Последняя надежда (ЛП)

– Мне жаль, но я не сниму их. Мои руки – мое средство к существованию.

Он фыркает.

В окне вспыхивает молния, и я снова нервно вглядываюсь в него. Над нами собрались злые, грозовые, черные облака, в которых то и дело вспыхивает молния. Мы в воздухе меньше часа, но, кажется, весь Перу попал в шторм. Это заставляет меня нервничать.

– Я модель рук, – в миллионный раз говорю я Афонсо, – рук и ног, но в основном, ног.

– Ты защищаешь их от солнечного света, да?

– Солнечного света и других людей, – соглашаюсь я.

В данный момент мои перчатки наполнены маслом ши. Я увлажняю руки, так как мы летим, и мне нечем больше занять руки. К тому же, хоть это и звучит странно, но увлажнение меня расслабляет. Как часть моих рутинных ритуалов. В последнее время мне нужно много чего-то чертовски успокаивающего.

Теперь Афонсо смотрит на меня оценивающе.

– У тебя мягкие руки, да?

Мой ужасометр пересекает красную зону.

– Да, – коротко отвечаю я, поворачиваясь к окну.

Сигнал для него, чтобы он оставил меня в покое. Как бы мне хотелось надеть на глаза повязку для сна и сделать вид, будто моего «папы» здесь нет.

В крошечном самолете два ряда сидений у одного борта и одиночные сиденья у другого. А мне посчастливилось оказаться в самом центре самолета рядом с Афонсо, хотя кругом куча свободных мест, что странно. Думаю, такой самолет может вместить около тридцати пассажиров, но кроме стюардессы и трех человек сзади, на борту больше никого нет. Должно быть, Пукальпа не пользуется спросом в воскресенье.

И я единственный пассажир с соседом по креслу. Везучая, везучая я.

Афонсо мог бы легко занять свободное место на соседнем ряду, но ему нравится беспокоить меня и пялиться в мою блузку во время полета.

Приступ клаустрофобии накрывает меня, и я чувствую тошноту в желудке. В гостиничном номере чаще всего была одна. Но здесь? Афонсо в зоне моего комфорта, и он не уйдет. Он касается рукой моего бедра, и у меня желудок начинает нервно сжиматься. Изнасилования еще не было, но внезапно я перестала исключать эту возможность.

И это чертовски пугает меня.

Мне нужно уйти хотя бы на несколько минут, чтобы взять передышку. За иллюминатором грохочет гром.

– Афонсо, мне нужно в туалет. Если ты меня выпустишь...

– Не торопись, – говорит он мне, и корчит гримасу, которая, как полагаю, должна быть сексуальной усмешкой.

– Мне действительно нужно выйти, – говорю я, вставая, – у меня живот крутит.

Я издаю многозначительный стон, крепко сжимаю руки в перчатках и прижимаю их к животу.

Он хмурится и встает, чтобы выпустить меня. Почти уверена, что чувствую, как он скользит пальцами по моему плечу и вниз по бедру, когда я прохожу мимо. Вздрогнув, я иду по узкому проходу к маленькой туалетной комнате в задней части салона. Я перекидываю сумочку через руку и вхожу в тесную кабинку боком, чтобы не зажать ее дверью. Оказавшись внутри, я закрываю дверь, опускаю крышку унитаза и сажусь на него.

Мне не нужно писать. Мне нужно выдохнуть.

Глубоко дышу несколько минут и пытаюсь утихомирить панику, скопившуюся в моем горле. Они везут меня в другой город. Фуке становится все грубее. С каждым часом Афонсо наглеет. Именно сейчас чувствую, что моя жизнь висит на волоске. Думаю о Розе. Бедная, бедная Роза. Что они с ней делают? В безопасности ли она?

Я стараюсь, Роза. Так сильно стараюсь.

В течение долгих минут у меня дрожат руки, и я остаюсь в туалетной комнате, пока не успокаиваюсь. Когда я, наконец, открываю дверь, один из мужчин в задней части самолета немедленно встает, чтобы пойти в туалет.

Его взгляд встречается с моим, и я застываю.

Это красивый мужчина со знакомыми пронзительными глазами. Мендоза. Здесь. Я смотрю на него, а он подносит палец к губам и просит сохранять тишину.

И он улыбается.

