Страница 3 из 4
В этот момент Ван, откинув очередную лопату золотоносной породы, увидел блестящие женское ожерелье и положил его в карман.
Как только старатели ложились на ночь в своём шалаше, глаза от усталость сами закрывались, и юноши проваливались в сон, и никакие комары уже не могли помещать спать до рассвета.
Ван той ночью видел очень яркий сон: ясный день, на фоне ступенчатого водопада красивая девушка в старинной богатой одежде, в расшитом халате, с высокой причёской. Девушка обратилась к Вану:
– Я – Хун-лэ-нюй. Ты нашёл моё ожерелье, оно передавалось в нашем роду от матери к дочери много раз. Но я потеряла его, когда бежала от Куан-Юна, коварного дяди своего мужа. Не говори об ожерелье никому и не продавай, а подари той, с кем будешь жить всю жизнь.
Ван резко открыл глаза, поразившись реалистичности сна. Оглядевшись он понял, что находится в шалаше, рядом, посапывая, спит Ли.
С приходом осени нашим старателям нужно было собираться домой. Ван и Ли шли через дикую тайгу. Им нельзя было встречаться ни с китайцами-хунхузами3, ни с русскими солдатами.
В конце октября парни наткнулись на браконьерскую клетку-ловушку с живой тигрицей, которая при виде людей стала метаться по клетке.
– Кто-то заработает на шкуре и внутренностях больше, чем мы на золоте,– Ли оценил стоимость зверя.
– Они заработают на убийстве, это против правил Дао.
– О чем ты?! Тигры – людоеды. Или они нас, или мы их!
– Северные тигры, в отличие от южных, охотятся на людей только, если их ранят или отбирают тигрят. Местные народы считают их за людей в полосатой шкуре,– возражал Ван.
– Знаешь что, монастырский зануда, мне нужно выкупить сестру, и я хочу выкупить свой дом, я сам продам этого тигра. Помоги мне, пока хозяева ловушки не пришли.
Но Ван открыл дверцу клетки длинной палкой, тигрица большими прыжками с рыком скрылась между деревьев.
Ли стал грязно по-китайски ругаться на Вана, в эмоциях он не заметил замаскированную ловчую яму. Ли упал в неё, сломал ногу.
К вечеру пошёл дождь. Ван дотащил Ли к фанзе старика панцуйщика, сборщика женьшеня.
– Помоги ему, пожалуйста.
– У меня есть золото, я заплачу,– простонал Ли.
Панцуйщик потрогал ногу Ли, старик был маньчжуром, и на языке Вана и Ли говорил плохо:
– До зима ходить ни как.
Ли опять застонал, и не столько от боли, сколько от беспомощности:
– Ван, иди один, не жди меня, нужно успеть выкупить Нинг.
Панцуйщик покачал головой:
– Один ходить тихо-тихо! Хунхуз!
Ван переночевал в фанзе, а утром пошёл дальше.
Снег валил хлопьями, у берегов реки появилась стекло ледяной корочки. Низко летели последние птичьи стаи на фоне темно-серого неба. Ван весь день шёл вдоль реки, но долина сужалась, и Вану нужно было перейти реку. На перекате были большие камни на расстоянии, достаточном для прыжка. Ван, понадеявшись на свою ловкость, решил переходить реку в месте с самым быстрым течением. Камни обледенели и стали скользкими, и на середине переправы Ван всё-таки свалился в реку. Его понесло течением. Юноша долго цеплялся за береговые камни, потом карабкался по склону, пока не оказался на вершине скалы. Здесь он нашёл развалины древней чжурчжэньской4 крепости.
Стемнело. Пошёл густой снег, порывистый ветер не давал надежды согреться в движении. Ван в сырой одежде ходил по развалинам крепости, по земляному валу, остаткам каменной кладки. Наконец, он нашёл полуразрушенное помещения из трёх стен без крыши, здесь, по крайней мере, не было ветра. Развести костёр не удалось, все дрова были мокрыми и не горели. Ван лёг в угол на кучу опавших листьев и уснул.
Наверное, он бы тихо замёрз во сне, если бы не… тигрица. Развалины крепости несколько лет было её логовом, и вот этой ночью после удачной охоты она вернулась домой. На шерсти тигрицы таял снег, дыхание превращалось в пар, усы её были в инее. Подойдя к Вану, тигрица обнюхала его, легла рядом, вытянулась вдоль Вана, и низко и глухо заурчала, как огромная домашняя кошка.
