Страница 12 из 18
– Ну! С Богом!!!
– Давно бы так! – одобрительно раздалось в толпе.
На этот раз все обошлось благополучно. Колокол медленно, но настойчиво поднимался вверх. По мере его подъёма, толпа зорко и молча следила за ним. У каждого наблюдающего борода из нормального занимала все более горизонтальное положение. Наконец, колокол достиг нужной высоты. Он, слегка раскачиваясь, остановился против колокольного окна, под него подсунули слеги, подвели площадку на катках. Сверху раздалась команда:
– Отводную тяни!
Через посредство отводной, колокол был подтянут в окно и опущен на площадку, а потом двинут на катках на средину колокольни, на место, откуда его предстояло поднять, подвесить и установить на свое место, где он должен висеть и издавать свой призывный благовест вечно.
Так, при помощи блоков и канатов народ произвёл такую тяжёлую непомерную работу: на такую высоту такую махину поднял – колокол весом в четыреста двадцать пудов весом, не имея больше никаких механических приспособлений, ни воротов, ни лебедок. Сила народная творит чудеса.
На этот день народу было объявлено:
– Хватит! – работу по окончательной установке колокола на свое место отложили на последующие дни. Основное дело сделано. Люди устали – пора и пообедать.
Толпа народа стала с шумом медленно расходиться. Всюду взволнованный разговор и обмен впечатлениями. Впоследствии колокол был водружен на место, а в следующее воскресенье он издал свой первый призывной басовитый голос, призывая народ к богослужению.
Живые картинки
Как взаглядку, неурожайным предыдущим годам, 1922 год порадовал мужиков хорошим урожаем. Рожь уродилась неплохой, а яровые и вовсе были хороши. Картошка, хотя и мелковата, но зато ее уродилось изобилие. Крестьянин-мужик воспрял духом. В каждом дому появился настоящий хлеб. Поспешно свозили с полей снопы ржи, с двойным азартом молотили, веяли, прибирали готовое зерно по амбарам. Под осень приступили к свозке с полей вику, гороховицу на корма.
Василий Савельев привёз из поля большой воз гороховины, ввез его прямо во двор, свалил на подмётенную как ток землю и приказал ребятишкам этот горох мять, чтоб он обмолотился. Ребятишек набежало со всей улицы, и принялись на горохе кувыркаться. Началась весёлая потеха и полная лафа: прыгай на горох с высоких сушил, кувыркайся на нем, как попало и жри горох до пуза. Тут шутки, смех, игра и драка. Ванька, залезши на сушила и не рассчитав, прыгнул на горох, а в этом-то месте его было тонёхонько, и Ванька угодил на почти голое место. Ступню ноги сильно расшиб, заохав, поковылял в избу.
Целую неделю Ванька никуда не выходил – ногу невыносимо ломило. Бабушка Евлиния делала ему примочки, но и это не спасало от боли. Сидит Ванька с обёрнутой в теплую портянку ногой, чтоб она не так ныла, и думает, какая все же несчастливая эта левая нога. Ему вспомнилось, как летом поручил ему отец отвести лошадь в поводу от овина. Ванька вел лошадь по тропе, и вдруг она наступила ему копытом на голую ногу. Ванька от боли присел, закорчился, но не закричал. Он терпеливо стал кулаком наколачивать по лошадиной ноге, чтоб она убрала свою ногу с его ноги. Серый недоуменно переступил с ноги на ногу. На Ванькиной ноге от копыта появился багровый знаток, но крови не было. Пересиливая неимоверную боль и не в силах подняться, Ванька на карачках стал передвигаться по тропе ко двору, не выпуская из рук повода. Вот и теперь все та же левая нога. Теперь сиди безногий и завидуй, как товарищи побегивают. Для забавы принёс Панька два кремня, и сидят они в темном углу и высекают таинственный огонь.
