Страница 3 из 5
– Эй ты ?
Голова вновь вынырнула.
– Ипатом кличут. В стог ховайся.
В невыносимой духоте слежавшегося прелого сена городского Олега чуть не вывернуло, с трудом он сдерживал аллергический чих. Ипат плотно прикрыл ему рот шершавой ладонью, пахнущей чесноком, что еще усилило раздражение его нового товарища по несчастью.
– Угомонись, – перешел на полуголос Ипат, не на шутку объятый трепетом, что вот-вот их обнаружат некие дикие орды лягушатников. Он выпучил добрые глаза теленка, в которых гнев и не казался вовсе яростью, а отчаянным призывом к тишине. Мало-помалу Олег свыкся и невероятным усилием воли подавил тошнотворное чувство.
– Ты тот Ипат, что со звонницы пропал? – догадался Олег.
– Верно.
– Тебе настоятель помог сигануть?
– Скажешь тоже настоятель, – ухмыльнулся алтарник. – Колдун он, вот кто, а не настоятель вовсе.
– Я заметил. От кого прячемся?
– Глянь на басурман, – Ипат предельно осторожно раздвинул сено так, что получился крошечный проем с видом во двор. – Говорят, они улиток едят. Брр, мерзость.
Олег явственно представил трапезу с поглощением скользких слизняков, и его перекосило. В тени деревьев стоял обоз, перегруженный мешками и утварью, что борта повозки прогнулись от напряжения и вот-вот подломятся. Рядом на траве возле тлеющего костра с котлом на привале отдыхали служивые люди в армейских мундирах времен Отечественной войны. Ружья их с примкнутыми штыками прилегали к обозу. Доносились звуки развеселой французской речи. Гренадеры увлеклись обсуждением добычи, живо жестикулировали, один в синем жилете, очевидно, высокий чин, покатился от хохота. Поодаль скучал часовой с палашом наперевес и постоянно отвлекался на доносившийся ароматный дымок варева.
– Французы?
– Мародеры, ишь, сколь добра в обозе.
– Кино снимают? – ухмыльнулся Олег.
Ипат бросил вопрошающий взгляд на диггера с укоризной, что тот еще не догадался.
– Мужик, ты не понял? Колдун отправил нас в 1812 год.
Олег бросился проверять наручные часы, стрелка возобновила мерный ход, отстукивая секунды жизни в давно минувшей эпохе. Прав оказался Ипат, дата на циферблате действительно переместилась на август #, 1812г. Олегу никогда не доводилось встречаться с потусторонним, не верил он и в рок, твердо полагая, что человек сам творит долю свою, не говоря о перемещениях во времени. Но стал сомневаться в собственных выводах после увиденной змеи, ожившей из малахита. Задумываться о том, почему судьба погладила его против шерсти в компании с Ипатом, не было времени, а на вопрос как они станут выбираться, услышал пронзительный вопль Ипата. Скитник вывалился из стога, и его жилистое туловище кубарем покатилось, путаясь в длинной рясе. Причиной такого выпада послужил укол рогатиной бедному Ипату в мягкое место. Дело в том, что фуражир подошел к стогу с обратной стороны, чтобы подцепить копну, вот и угодил с первого раза в монаха. Гренадеры всполошились, похватали оружие и подбежали к месту преступления. Олега грубо выволокли, а один расхрабрился и с лихвой осадил пришельца из будущего парой ударов прикладом штуцера. Не найдя в стоге более никого, обоих сопроводили под улюлюканье внутрь церкви, где квартировал старший офицер. Внутри собор представлял удручающую картину: развороченный иконостас с пробоинами в иконах от кучной стрельбы картечью, осквернённый испражнениями алтарь, вдребезги разбитые аналои, перевернутый престол. В углу притвора горой громоздились позолоченные оклады, свечники, купель, священные сосуды и прочая драгоценная утварь. Здесь же солдаты великой армии обустроили походный кузнечный горн, где они усердно выплавляли золотые и серебряные слитки. Все явствовало о варварской ненависти культурных европейских цивилизаторов к духу русскому. Ученики Наполеона крепко-накрепко усвоили назидание своего императора, что для победы нужно не только ненавидеть противников, но и презирать их. А дальше будет Москва с разрытыми могилами и разбитыми склепами прославленных князей в поисках сокровищ, и попранием русских святынь по приказу великого покорителя времен и народов. Статный офицер в кивере, синем сюртуке и расшитых золотом эполетах с бахромой спиной стоял в начищенных до блеска сапогах к входу и не обращал внимания на вошедших. Француз с заложенной правой рукой за спиной упражнялся в стрельбе по мишеням из ликов святых на росписи настенной. Значит, этот левша отметил Олег. Эхом разнесся под крышей собора очередной выстрел, едкий пороховой дым струился из ствола мушкета. Пуля угодила в образ святого, часть побелки с грохотом осыпалась.