Перед рассветом снег закончился. Первой проснулась тигрица, зевая, потянулась, отряхнулась от снега и вышла из ночного укрытия. Через пару минут проснулся Ван, озябший без живой грелки. С удивлением и страхом он рассматривал тигриные следы на свежем снеге, затем он встал и побрёл на восход солнца, к морю.
Путь через ноябрьскую тайгу с глубоким снегом был не прост, Ван снова спустился в долину реки. Кедровые орехи и ягоды боярышника помогали заглушать голод, а чай из лимонника придавал сил.
Через пару дней Ван вышел на костёр одинокого путника, который, как и Ван Пей Сен старался не попадаться на глаза. Это был китайский парнишка, ровесник Вана, но рослый и крепкого телосложения. Увидев Вана, он схватил нож, Ван сложил ладони вместе и поздоровался поклоном головы, незнакомец ответил на приветствие. Одинокий юноша в холодной приморской тайге очень обрадовался компании Вана. Так же как и Ван, он был уроженцем Шаньдун. Звали его Цзян, парень возвращался к матери в Харбин, где жил несколько лет после того, как она разошлась с отцом-алкоголиком.
В Харбине Цзян успел «поработать» карманником и вышибалой. Это он надоумил Вана вшить золотой песок в стёганную тёплую куртку, оставив немного золота в мешочке на шеи, так сказать, для неотложных нужд. Ван зашил и серебряное ожерелье, которое никому не показывал. Юноши решили вместе продолжить путь в Маньчжурию.
В 1900 году произошли многочисленные нападения на русских по всей протяжённости Маньчжурской железной дороги, более известной как КВДЖ. В августе китайские организованные отряды попытались взять Благовещенск, осаду отбивали немногочисленные войска и казаки.
Уже на самой границы с Маньчжурией перепуганных юных китайцев обнаружил казачий разъезд. Парни были без оружия и плохо знали русский язык. Однако во время плавания на «Nataliya» Ван успел запомнить несколько самых употребляемых фраз русских моряков. Хорунжий в голос смеялся: «Вот ладно матерится китайский отрок!». Парней задержали и под конвоем сопроводили до границы.
На китайской стороне опасностей было больше, чем на русской. Парни долго смогли быть незамеченными для хунхузов, солдат и ихэтуаней, но везение закончилось.
Ван и Цзян остановились на ночь в пустующей зверовой (охотничьей) фанзе. В фанзе была выложен кан – земляная печь с лежанкой, а трубой кану служило пустотелое дерево. На тёплой постели Ван и Цзян заснули крепким молодецким сном.
Чжурчжэньская принцесса в эту ночь явилась Вану во сне. Она, как и в первую ночь, стояла на фоне водопада:
«Здравствуй, Ван. Ты пришёл на то место, где я родилась. Оставь здесь ожерелье, ты вернёшься за ним. А теперь проснись!!!»
Ван открыл глаза, в маленьком окошке фанзы мелькал свет факелов. Ван закинул свою куртку на догорающие дрова в печи и разбудил Цзяна. Их жилище окружили хунхузы.
Разбойники выволокли парней на улицу: «Кто такие? Куда идёте? Деньги давай!». Они забрали мешочки с остатками золотого песка и были недовольны нищенством парней. Цзян взял роль переговорщика на себя, он красочно описывал, как русские пограничники взяли мзду за переход. Хунхузы в свою очередь сделали щедрое предложение: либо перейти в их отряд, либо юношей продадут в рабство. Цзян ответил за двоих согласием присоединиться к отряду. На самом деле хунхузы не брали в свои ряды случайных людей, но не сопротивляющиеся жертвы были гораздо удобнее, чем стремящиеся сбежать.
Друзьям дали кремниевые ружья и даже выделили одну на двоих приземистую мохнатую лошадку. Именно таких «монгольских пони» через десять лет купит в Харбине Роберт Скотт и попытается покорить Южный полюс.
3
Хунхузы – члены организованных банд, действовавших в Северо-Восточном Китае (Маньчжурии), а также на прилегающих территориях российского Дальнего Востока, Кореи и Монголии во 2-й половине XIX – 1-й половине XX веков.
Отдалённое сходство по организации можно найти с кавказским абреками и казачьей вольницей.
4
Чжурчжэни – племена, населявшие в X—XV веках территорию Маньчжурии, Центрального и Северо-Восточного Китая, Северной Кореи и Приморья. Говорили на чжурчжэньском языке тунгусо-маньчжурской группы. Крупнейшее государство чжурчжэней существовало с 1115 год по 1234 год. Родственный им народ —эвенки (тунгусы). Потомками чжурчжэней также являются удэгейцы (гольды) и нанайцы.