Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 34 из 83

Для успешной карьеры в Новгороде Лугвению нужны были победы и триумфы. И не случайно уже самый въезд Лугвения в Новгород был увязан с большим церковным праздником. Новгородская летопись сообщает, что князь Семён (Лугвень) Ольгердович прибыл в Новгород 15 августа 1389 года «и прияша его новгородцы с честью» (13, 383).

Приезд князя на особо чтимый на Руси большой церковный праздник Успения Божией Матери свидетельствует о том, что Лугвений был не только христианином, но и православным. Польский король Ягайло в соответствии с условиями Кревской унии (1385) перешёл в католичество. Лугвений же не изменил вере своей матери.

Давней заботой новгородцев была война с немцами. В январе 1390 года Орден заключил договор с литовским князем Витовтом относительно совместных действий против Ягайло. В этой ситуации Ягайло при помощи Лугвения убеждает новгородцев продолжить войну с Орденом. Однако в Новгороде существовала и сильная «партия мира», требовавшая вернуться к мирной жизни. Весы успеха колебались...

«Того же лета (1390) ездиша новгородци с Немци на съезд и не взяша мира» (13, 383).

В этой борьбе Псков проявил себя как союзник немцев и враг Новгорода. Соответственно, его ожидало наказание от «старшего брата». Большое новгородское войско под предводительством Лугвения выступило из Новгорода за запад, в сторону Пскова. Там уже знали про боевые таланты Лугвения. Да и братоубийства никто не хотел. Псков выслал навстречу Лугвению своих послов. Они встретили новгородское войско на полпути к Пскову, в Сольцах. Здесь псковичи подписали соглашение с Новгородом, по которому обязывались «за должник, и за холоп, и за робу, и кто в путь ходил на Волгу (ушкуйники. — Я. Я), а за тех не стояти псковичам, но выдавати их» (23, 123). Честь этой бескровной победы новгородцы по справедливости могли приписать Лугвению. Его слава как полководца и дипломата росла.

Продолжавшаяся уже семь лет война Новгорода с немцами всем надоела. Купцы терпели убытки, а городская беднота не имела работы. Осенью 1391 года в Изборске состоялась встреча новгородских бояр с большой делегацией немецких купцов из Любека, Готского берега, Риги, Юрьева, Колывани «и ыз иных изо многых». Был заключён мир. Той же зимой немецкие купцы привезли в Новгород свои товары и заново отстроили пустовавший из-за войны семь лет Ганзейский двор в Новгороде (13, 384).

Вечный враг Ордена польский король Ягайло и его брат Лугвений были недовольны прекращением новгородско-немецкой войны. Орден отныне мог сосредоточиться на борьбе с Польшей и Литвой. За кулисами большой политики произошли перемены. В 1392 году возник конфликт, сильно напоминающий провокацию с целью возобновить войну.

В 1392 году Лугвений сидел на «кормлении» в одном из новгородских «пригородов» — городке Орешек (позднее Шлиссельбург). Там и развернулись действия этой скоротечной авантюры. Летописец подчёркивает, что напавшие на новгородские земли немцы были не рыцари Ордена, а самоуправные «разбойники немцы» (13, 384).

«Того же лета (1392) пришедши из моря разбойнице немце в Неву, взяша сёла по обе стороне реке, за 5 вёрст до городка до Орешка. И князь Семеон (Лугвений. — Н. Б.) с городцаны сугнавши, иных изби, а иных разгониша, а язык в Новгород приведоша; и тогды же поехаше в Литву къ своей братьи, а городок покинувши» (13, 385).

Вся эта история вызывает много вопросов. Почему Лугвений покинул своё «кормление» и уехал в Литву сразу после столь удачного действия против немцев? Очевидно, на то были серьёзные причины как личного, так и политического характера. В 1392 году в Литве умерла мать Лугвения — вторая жена Ольгерда Ульяна Александровна Тверская. Это печальное событие, вероятно, призвавшее для прощания всех её детей, совпало с резкой переменой в польско-литовских отношениях. По соглашению, заключённому в начале августа 1392 года в Острове, Литва получала большую самостоятельность в рамках общих условий Кревской унии 1385 года. Формально оставаясь в подчинении у Ягайло, Витовт фактически становился самовластным правителем великого княжества Польского, Литовского и Русского. Такое решение позволяло Ягайло и Витовту прекратить войну между собой и приступить к совместной борьбе против Ордена. Лугвений, только что успешно разгромивший немцев на Неве, безусловно, был настроен продолжать войну с «божьими дворянами» под знамёнами Ягайло и Витовта. Наконец, Лугвений не мог остаться равнодушным к тому переделу владений между потомками Кейстута и Ольгерда, который начался после прихода к власти в Литве Витовта (65, 200).





