Страница 5 из 11
Я обещала Ви хранить нашу дружбу, Че – любовь. А Ви обещала нам вернуться.
И прямо сейчас, под ярким, испепеляющим, почти полуденным солнцем я мысленно клянусь себе и подруге, что до ее возвращения все останется неизменным.
– Она никогда не обсуждала тебя со мной, Че! – я слишком быстро нашлась с ответом. Преградивший мне путь Че тут же отступает в сторону.
Брусчатка привокзальной площади рябит в глазах, ветер с тяжелой примесью мазута развевает волосы, люди с сумками и чемоданами, натыкаясь на меня, спешат к новой жизни, что начнется для них через миллионы мелькнувших под поездом шпал.
Я иду очень быстро, почти бегу, пытаясь побороть чувство потери. Спешу домой, где будет Валя со вчерашним синяком, где снова нечего есть, где опять придется браться за веник и швабру. И возможности спастись от этого в квартире на четвертом этаже больше нет.
– Подожди, а? – Че обгоняет меня и, пошатываясь, встает рядом. – Слушай, так хреново мне еще никогда не было. Пожалуйста, давай немного помотаемся по центру?
Весь день Че, ссутулившись, с руками в карманах джинсов, нарезал круги по окрестностям, а я тенью следовала за ним. Каждые двадцать метров с Че кто-то здоровался, окликал издалека, кивал или просто оглядывался ему вслед. Сейчас, оба почти обессиленные, сидим в заросшей хмелем беседке в глубине опустевшего парка, и комары вокруг устроили настоящий пир.
– А ты раньше теряла кого-нибудь? – тихо спрашивает Че и всматривается в сумерки.
– Ага. – Я киваю, хотя едва ли это нужно в сгущающейся темноте.
– Кого?
– Папу. И брата. А ты?
– Бабушку…
– О… – тяну я, потому что не знаю, что говорят в таких случаях.
– Все нормально. Даже тогда было легче. – Че лезет в карман и шуршит в потемках пакетиком. – Это фисташки, так что не предлагаю.
– Отчего же? Давай их сюда. – Протягиваю руку. – Обожаю фисташки!
– А… Просто Ви терпеть их не может. – Че отсыпает щедрую кучку соленых орешков в мою ладонь. – Интересно, а что еще ты обожаешь?
Что я могу обожать? Это просто смешно. И никого, кроме Ви, никогда не волновало.
– Стихи сочинять! – выдаю почему-то вслух.
– Стихи? – Че встает со скамейки и нависает надо мной. – Хорошие?
– Откуда ж я знаю? – взвиваюсь я. – Они просто есть в моей голове, и все.
– Представляешь, я тоже люблю стихи! Но сам их не пишу. Так что давай, Солнце. – Плавным жестом виджея из телевизора Че представляет меня несуществующей аудитории. – Вещай!
Я выбрасываю в урну скорлупки, отряхиваю руки, откашливаюсь и еле слышно мямлю:
– Ну…
Че не двигается. Никогда тишина не была такой громкой. Этот парень вдруг оказался вторым человеком в жизни, кому я так запросто прочитала свои стихи. С каждой секундой я все мучительней краснею, пытаюсь спрятать пальцы в растянутых полосатых рукавах. Я хочу исчезнуть, испариться, на худой конец просто умереть. Что же я вообще делаю здесь, в темной беседке, рядом с парнем – местной достопримечательностью, по уши влюбленным в Ви?
– Что-то не так? Они о потере, ощущении потери… Забей! – почти кричу я, но Че быстро проводит рукой по лицу и тихо произносит:
– Ты сейчас меня вывернула.
Глава 8
В свете желтых фонарей Че проводил меня до остановки. Длинные черные тени, похожие на марсиан, скользили по асфальту и стенам, сворачивали за углы каменных зданий и прятались в темноте.
Че рассказывал о своих казусах в прямом эфире, о странных гостях и буйных фанатках, о выходках заезжих столичных звезд, о новогоднем выпуске программы, которая шла в записи, потому что к концу предыдущего новогоднего эфира съемочная группа не могла твердо стоять на ногах. Я слушала его, открыв рот, внимала каждому жесту, изменению интонации и ловила себя на мысли, что нахожусь по ту сторону экрана. Или мира…
Гремя колесами, подкатил трамвай. Че улыбнулся:
– Спасибо, что не дала умереть! – И скрылся в темноте поросшего тополями сквера.
Весь путь домой я терпела на себе пристальные, полные зависти взгляды девочек, запрыгнувших в салон на той же остановке.
Дома в кои-то веки не было пьянки, из темной гостиной слышался громкий храп матери.
Середина ночи, а я все сижу на подоконнике. В душе эхом отзывается тоска, сердце заходится – но боли, которую я так боялась, отчего-то нет. Возможно, чем дальше в пространстве и времени моя подруга, тем слабее связь душ? Я ведь любила когда-то брата, однако это было столько лет назад, что уже почти ничего к нему не испытываю. Неужели время и расстояние разрушают абсолютно все?
Протянув руку, беру со стола поблескивающий стразами ноутбук, открываю его и ищу через поиск соцсети. Наобум нажимаю на кнопки и ссылки, но все же создаю свой первый в жизни аккаунт. Разыскиваю Ви и стучусь к ней в друзья. Она сразу отвечает:
> Почему не спишь, Солнце?
>> Не могу уснуть, – с трудом нахожу нужные буквы и целую вечность печатаю ответ, – а ты?
> Попутчик накурился чего-то в тамбуре и устроил дебош. Его только что скрутили и высадили на станции. Я сейчас в таких местах, про которые ни один географ не знает))) Как ты?
>> Хорошо.
> Как день провела? Что делала?
Я дергаюсь, и ноут едва не падает на пол. Пытаюсь сочинить нейтральный ответ, подыскиваю нужные буквы, набираю лишь единственное слово, но снова щелкает оповещение от Ви:
> Тань, телефон сейчас сдохнет. Отпишусь, как приеду. Люблю тебя!
И мое «Ничего» так и зависает в окне диалога неотправленным. И непрочитанным. Я мучительно тру ладонями щеки, выгибаю спину, потягиваюсь до звездочек перед глазами, трясу головой… Только что я хотела соврать Ви. Я соврала ей, только она об этом не узнала.
Утром в сладкий неясный сон врывается резкий звук. За фанерной дверью комнаты кто-то застегивает молнию, топает и сдавленно матерится. Чертыхаясь, слезаю с дивана и высовываю нос в прихожую – мать, при параде, пытается уложить в огромный клетчатый баул полотенце и тапочки.
– Ты куда? – хриплю.
Мать поднимает на меня глаза:
– Да участковый новый вчера приходил. Твои вопли весь дом слышал, кто-то из соседей и настучал. Ефимовна, мне кажется.
– И? – прерываю я.
– Чего – и? Сказал, если не завяжу, родительских прав лишат, пособия, пенсии по потере кормильца. Да еще и алименты тебе, дуре, платить заставят. Протоколом пригрозил. Да я что-то сама уж устала – пойду сдаваться.
– В Третью наркологию? – на всякий случай уточняю, хотя и так понятно, что она едет туда.
Я готова смеяться и плакать от счастья, прыгать на одной ножке, обнимать и целовать маму, кричать, что она у меня лучше всех.
– Ага. Не упру я этот баул – видишь, замок поломался.
– Да брось, ты же больше суток там не выдержишь! – смеюсь.
Мать кивает, перекладывает халат с тапками в пакет и, тяжело дыша, выходит за дверь.