Василий Темный

Столь вызывающих действий Галичанина великий князь стерпеть не мог. Однако нашествие татар Мазовши отсрочило северный поход. Только в конце 1451 года Василий приступил к делу. Не слишком полагаясь на своих воевод, он и на сей раз сам встал во главе войск.

(Можно только догадываться о том, каких значительных расходов требовал от Василия Тёмного каждый новый поход против Дмитрия Шемяки. А между тем московская казна была опустошена Галичанином ещё в 1446 году и с тех пор пополнялась весьма скудно. Для решения финансовой проблемы Слепой вынужден был идти на довольно сомнительные меры. В частности, он запрещал крупным вотчинникам принимать крестьян, ушедших из великокняжеского домена. Но одновременно Василий предоставлял многим из них (особенно монастырям, в поддержке которых он сильно нуждался) всевозможные податные льготы. Другим способом экономии было снижение веса московской монеты, которая с начала 40-х годов и до кончины Слепого полегчала почти в два раза (115, 316)).

Рождество Христово Василий Тёмный встречал в Москве. Но уже 1 января 1452 года, на «Васильев день», отец и сын Иван выступили в дорогу. Праздник Крещения (6 января) они встречали в Троицком монастыре, где игумен Мартиниан усердно помолился о даровании великому князю победы над супостатом. Далее через Переяславль и Ростов московское войско направилось к Ярославлю. Здесь решено было разделить силы. Один отряд, в состав которого входили полки князя Василия Ярославича Серпуховского, а также московских бояр Семёна Ивановича Оболенского и Фёдора Басенка, направился дальше на север. Его конечной целью был осаждённый Шемякой Устюг. С этим отрядом пошёл и княжич Иван.

(Летописи, а вслед за ними и историки сильно противоречат друг другу в описании действий Шемяки на Севере в 1450—1452 годах. Предпочтение следует отдать известиям Устюжского летописца, основанным на местных источниках).

Сам Василий Тёмный с другой частью войска занял стратегически важную позицию в Костроме. Отсюда он имел возможность быстро подойти к Галичу, куда мог погнать своих коней стремительный в передвижениях Шемяка. Другой путь из Костромы шёл по замёрзшему руслу Обноры на север, в Вологду.

В Костроме к Василию Тёмному явился служилый татарский царевич Ягуп, сын Улу-Мухаммеда. Ему велено было идти на север, к Устюгу, и поступить под начало княжича Ивана.

Приближение московской рати спугнуло Шемяку. Сражаться с такими значительными силами его отряд не мог. В досаде князь приказал сжечь городской посад. Уходя от московских войск, он оставил на Устюге своего наместника Ивана Киселёва (41, 89).

Не задерживаясь для штурма Устюга, московское войско устремилось вслед за Шемякой. Однако Галичанин вновь оказался неуловимым. Он легко ушёл от московских воевод. Им оставалось только разорять округу и жестоко карать тех, кого можно было заподозрить в содействии мятежнику. Предполагали, что Шемяка находил поддержку у лесных людей, обитавших к северо-западу от Устюга, в бассейне реки Кокшеньги. Этих несчастных решено было примерно наказать. Роль карателей как нельзя лучше могли сыграть привычные к этому делу татары из отряда «царевича» Ягупа. Руководство всей операцией поручено было княжичу Ивану, которому только что исполнилось 12 лет. Конечно, Слепой знал, что делал. Он думал о будущем. Наследник подрастал, и его нужно было научить жестокости — этому важнейшему инструменту власти.

«Князь великий Иван да царевич с ним шед на Кокшенгу и градки (городки. — Н. Б.) их поимаша, а землю ту всю плениша и в полон поведоша; а ходиша до Усть-Ваги и до Осинова поля и оттоле възвратишася назад все здравы со многим пленом и корыстию» (24, 77).

Заметим, что сам по себе зимний рейд Ивана был весьма тяжёлым делом. От Устюга до устья реки Ваги по прямой — около 300 километров. По замёрзшим же извилистым рекам и волокам войску потребовалось пройти не менее 500 вёрст в одну сторону.

Вернувшись из устюжского похода весной 1452 года, князь Василий решил, что настало время женить сына. Как мы помним, невеста — княжна Марья Борисовна Тверская — была обручена с Иваном ещё в начале 1447 года, когда Василий Тёмный искал союза с её отцом, тверским князем Борисом Александровичем.