Но вскоре нога поджила, и товарищи Санька с Панькой утащили однажды в школу «живые туманные картинки» глядеть. Народу, особенно детворы, нашло целый самый большой класс – не протолкнуться, не пролезть. На столе установили «волшебный фонарь», в котором горела большая керосиновая лампа. Санька Лунькин в фонарь вставлял какие-то стеклышки. Ваньке они показались похожими на гребешки, какими волосы на голове расчёсывают, а на стене на белом полотне появлялось большое изображение, или человека, или же домов и улицы. Под изображениями были надписи. Удивления было, не есть конца-краю, когда вместо мертвых изображений на стене появились «живые» люди. Все люди поразинули рты, когда на стене увидели, как «живые» ребятишки с засученными по колено портками голыми ногами месили глину, ходили и бегали по ней взад-вперед.
Восхищенье этой невидалью поразило всех присутствующих от малышей до взрослых баб и мужиков. Все наблюдали за происходившим на стене с затаённым дыханием, а когда один парень, месивший глину на стене, поскользувшись, упал, взрыв общего весёлого смеха огласил всю школу. После этого представления, по сути дела, первого подобия кино, среди людей разговору было хоть отбавляй. Все были крайне удивлены, как это на стене оживают мёртвые изображения.
В середине октября ударил мороз. Снегу еще мало, морозом сковало землю, на озере образовался лед. Каждое время года ребятишкам приносит свою обстановку для забав и потех. Весной по только что освободившейся от снега земле они, сломя голову, принимаются бегать по улице, радуясь теплу и солнышку, летом они целыми днями пропадают в лесу и у речки, купаются и ловят рыбу, а вот теперь, глубокой осенью, для ребят раздолье и полная лафа – неудержимо бегают они по скользкому тонкому льду. Сами мастерят для себя самодельные коньки из деревянных колодок и железных полосок, прикрепляют их к ногам при помощи веревок и закруток и фигуристо полосатят лед, катаются, играют, забавляются. Но вот есть же дурацкая мода-привычка: парни, которые постарше, имея силу, чтоб смочь с малышей, воровато подстерегали зазевавшихся парнишек и обрезали у них коньки. Малыши с ревом и слезами шли домой, не до конца излив свою резвость на льду.
– Паньк, ты что ревешь? – спросили Крестьянинова Паньку, понуро бредущего домой с коньками в руках.
– Коньки обрезали, – сквозь слезы ответил он.
Самые маленькие ребятишки, не рискуя далеко отойти от берега, артелькой увлечённо бегают по трескучему льду вблизи берега – делают «зыбу». Ведь забавно же, как скользкий тонкий лед волнами колыхается, зыбится, под ногами, забавно трещит, вызывая у ребят и смех, и радость, и опасенье, как бы не ввалиться.
Проходивший мимо забавляющихся ребят Митька Кочеврягин с ехидным злонамерением предложил им:
– А вы все уцепитесь руками и дружнее бегайте по льду-то, вот так зыба будет!
Ребятишки с наивностью послушались. Взявшись за руки, они азартно принялись бегать по зыбкому льду, в такт притопывая ногами, создавая нагрузки. Лед на все лады трещит, лопается и, не выдержав напора, совсем рухнул. Панька с Ванькой ухнулись по грудь в холодную воду. Не вмеру испугавшись, они, мокрые и озабоченные предстоящей взбучкой от домашних, побежали домой.
– Где это ты так намочился? Мокрую-то шубу на печь бросил! Печным теплом сволочет и вся шуба скорблой станет! – пожурил отец на Ваньку.
А через час, обсушившись, и они с Панькой снова на льду: колотят палкой по льду, делают гуленьку (радужную). С восхищением любуются ее замысловатым разноцветьем, протыкают железной клюшкой молоденький лед, припадают ртом к дырочке и изо всех сил дуют в нее, создавая подо льдом сизые туманы, которые забавно плавно передвигаются под прозрачным льдом. Или же, находя естественные такие туманы, проткнув в нем дырочку, подставляют к ним зажжённую спичку.
Вспыхивает яркое пламя, из отверстия льда причудливо фырчит огненным языком пламя, создавая в размышлениях у ребят необъяснимую таинственность.
В оттепели ребята старательно катают снежные шары. Сооружают из них гору, а потом с лихостью катаются с нее на лукошке, на доске, а то и прямо на пузе. Только в лихие стужи и бураны ребята сидят по домам, забравшись на печь. Слушают былины и сказки стариков или слушают чтение книг старших братьев.