Гомункул

В задумчивости Сент-Ив остановился и, шагнув к стене ближайшего дома, скрылся в тени рассыпающегося крыльца. Спешка здесь неуместна, решил Сент-Ив. По меньшей мере, им следовало дождаться возвращения Годелла с капитаном. В каком-то смысле пропажа оксигенатора касалась и их, пускай связь не столь очевидна. Как там выразился Годелл три дня назад, стоя под дождем? «Командный дух», нечто в этом роде. Тут он не ошибся: что, если каждый начнет прорубать в чащобе собственную тропу? Со всей неизбежностью он пересечется с остальными в каких-то потайных, надежно укрытых листвою уголках леса.

— Хасбро! — шепнул Сент-Ив. Гнетущая атмосфера пришедшей в запустение части города поневоле заставила его понизить голос.

— Сэр?

— Ты был прав с самого начала. Этот Кунц, где нам его искать?

— Он хорошо известен своим пристрастием к ракообразным, сэр. Вероятно, даже и в этот поздний час мы сможем найти его за поздним ужином в клубе с неподобающим названием «Пижонская креветка» близ Риджент-стрит. Боюсь, там у него сложилась дурная слава: задерживает поваров и официантов чуть не до рассвета.

— В таком случае давай заглянем в «Пижонскую креветку». Я узрел правоту твоих слов, Хасбро.

Но в этот самый миг Сент-Ив узрел и еще кое-что — тень человека, целеустремленно мчавшегося по противоположной стороне улицы в направлении лаборатории доктора Игнасио Нарбондо. Тень то выскальзывала из темноты, то вновь растворялась во мраке.

Не сговариваясь, Сент-Ив и Хасбро ступили на перекресток и, забыв о посетителях «Пижонской креветки», крадучись зашагали по тротуару туда, где таинственную фигуру поглотил дверной проем.

Оба молчали. Не было ни малейшего смысла высказывать вслух очевидные вещи: что-то назревало, и долг повелевал им окунуться в самую гущу неведомого. Этим вечером изобретатель и его слуга пустились по следу тайны — а вот и она, таинственнее не придумаешь. Только и оставалось, что раскрыть ее.

Трясущийся от страха, подгоняемый недавно обретенной решимостью Билл Кракен обнаружил себя в полном одиночестве внутри темных пределов лаборатории доктора Нарбондо. Странные шумы встретили его там: слабый всплеск ленивого карпа в стоящем на полу резервуаре, натужное сипение его собственного дыхания и оглушительный стук сердца, которое, кажется, готовилось лопнуть, подобно перезрелой сливе, прежде чем Кракен отыщет то, за чем сюда явился. В придачу к этому время от времени слышался тихий перестук — будто пригоршня костяшек домино падала в мешок.

Мраморная плита и рабочий стол Нарбондо пустовали: ни тебе готовых восстать мертвецов, ни обглоданных павлиних, расправляющих крылья. И вот на верхней крышке пианино Кракен увидел ящик Кибла — вернее, темный силуэт ящика в дрожащем свете принесенной свечи. Передвигаясь на цыпочках, он подкрался поближе. Незачем тянуть кота за хвост — в треклятой лаборатории его ничего больше не интересовало. Кракен просто схватит ящик и уберется тем же путем, каким явился. Если на лестнице он расслышит шаги поднимающегося доктора или Пьюла, то взбежит потихоньку на площадку верхнего этажа и дождется, чтобы они вошли в лабораторию, а уж потом удерет на улицу.

Кракен вглядывался в темноту, со страхом ожидая, что Нарбондо опять застанет его врасплох, неожиданно высунувшись из тайного прохода за стенной панелью. Что и говорить, Кракену совсем не улыбалось сражаться с доктором или его тошнотворным помощником. Но тайную-то дверь не запрешь! А вот обычную… Из-за столика, за которым некогда поедали павлинью курочку, он подтянул к себе стул и подпер дверную ручку его спинкой, хорошенько подергав для вящей надежности.

Вытянув руку со свечой в направлении ящика, Кракен отправил танцевать на стенах трепещущие тени. Прямо перед ним, где и упала, лежала горка жутких, лишенных черепа останков Джоанны Сауткотт, и это зрелище понудило Кракена обмереть, обратило его в согбенную каменную статую с выпученными глазами. Прямо у него на глазах кости встрепенулись, начали было сползаться вместе, но затем, издав стук рассыпаемых костяшек домино, вновь осели, затихли беспорядочной кучей.