Глава 6

Рафаэль

Ава поражается моему присутствию, но в выражении ее лица мелькает надежда. Она думает, что я здесь, чтобы спасти ее. К сожалению, все, что в данный момент могу предложить ей – я не буду бить и насиловать ее, но мне нужна информация, которая у нее есть. В такой слабо контролируемой обстановке, где за ней наблюдает только маленький темноволосый мужчина, я могу легко подменить информацию. Пять разноцветных папок с несколькими листами бумаги. Наш дубликат не идеален, потому что мы не смогли подобраться близко. Лучшее, что мы смогли изготовить – это копии бумаг, которые выглядели, как перехваченные электронные письма и стенограммы телефонных разговоров. Но мы не уверены.

Беннито сделал макет примерно за час. Точно такую же сумку мы купили на севере в элитном магазине.

Я беру сумку-обманку и кладу на сиденье позади меня, чтобы Ава не видела.

– Извините.

Турбулентность сбивает ее, и она падает на меня, а сумка падает на пол.

Инстинктивно я обнимаю ее за талию, чтобы сберечь, но это действие только приближает ее ко мне. Запах душистого лосьона и женщины проникает мне в легкие. Закрыв глаза, глубоко вдыхаю, чтобы запечатать этот запах в своей голове.

Это шикарное ощущение ее бюста на моей твердой груди. Она сжимает своими маленькими руками мои предплечья, а одна ее нога застревает у меня между бедер. Черт, если немного подвинуться, то я смог бы потереть свой твердеющий член о ее покрытую киской одежду.

Но времени для этого нет. Я использую болтание самолета, чтобы подменить сумки. Обхватив ее одной рукой, я толкаю ногой ее сумку, а другой рукой подаю ей наш дубликат сумки.

Она не замечает подмены. Посмотрев мне в лицо, у нее расширяются глаза, выдающиеся из-под низко натянутой кепки. От удивления и понимания ее дыхание учащается.

– Ты тот парень? Тот, кого они боятся?

– Тс-с-с, – я прикладываю палец к губам, кивая в сторону Афонсо.

Она закрывает рот, но ее взгляд умоляет о помощи.

– Кто с тобой?

Ее глаза наполняются слезами.

– Его зовут Афонсо. Ты из правительства США? Кто послал тебя?

Самолет встряхивает еще раз, и я пользуюсь моментом, чтобы поменять наши позиции. Она перемещает руку мне на грудь.

Я качаю головой.

– Посылка при тебе?

Разочарование накрывает ее.

– Иди к черту, – выплевывает она, вырывая руки, чтобы я отпустил ее.

– Дочка, иди сюда, – приказывает Афонсо.

Дочка? Вот, жопа.

– Будь сильной, – бормочу я, отпуская ее, и подталкиваю к проходу.

Не глядя на ее пораженное выражение лица, я вытаскиваю настоящую сумку из-под сиденья и иду в туалет. Даже если у нее была надежда, что я здесь для того, чтобы спасти ее, то теперь она умерла. У меня свои цели. Украсть информацию, предотвратить покупку, освободить своего человека.

В этом плане нет места спасению греховно-мягкого тела пару великолепных разноцветных глаз. Я не смотрюсь в зеркало, потому что сейчас не могу встречаться со своим взглядом. Положив украденную сумку на крышку унитаза, я расстегиваю молнию. Внутри папки с бумагами. Я вытаскиваю их, делаю фото каждой бумаги и копаюсь в бесполезном наполнении сумки – косметике. Черт.

Информации здесь нет. Она где-то еще. Единственное, что получают покупатели – куча документов. Я должен был догадаться, что Фуке организовал продажу из двух частей. Продавая информацию по частям, можно быть уверенным в получении оплаты. Но это сильно усложняет мои планы.

Достав из кармана небольшую черную нейлоновую сумку, обматываю ее вокруг поддельной сумочки, чтобы замаскировать, и выхожу из туалета. Самолет подпрыгивает, как бык на корриде. Двое мужчин в задней части салона дышат в бумажные пакеты.

Над сиденьями видна только голова Авы. Афонсо рядом нет, наверное, он в туалете в передней части салона. Я сажусь на два сиденья позади Авы. Она не оборачивается, но и самолет шумит. Или, может быть, она теперь ненавидит меня и хочет, чтобы дно самолета разверзлось, и разгерметизация унесла бы меня прочь.

Я кладу украденную сумочку под сиденье и достаю журнал из спинки кресла. За окном почти черное небо, несмотря на то, что сейчас день. Крылья самолета подсвечиваются бортовым освещением и молниями.