По обычаям того времени княжескую свадьбу праздновали дважды: первый раз у родителей невесты, а второй — у родителей жениха. В Твери праздновали 27 мая («канун Троицыну дни») (25, 495). Вероятно, торжества продолжались и на саму Троицу, которая в том году пришлась на 28 мая. Однако сам обряд венчания должен был, конечно, состояться в Успенском соборе московского Кремля. Из Твери гости отправились в Москву.

В Москве великокняжеская свадьба была назначена на воскресенье, 4 июня 1452 года (29, 208; 33, 155). В церковном календаре этот день — первое воскресенье после Троицы — именовался «Неделей всех святых». Предшествующая ему седмица была «сплошной», то есть праздничной. Царские врата в храмах были открыты, и ежедневно совершались крестные ходы. По случаю всеобщего ликования отменялись посты в среду и пятницу. Словом, это было лучшее время для торжеств, связанных с бракосочетанием наследника московского престола. На следующий день после свадьбы, в понедельник, уже начинался Петров пост, продолжавшийся до дня памяти апостолов Петра и Павла (29 июня). В более поздние времена Церковь не разрешала венчать в «заговенье», то есть канун поста. Однако в XIV— XV веках это правило ещё не имело обязательной силы.

По свидетельству Софийской Первой летописи, венчали державную чету архимандрит Спасского монастыря в московском Кремле Трифон (в недавнем прошлом — кирилловский игумен, освободивший Василия II от присяги Дмитрию Шемяке в конце 1446 года) и протопоп Успенского собора Кирьяк. Из этого следует, что ко дню свадьбы в Москву ещё не вернулся митрополит Иона, отправившийся зимой 1450/51 года в Литву. Тамошние православные иерархи по распоряжению польского короля и великого князя Литовского Казимира поначалу признали Иону своим духовным главой. Лишь позже, в середине 1458 года, Литва обрела собственного митрополита — некоего Григория, ученика и протодьякона изгнанного из Москвы в 1441 году митрополита-униата Исидора. С этого времени церковное единство между Северо-Восточной и Юго-Западной Русью окончательно распадается.

Через два месяца после свадьбы Ивана в княжеской семье праздновали ещё одно радостное событие. 1 августа (по другим данным — 8 августа) 1452 года появился на свет ещё один сын Василия Тёмного и Марии Ярославны — княжич Андрей Меньшой (31, 262). Как и его тёзка Андрей Большой, он был назван в честь святого Андрея Стратилата, память которого совершалась 19 августа.

Вскоре, однако, тревожная весть прилетела из Тверской земли. В воскресенье 10 сентября 1452 года Дмитрий Шемяка «пришёл на Кашин город изгоном, города не взял, а посади пожёгл» (25, 495). Это была месть Борису Тверскому за дружбу с Василием Тёмным. Однако мужественное сопротивление тверских наместников обратило нападавших в бегство (17, 330). В погоню за Шемякой тверской князь послал большое войско, от которого Галичанин скрылся где-то «в пустых и непроходимых местех» (17, 332). Зимой 1452/53 года он вернулся в Новгород и обосновался в княжеской резиденции на Городище (27, 193). Тщетно митрополит Иона писал грозные послания новгородскому владыке Евфимию II (1429—1458) с требованием признать великим князем Василия Тёмного и «ни пити, ни ести» с отлучённым от церкви Дмитрием Шемякой (47, 201). Новгородские «золотые пояса» считали полезным для себя оказывать покровительство мятежнику и тем затягивать московскую смуту как можно дольше.

Год 1453-й поначалу приносил великокняжескому семейству одни беды. 9 апреля полыхнул страшный пожар, вновь испепеливший московский Кремль. Впрочем, к пожарам в Москве уже почти привыкли. Ярче запомнилось другое, семейное несчастье. 5 июля скончалась, приняв схиму, старая княгиня Софья Витовтовна (31, 262; 33, 155; 35, 273).

Примерно за год до кончины Софья составила завещание, текст которого с некоторыми утратами сохранился до наших дней. Княгиня предстаёт в этом документе как рачительная хозяйка, владелица многих сёл и деревень, часть которых она «прикупила» уже после кончины мужа. При распределении наследства между внуками Софья явно отдала предпочтение своему любимцу Юрию. Старшему же, Ивану, бабушка оставила «святую икону Пречистую Богородицю с пеленою» и несколько сёл во Владимирской земле (10, 176).