Страница 11 из 17
Дни такие: музыка громкая современная иностранная и ужин: овощное рагу – «подляк»: вонь по всему «продолу» и крики:
–– Подляк жрите сами!
Времени тут нет, тут вместо него что-то стремительное…
Прогулка – в каждый такой день с утра. Прежде тому, кто владеет каким-либо видом спорта хорошо, да ещё и убийца, надо завести руки за спину и сунуть их в раскрытую «кормушку», наденут на них «браслеты», после этого для прогулки отопрут. Музыка громкая современная иностранная и небо за тремя слоями решёток; в каменном ящике, четыре на два, – в «дворике», вся «хата» кружит гуськом.
–– Далеко ушли!
И все идут в обратную сторону.
Ещё: в «хате» одного не оставляют и гулять по одному не водят. И ещё: не довелось бы тебе гулять после туберкулёзных: те всё плюют, а плевки их превращаются в пыль…
Зачастую от прогулки отказываются всей «хатой». Из-за уличных – адовых – динамиков.
Недели такие – баня кому в какой день: с утра «каптёр» возьмёт через «кормушку» твоё бельё, для надёжной чистоты его, в «прожарку», вечером вернёт; могут дать ножницы тупые; берёшь с собой своё мыло, мочалку, шампунь, полотенце, что-то постирать; сушить будешь в «хате» на верёвке… В бане краны сломаны, тазики ржавые, вода то течёт, то не течёт… Раз до тех, среди кого ты, мылись бабы – и вся «хата», и ты, стали чесаться, неистово чесаться, просить, нетерпеливо просить нужную мазь. Мазь тебе и всем дадут…
…Никто ничего никому никогда не объясняет: вызовут – ведут: а куда, а к кому, а зачем?..
Пока ведут на прогулку, на фотографию, к врачу – можно, думаешь, заблудиться; одни переходы и повороты каменно-железные… В каком-то окне мелькнёт поле, город…
Месяцы такие – передачи по тридцати кэгэ продуктов: колбасы, сгущёнки, тушёнки, яиц, батонов, шоколадов; одежды – сколько ты захочешь. Всё – с описью. Банку сгущёнки-тушёнки просишь «пупкаря» открыть или трёшь ею об пол, потом можно открыть и алюминиевой ложкой.
Стальная ложка и музыка тут сосуществовать не имеют права: стальной ложкой можно под музыку, при желании, расцарапать в потолке бетонную плиту, разогнуть в ней арматуру, вылезть в дыру на крышу, на звёзды… (Стукачей тогда, говорят, попросту не подпускали к дверям.)
Письма – по утрам в открытых конвертах.
Вечером, перед концом музыки, – вечерняя проверка: дежурный по корпусу и по двое «вертухаев» сдаю-принимаю. После этого они замок не на один, а на два оборота – «утепляют хату»…
На табло в «продоле» при двух оборотах загорается лампочка…
Ключ – огромный, самодельный, ко всем «хатам» – один…
Замки – обычные гаражные.
…«Шмоны» – то их нет по несколько дней, то они по несколько раз на дню: в «продоле» ты стоишь вместе со всеми лицом к стене или сидишь на корточках с руками за головой – а часов-то у тебя нет… Дежурный по «хате» остаётся: не имеют, якобы, права «вертухаи» во время «шмона» лазить по твоим карманам.
Но вот тебе и ночь!.. Одна, другая, третья… четвёртая, пятая, шестая… Много их тебе!
Ночь – настоящая жизнь: музыки нет, нет музыки и можно говорить нормальным голосом. Разрешены транзисторы, только без укавэ – чтоб не настроился кто в «хатах» на волну «ментовскую»…
…Страшное самое в «крытке»: «малявы» из соседней «хаты» в другую соседнюю «хату» – «дороги»…
Прервать «дорогу» – «морозить хату»!..
И в основном все только этим и занимаются: носки, свитера – всё, само собой, распущено на нитки…
Коробок спичечный, с хлебом, на нитке, что с запасом, просовываешь ты в окошко сквозь решётку и «реснички» и ложкой бросаешь в сторону соседнего окна… Из той «хаты» уж стучали в стену – там в окне уж выставлена свёрнутая в трубу газета – «дочка»… А «дороги», которые сверху вниз и снизу вверх, – это «кони».
Так передаются и сигареты, и чай, и анаша, и лекарства, и даже книги: толстые еле пролезают, но такие нужнее – дольше читать!..
