Страница 4 из 20
Митька тут же решил для себя, что отправится на заработки, дабы скорее выплатить отцовский долг и — чем бес не шутит — скопить деньги. А там… может быть, заново открыть свое купеческое дело.
За заработком Митька отправился не куда-нибудь, а к черту на кулички — в Поморскую землю. То была холодная и недружелюбная земля, но, надо сказать, богатая и щедрая, манящая авантюристов разного толка. Ходили слухи, что тот, кто рискнет освоить ту землю, получит все. Главное — не бояться трудностей. Митька трудностей не боялся и, как ему казалось, ничуть не прогадал.
В качестве места дислокации он выбрал поселок промысловиков Ненокса, что располагался на самом берегу Белого моря. Оттуда, как полагал Митька, он мог бы ходить на рыбный промысел за ценными рыбами, что охотно скупали купцы в Пскове и Новгороде.
Что Вениамин Александрович? Надо было видеть его физиономию, когда он прознал о планах Митьки. Купец раскраснелся, напоминая цветом скорлупу вареного рака, и надулся в щеках.
— Не по Сеньке шапка, Митенька… — шипел он. — Выше головы не прыгнешь! Ты бы не дергался с хозяйства. Али кормят тебя дурно, али на жизнь жалуешься?..
Но отговорить Митьку не получилось, как купчик ни старался. Конечно, Вениамин мог воспрепятствовать отъезду силой, попросту выбив из Митьки всю дурь, но делать этого он не стал. Мало ли, тронется Митька головой, и такого толкового парня, что считать и писать умеет, хозяйство купеческое лишится. Ну уж нет, пусть подурит, нагуляется, а потом вернется. Купец не верил в успех сына своего ключника и в конце концов даже выдал Митьке ссуду на то, чтобы «дурень» добрался до места и обустроился. По факту же еще крепче привязав Митьку к себе. Чай, потом эту ссуду отдавать время настанет, а Митька в Поморской земле не сдюжит. Куда мальцу на промысел идти, он к труду физическому не приучен и в первую же зиму белугой завоет, в Псков вернется. Сроком Митьке был дан год, до следующей весны. На том и сговорились.
Человек предполагает, а Бог располагает, как ведомо. По приезде в Неноксу Митька начал предпринимать попытки устроиться к рыбакам, ходившим в море на промысел. Рыбаком он был так себе, ничего не умел и не знал, но свято верил, что все получится и ему удастся деньжат накопить. Другого варианта у Митьки попросту не было.
В первую зиму действительно пришлось тяжко, да так, как не было никогда. Митька поспешил подтянуть поясок потуже. Деньги таяли на глазах, а работы все не было. Весь его рацион теперь составляла рыба, вкус которой быстро надоел настолько, что парню хотелось лезть на стенки своей съемного угла при одном ее виде. Но приходилось перебарывать себя и есть, целиком, практически не жуя, проглатывая жесткие куски, становившиеся поперек горла.
Работать он хотел, но кто возьмет неопытного рыбака на борт и станет с ним улов делить? Ради чего стараться? Чужой он. Митька не сдавался и искал рыбаков, которые бы взяли его в команду и научили уму-разуму. Упрямый, несгибаемый, он ходил по рыбацким селам, нагло навязывался в артели, чуть ли не бесплатно, взамен на еду. В ход шло все его природное красноречие и обаяние, но везде звучал отказ. А пару раз за свою наглость и непонимание Митька даже получил взбучку. Рыбаки, они народ какой? С первого раза не понял, со второго по-другому поясним. Вот и поясняли так, что выбили пару зубов и нос свернули набок. Да благо, гораздо больше было тех, кто внимательно выслушивал Митьку, проникаясь его бедой. Но и эти хлопали парня по плечу, успокаивали по большей части дежурными фразами и отправляли восвояси. Никто не желал делать чужие проблемы своими. Такова была суровая реальность этих земель, предоставлявших только один шанс на то, чтобы удержаться на плаву.
Откровением стало, что рыбаки, которым подчас не хватало людей на промысел, в море шли меньшим числом рабочих рук, но неумеху не брали. Боялись, что попортит дело или еще чего, но каждый раз разводили руками — мол, извиняй, братец, обойдемся без тебя как-нибудь. Митька только пожимал плечами и в унынии возвращался в свою лачугу. В голову подчас приходили самые безумные планы — смастерить плот, снасти, выйти на промысел самому… Такие мысли, заведомо бредовые, все же помогали ему заснуть, потому что давали надежду. Утром Митька отбрасывал их куда подальше и искал новые возможности.
После нескольких недель скитаний, долгих, бесконечных недель, ссуда Вениамина, почти иссякла. Одним прекрасным утром Митька обнаружил, что в загашнике остались всего две монетки. Он долго смотрел на деньги, размышляя. Отчетливо понял, что отныне не поможет сокращение рациона — последнюю неделю он ел половину тушки рыбы за день и от голода едва держался на ногах. Сократи потребляемую пищу еще или даже продолжи питаться в таком духе, и все пропало. К тому же завтрашним днем подходил очередной платеж за съемное жилье.
Митька глубоко вдохнул, медленно выдохнул, чувствуя, как кружится голова. Впереди замаячила перспектива вернуться в Псков и, как и предсказывал купец, работать до конца дней ключником на хозяйстве взамен отца. Мысль, которую Митька ненавидел всей душой, от которой посереди горла вставал ком, теперь становилась реальной. Он оказался зажат в угол — либо он найдет решение и попадет на рыбацкий промысел, либо несолоно хлебавши вернется в Псков.
В те горькие минуты его посещали мысли закончить все разом. Нырнуть в море, где у него не останется шанса на спасение, плавать-то он не умел, да и уж больно холодная вода. Но Митька брал себя в руки, отметал эти мысли как недостойные, крепче сжимал кулаки. Еще чего не хватало, на корм рыбам идти! И этих рыб, вполне возможно, поймают такие, как сам Митька, местные рыбаки, правда, рыбаки состоявшиеся. А если улов сей попадет в Псков, к купцу Вениамину прямо на обеденный стол… Митька представлял, как, отведав рыбки, купец утрет жирные губы и пойдет подымать подол его матери. Вспоминался противный скрежещущий голос купца, которым он подзывал Митькину мать.
Не бывать этому!