Кракен сунул в карман трясущуюся руку, нашарил флягу с джином и обжигающей ароматной струей вылил себе в горло добрую половину ее содержимого. Останки предприняли новую попытку собраться, однако с прежним успехом: одна из вывернутых кистей шустрым крабом забегала было по полу, но — как и все прочие кости — вскоре обмякла, словно в изнеможении.

Кракен поклялся больше не смотреть туда. Так будет лучше. Даже если скелет сумеет подняться, он с легкостью убежит от него или покрошит в щепы кочергой, лежавшей теперь на каминной полке. Да будь он проклят, если позволит запугать себя кучке старых костей. Сделав последний, солидный глоток джина, Кракен скривился и потянул с пианино ящик. Повернувшись, шагнул к двери и в ужасе увидел, что дверная ручка поворачивается — медленно и беззвучно. Услышал нетерпеливое шарканье переступающих ног и разглядел над порогом оранжевую полоску тусклого света от потайного фонаря.

Стараясь не совершать резких движений, Кракен попятился к дальней стене. Что, если это Уиллис Пьюл? Или даже сам Нарбондо? Тут ему и конец, это точно, как и всем надеждам восстановить свое доброе имя в глазах капитана Пауэрса и бедного Джека Оулсби. Кто бы ни стоял за дверью, борьба с упрямой ручкой шла уже нешуточная: ее немилосердно дергали и выкручивали, отринув всякие попытки обойтись без лишнего шума. Полетели проклятия, исторгаемые безошибочно узнаваемым высоким голосом Уиллиса Пьюла. Нижней части двери отвешивались крепкие пинки.

Свободной рукой Кракен зашарил по дальней стене, пытаясь нащупать подвижную панель, скрывавшую путь к спасению. Он тряс каждую вверх и вниз, всхлипывая и едва дыша, а в дверь за его спиной уже барабанили; по полу царапали ножки стула.

С пугающей внезапностью гладкая панель отошла внутрь, постояла и медленно затворилась вновь. В отчаянии Кракен ударил в нее плечом и влетел в холодный и пыльный коридорчик. Огонек наклоненной свечи утонул в растопленном воске, а панель начала медленно закрываться.

Кракен лежал на пахнувшем плесенью грязном полу, сдерживая свистящее дыхание и сквозь сужавшуюся щель наблюдая за тем, как подпиравший дверь стул опрокидывается, а в лабораторию макушкой вперед вваливается Уиллис Пьюл. Наступила полная тьма, но и сквозь закрытую панель был очень даже хорошо слышен чей-то гневный окрик и сразу за ним — даже более громкий, безумный вопль Пьюла. За треском ломаемых стульев, громогласной руганью и внезапно раздавшимся оглушительным выстрелом воспоследовала звонкая тишина. Кракен хлопал себя по карманам, пытаясь отыскать спички.

При звуке выстрела Лэнгдон Сент-Ив и Хасбро застыли на месте, так толком и не приступив к подъему. Более предпочтительным вариантом было бы остаться на улице, но оба осторожно вошли и сделали пару-тройку шагов по лестнице. Ведшая в проулок дверь черного хода была наглухо заколочена: любым ворам, кем бы те ни являлись, придется выбираться из дома через парадный подъезд. Представлялось мало полезным бежать наверх и врываться без оружия в помещение, полное отчаянных головорезов. Куда проще подождать внизу и решительно преградить путь всякому, кто покажется на пороге с ящиком в руках. Чьи коварные происки привели сюда проповедника, ничуть их не касалось.

Прозвучавший выстрел заострил тайну. Возможно, этим вечером Годелл был занят воплощением своего плана свести всех негодяев вместе; сейчас они, похоже, увлеклись истреблением друг друга. Где-то наверху хлопнула дверь. Прогремел второй выстрел, кто-то взвыл от боли. Дверь громыхнула о стену, раздались дикие крики.

Следуя примеру Хасбро, Сент-Ив развернулся и поспешил сбежать по тем немногим ступеням, на которые оба успели подняться. Уже на нижней площадке, у самого выхода, Хасбро рывком распахнул дверь в крохотную комнатенку — немногим больше стенного шкафа, — и оба втиснулись туда, чтобы, прикрыв дверь, тем не менее обеспечить себе обзор нижних ступеней лестницы сквозь оставленную узкую щель. По упомянутым ступеням не замедлил кубарем скатиться отчаянно завывавший Уиллис Пьюл; ничком рухнув у подножия лестницы, он так и остался лежать.