В Москве, где молодой князь Василий Дмитриевич выстраивал собственные политические приоритеты, внимательно следили за событиями в Литве в целом и за передвижениями Лугвения в частности. Этот удалец, подобно Александру Невскому совершавший свои подвиги на реке Неве, мог стать весьма полезным для Москвы человеком. Но его следовало сделать своим, привязать к Москве прочными узами. Таковыми во все времена были узы брачные.

В воскресенье 14 июня 1394 года состоялась свадьба Лугвения и Марии — дочери Дмитрия Донского и сестры московского великого князя Василия Дмитриевича (23, 156). Такие русско-литовские браки были выгодны обеим сторонам, приобретавшим союзников и осведомителей по обе стороны русско-литовской границы.

Жизнь Лугвения в браке с Марией продолжалась всего пять лет. 15 мая 1399 года Мария умерла. Причина смерти княгини неизвестна. Её тело привезли в Москву (вероятно, из Литвы) и похоронили в кремлёвской церкви Рождества Богородицы (23, 172). Эта каменная церковь была построена вдовой Дмитрия Донского, княгиней Евдокией, в 1393 году и служила памятником Куликовской битве и усыпальницей для знатных особ.

Вскоре Лугвений женился вторично. О его жене сведений нет. Известно лишь, что в 1411 году «родися князю Лыгвену сын Ярослав на Копории и наречён въ крещени Феодор» (28, 55). В западнорусских летописях семейная жизнь Лугвения представляется более подробно. «Семион Лыгвень; Семионовы сынове Лугвеньевы: Юрья, Ярослав бездетен» (28, 612).

Неожиданно место рождения княжеского сына — Копорье, один из новгородских пригородов, крепость на восточном берегу Финского залива. Охрана таких «пригородов» и была «кормлением» — военной службой, которую Лугвений нёс на благо Новгорода. Судя по географии боевых подвигов Лугвения, он получил «в кормление» тот же надел, что и его предшественник по новгородской службе, князь Патрикий Наримонтович. Под 6891 (1383) годом летопись сообщает: «А в Новъгород приихаша князь Патрикии Наримантович, и прияша его новгородци, и даша ему кормление: Орехов город, Корельскыи город и пол-Копорьи города и Луское село» (13, 379).

Лугвений был признан современниками выдающимся полководцем. Витовт, утвердившись на троне великого князя Литовского в 1392 году, стал охотно пользоваться его услугами. Летопись отмечает победу Лугвения в сражении с рязанским княжичем Родославом близ Любутска на Оке в 1402 году. Поход сына Олега Рязанского на Брянск, принадлежавший тогда Литве, был эпизодом затянувшейся войны за Смоленск. Олег Рязанский поддерживал своего зятя Святослава Юрьевича Смоленского в борьбе с Витовтом за Смоленск.

В перечне литовских воевод, руководивших этим сражением, летописец первым называет Лугвения (23, 187).

Очевидно, его способности уже были известны. И на сей раз Лугвений отличился. Он не только разгромил рязанцев, но и взял в плен Родослава Олеговича. Витовт приказал посадить Родослава в темницу и держать до получения огромного выкупа — 3 тысячи рублей. Разорённая татарами Рязань была небогатым княжеством. Родослав получил свободу только три года спустя. Его отец Олег Рязанский умер 5 июля 1402 года. Возможно, его кончину ускорила весть о пленении сына.

Убедившись в полководческих способностях Лугвения, Витовт на следующий, 1403 год дал ему ответственное поручение: захват Вязьмы, одного из уделов Смоленского княжества. Борьба Витовта за Смоленск была главной военной темой этих лет. Лугвений блестяще справился с задачей, взял Вязьму и пленил её правителя князя Ивана Святославича из Смоленского дома. В Вязьме попал в плен и ещё один князь — Александр Михайлович. Происхождение его неизвестно. Лугвений привёл обоих пленников к Витовту (23, 188). Литва ликовала. Но Москва с тревогой следила за тем, как её западная граница неумолимо приближается к столице...