелованные губы сочным пятном выделялись на фоне бледного лица.

Я вернулся в комнату почти одновременно с Ноа и сразу почуял знакомый травяной запах его чая.

– Сначала забирайся в кровать, – скомандовал Ноа, кивая на постель, когда я потянулся за кружкой.

Сев по-турецки, я прислонился спиной к стене и накрыл ноги одеялом, тут же похлопав сверху и приглашая Ноа занять положенное место рядом со мной. Как бы глупо это ни звучало, но мне было… тревожно отпускать его и вновь оставаться один на один с ночью.

– Если хочешь, я могу сегодня спать здесь, – предложил Ноа, как будто читал мои мысли. Или же те слишком очевидно отражались на моем озабоченном лице.

Он передал мне кружку и по привычке улегся головой мне на бедро. Я улавливал остатки волнения в его поведении, но был благодарен Ноа, что он старался вести себя как обычно, а не включал режим гиперопеки или ещё как-то нянчился со мной сверх меры. Он давал мне ровно такое количество заботы и комфорта, в котором я нуждался, не перегибая палку и не заставляя чувствовать себя ущербно и жалко. Возможно, он действовал интуитивно или же успел достаточно изучить меня за время нашего общения. Я давно заметил, что Ноа отличался повышенным чутьем и цепким взором, чего бы это ни касалось.

– Что в этом чае? – полюбопытствовал я. Давно хотел узнать. Не зря же Ноа часто пил его.

– Травы, щепотка сахара и ложка бренди, – усмехнулся Ноа, чуть откинув голову назад, чтобы встретиться со мной взглядом своих невозможных глаз.

– Какой-то особенный сбор? Ты ведь угостил меня таким же в день нашего знакомства, верно? – вспомнил я, перебирая пальцами длинные пряди на макушке Ноа. Наконец-то я это сделал, как давно хотел, словно сегодня между нами упала не одна, а все оставшиеся преграды, разделявшие наши личные пространства. Хотя в случае с Ноа о подобных границах изначально почти и не было речи.

– Да, он самый, – подтвердил Ноа. – Но в составе ничего сверхъестественного. Просто правильное сочетание компонентов для бодрости духа. А ты уже придумал себе какую-то легенду о чудодейственном напитке?