– Что ты творишь, ирод окаянный? – заохал кто-то из глубины здания.
Пленники не сразу обратили внимание на таящегося за кафедрой на четвереньках старца в рясе. Монах опасливо выглянул из-за угла подмостков и выкрикнул надрывно:
– Нет у меня золота боле! Иди с миром!
Горячий молодой офицер рассмеялся задушевно и обернулся к конвоирам, словно деспотичный император с презрением к поданным. Пышные усы, залихватски подкрученные кверху, придавали галлу вид бравого солдата. Сейчас он чувствовал себя Цезарем и пришел в землю далекую и дикую, чтобы покорять. Офицер заслушал доклад гренадера старшего не по чину, но по возрасту. С интересом осмотрел камуфляж болотного цвета на Олеге и ткнул в него мушкет, так что пленник отшатнулся:
– Qui êtes vous?
Олег покачал головой, делая вид, что не понимает. Здесь вмешался Ипат:
– Спрашивает кто ты?
Инок жался к Олегу, растирал болезненное место и трясся от страха.
– Откуда язык знаешь?
– В семинарии учил, – судорожно пролепетал Ипат.
Усатый таракан снова ткнул мушкетом в грудь Олегу еще сильнее.
– Гости мы, – ответствовал пленный, заложил руки в карманы, расправил крепкие плечи и уточнил с ухмылкой, – из будущего. Переводи.
Толмач торопился довести суть их появления, на ходу придумывал подробности, однако про чудотворный колокол утаил. Ипат старался быть понятным, но его поджилки тряслись; он запинался, мучительно вспоминал формы глаголов и времена. Это фиаско, из набора слов и корявого произношения француз почти ничего не понял. Военный переводчик из монаха не вышел. Офицер хмурился, переводил ястребиный взгляд с Олега на Ипата и обратно. В тяжелом выражении лица читалось, что он принимает решение. К этому времени помятый служитель доковылял из укрытия под кафедрой, и за спиной офицера вновь раздался надрывный голос старца:
– Ну, нет золота боле. Богом молю, уходи, изверг.
Скитник бросился к оккупанту в ноги, в одной руке он держал крест, а другой обнимал лакированный сапог. Жалкое зрелище унижения вызывали уныние у Ипата и брезгливость у Олега. Он присмотрелся и поразился удивительному сходству старика с колдуном.
– Не срамись, отец, – обратился Олег к падшему ниц старцу, – виктория будет за нами.
Офицер услышал сладкое французское слово «виктория», до боли ласкавшее слух галла, грозно нахмурил брови и, брызжа слюной, переспросил прямо в лицо Олегу:
– La victoire?! Victoire de la Russie?! Merde!
(– Победа?! Победа России?! К дьяволу!)
Деспот оставил мушкет, схватил старика за шиворот, словно ребенка, вырвал кусок бороды и отбросил инока, как матричную куклу.
– Vive l’Empereur Napoléon!
(– Да здравствует император Наполеон!)
Олег испытал непреодолимое желание поквитаться с обезумившим лягушатником, благо расстояние позволяло, и вонзить ему в глаз кованый гвоздь из колокольни, что нащупал в кармане, но сдержался. Не для этой цели он прибыл сюда. История уже рассудила, кто оказался на ее свалке, а кто в Париже. На соборной паперти послышалось звонкое цоканье конских подков, верхом в притворе появился адъютант на взмыленной вороной лошади. Он передал офицеру срочную депешу. Прочитав послание, француз снова выругался и заспешил к выходу, по дороге он приказал запереть всех троих в подклет (подвал) до его приезда.