«Опера» в какой-то «хате» засядут, бывает, и включаются в такую «дорогу»: читают те «малявы»…
«Пупкари-вертухаи» по несколько раз на дню влетают в «хату», рвут «дороги». (Заодно – сорвут и простыню, которой ты занавешен на своей «шконке».) Снаружи «обслуга» ходит вдоль стен, обрывает «дороги» и «кони» граблями… Однако всё это и всегда наготове. Иначе – нельзя. Для того и «хата», для того и ты в «хате»… По ночам стреляют скатанными «малявами» в трубочку бумажную в «глазок»: через «продол», через пропасть трёхэтажную с тремя сетками, попадают в «хате» напротив в открытую там «кормушку»; засекут такое – пять тебе суток ареста.
Сам ты подчинишься всем этим обыкновениям: не знали ведь их, этих законов, и все, кто попадал сюда впервые… Подчинишься незаметно, загадочно и спасительно… А переведут тебя вдруг в «хату» к тем, кто по несколько раз судим – у кого несколько «ходок», так ещё и рад будешь: с традициями ихними куда лучше, легче… Сами они прямо рвутся в колонии, притом – на «строгие»! – Лишь бы не сидеть, и тут и там, с молодыми – что беспредельно не ведают никаких законов, ни тех, ни этих, в строят свои – которые есть простая сила: с «быками», с «синими», то есть – что все в наколках… А у тех, кто моложе и «быков-синих», у «малолеток», в «хатах» и в колониях жестокость, говорят, – просто легендарная…
Начальству «крытка» – всем, то есть, кто ходит сюда сам, – с традициями известными проще и спокойнее… В «крытке» и на всю «крытку» – один, с ведома начальства и с ведома тех, кого сюда привозят, назначается-избирается «смотрящий» – из бывалых: он сидит в «хате», где на пять «шконок» пятеро, телевизор, холодильник, книги, деньги, «кормушка» всегда открыта – за водкой «вертухая» послать. Начинает он с того, что шлёт по всей «крытке» свою «маляву»: я, мол, такой-то, стал «смотрящим», так чтоб порядок был, давайте жить, мол, по моим законам, по зэковским!
В какой «хате» у кого какая беда – стучись в дверь – «ломись»:
–– Сведите в смотрящему!
Сидеть будешь ты и напротив «хат», где приговорённые к так называемой редкой высшей мере – «смертники»: на «продоле» у этих «хат» ещё одна решётка…
…Тяжёлое самое тебе тут: не вызывают тебя когда ни на допрос, ни вообще для чего-нибудь, не вызывают тебя когда по месяцу, не вызывают тебя когда по два месяца, не вызывают по три месяца – мучаешься ты, мучаешься, мучаешься ты: сам себя живьём жрёшь; называется это – «гнать гусей по этапу»…
Жрёшь себя живьём, мучаешься ты, не вызывают тебя когда четыре месяца…
Смотришь ты: иной с центнера личного по тридцать кэгэ скидывает… И вслух ты будешь думать: вот бы такую, по нынешним предпринимательским временам, фирму частную оздоровительную учредить: располневшую богатенькую бабёнку запереть, по договору, на месяц хотя бы, а потом – деньги взяв вперёд – привести ненароком к сей сотрудника какого-нибудь, с удостоверением только бы: дескать, будет он с твоими делами, с твоими бумагами, покуда ты тут-то, разбираться!..
Ждать и ты будешь: тряпицу так над собой устроишь, чтоб не падало ежесуточное электричество тебе в лицо…
Любят, любят тут разговорчивых, весёлых. Уважают – знающих: в какой бы то ни было области – наука так наука, техника так техника, «зона» так «зона». Вот и станешь ты вспоминать прочитанное: тут и с дипломами из отечественной истории знают только, что была царица, у которой был любовник, у которого был темперамент…
Не любят – молчаливых, замкнутых, непонятных…
Очень не любят – ворующих у «сохатников» хлеб, сигареты, сахар – «крысятников»: их бьют.
Совсем беда – «бомжи»: грязь, вонь от них; сами на зиму в «крытку» лезут.
Ты и будешь таким, каким нужно быть: тут надо уметь себя давить. Кто не может себя давить – бьют.
–– Или ломись из хаты, или делай, что скажут!
Если бьют – не заступаться.
Держись – знакомых.
Три тут, вообще-то, способа сосуществования: «общак», «семейка» и «каждый за себя». Уж что тебе выйдет…
…Тебе, по ходу твоего дела, устроят свидание или с женой, или с родителями: лишь бы ты только расписался в той бумаге, где о том, за что, мол, ты тут – и вмиг свидание, конечно, прервут… Ни «браслеты», ни пинок тут у «кобылы», ни перекидка из «хаты» в «хату», ни «гонка по этапу» не проняли тебя, не проняли… Тебе, по ходу-то твоего дела, могут и сказать, что вот, мол, у тебя ведь дочка, а в городе недавно было большое автодорожное происшествие…