Страница 30 из 35
Когда ему в ладонь опустился прохладный кружок меди, Арлинг подумал, что от жары у него начались галлюцинации, потому что произнести мысли вслух он еще не успел.
– Речь готовишь? – послышался знакомый голос. – Если решил просить денег, то одной протянутой руки мало, нужно постараться. Песенку там придумать, или интонацию нужную подобрать.
И без тебя знаю, зло подумал Арлинг, гадая, какого черта здесь появился иман, но вслух сказал.
– Благодарю вас, добрый господин. Даст вам бог счастья!
– Уже лучше, – рассмеялся мистик. – Почти искренне. Спрячь монету подальше – это султан. Для нищего целое состояние. На твоем месте, я бы купил мыльного песка и хорошенько помылся. Если от тебя будет вонять так же сильно, как сейчас, ни одна купчиха и близко не подойдет. А они – твоя клиентура, замужних женщин разжалобить легче.
– Ваша щедрость не знает границ, – выдавил из себя Регарди. – А совет очень кстати. Непременно приму ванну сегодня вечером.
Шутка не удалась, потому что все тело вдруг дико зачесалось, и он с трудом заставил себя сдержаться. И хотя падать ниже было некуда, становиться объектом насмешек он не собирался. Разговор с кучеяром лучшего всего было закончить. Прямо сейчас.
– Ты нашел гостиницу? – спросил иман, и его голос послышался на одном уровне с лицом Регарди. Кучеяр присел на корточки и внимательно его разглядывал.
– О, да, знаменитое кучеярское гостеприимство превзошло все мои ожидания, – не удержавшись от сарказма, произнес Арлинг. – Но, увы, пришлось от него отказаться. Решил остановиться на улице.
Ему было непонятно внимание имана, а все, чему он не мог найти объяснения, его раздражало. Что двигало этим кучеяром? Любопытство? Жалость? О, да – жалость. Вчера она спасла ему жизнь, но сегодня собиралась убить – медленно и мучительно.
– А я думал вы уехали из города, – сказал он, мечтая избавиться от навязчивого собеседника.
– Уже вернулся, – судя по голосу, мистик улыбался. Интересно, что его рассмешило? Может, бросить ему в лицо султан, да послать к дьяволу? В груди Арлинга медленно закипал приправленный сарказмом и желчью ответ, но иман его опередил:
– Сейчас не самое лучшее время для путешествий, – сказал он. – В Балидете новая власть, а бурю, как известно, лучше пережидать дома.
– Спасибо за заботу, но я полагаю, у вас много дел, – злость кипела в каждом слове, но Регарди заставил себя успокоиться. Никаких эмоций. Они в прошлом.
– Ты ведь лорд, Арлинг, – оказывается, иман запомнил его имя. – Почему не пойдешь к наместнику? Лорды имеют право на кров и убежище в любой провинции Согдарии. Уверен, что Аджухамы почтут за честь принять человека, в котором течет кровь императоров.
– И кто мне поверит? – усмехнулся Регарди.
– Помнится, ты мне что-то говорил про вкус победы, – заметил иман. – К тому же, в Балидете не так много молодых слепых драганов, у которых на лбу так и написано – «я чистокровный согдианский лорд, потому что в отличие от вас, желтолицых, у меня светлые волосы и голубые глаза». Они ведь у тебя голубые, верно?
– Я не лорд, – ответил Арлинг, удивляясь молчанию гордости. Правду говорят: человек ко всему привыкает. Наконец-то у него нашлись нужные слова. – Я не успел получить титул, так что в моем положении все правильно. И моему отцу не обязательно знать, что я здесь. Так же как и другим о том, что я сын Канцлера. Мой отец приложил много сил, чтобы скрыть это порочащее его репутацию обстоятельство. Надеюсь на ваше понимание, иман. Я сюда приехал добровольно и уезжать не собираюсь. – Тему разговора нужно было срочно менять, и Арлинг поспешно произнес. – Какая отвратительная жара. У вас здесь всегда так? Чувствую, будет трудно привыкнуть. У меня даже нос обгорел.
Нос был разбит этой ночью и почти не ощущался, но кучеяру нельзя было давать ни одного повода для жалости.
– И что ты собираешься делать? – словно издеваясь, спросил иман.
Никакой грубости. В ней – слабость.
– Где-то там, под пальмой, сидит нищий и у него мои сапоги, – не задумываясь, ответил Арлинг. – Я собираюсь отобрать их вместе с его теплой курткой, потому что ночи у вас чертовски холодные. Не дай бог, простужусь.
– Хочешь собрать денег, купить место в караване до Самрии и отыскать дядю?
Этот человек видел его насквозь. Мистик становился опасным.
– Глупый план, – продолжил иман, пользуясь его напряженным молчанием. – По пути сюда тебя опекал Абир, который каким-то образом убедил капитана взять в пустыню слепого. Купцы – народ суеверный, но твой дядя мог своими речами поднять мертвого и заставить сплясать для него газаят. Допустим, ты до Самрии доберешься. Караван Аджухама спешил, потому что у капитана родился наследник. Обычно купцы идут осторожно, предпочитая длинные, но безопасные дороги. Пройдет не меньше месяца, прежде чем ты доберешься до порта. А твой дядя уже прошел полпути. Поверь мне, в Самрии он не задержится и суток. Никто тебя там не ждет. Как и здесь. Тебе лучше покинуть Сикелию и вернуться домой. Меня называют мистиком и иманом, значит, люди доверяют моим советам. И тебе стоит к ним прислушаться.
Регарди молчал, боясь открыть рот. Вся сила, которой он жил последние недели, вдруг испарилась, словно капля воды, случайно выпавшая из фонтана на раскаленную мостовую.
– Сейчас ты еще полон сил, но через неделю вряд ли будешь стоять на ногах, – не унимался иман. – В городе полно нищих и калек, которые просят милостыню, куда искуснее сына Канцлера. Сколько дней ты собираешься выжить в городе?
Арлинг молчал.
– А ты слышал о жрецах Семерицы? Они не только охраняют фонтаны, но и часто устраивают облавы на бродяжек и нищих. Куда их увозят, и что с ними делают, никто не знает, но власти одобряют такие меры, потому что после них в городе еще долго не видно бездомных. Ненужным людям трудно себя защитить. А слепым и подавно.
Арлинг молчал.
– Хочешь умереть, потому что ослеп? Или потому что не знаешь, как жить дальше?
– Уходите, – наконец, прошептал Регарди, чувствуя, что злость, скопившаяся в груди, вот-вот вырвется наружу. Отвечать за себя будет трудно. Он ненавидел все – жару, горячие пески, Балидет, Абира, убитого Нуфа, недоступные фонтаны, ни в чем не виноватого Азиза, торговца чаем, нищего под пальмой, но особенно – имана.
Наверное, мистик что-то почувствовал, потому что очередного монолога про опасную жизнь нищих в городе не последовало. Однако его уходящих шагов Арлинг тоже не услышал. Решив, что нужно проявить инициативу, он медленно развернулся и сел к иману спиной.
Оскорбление подействовало. Во всяком случае, никто с ним больше не заговаривал. Где-то наверху свистел ветер, теребя верхушки пальм и гоняя песок по крышам домов, по-прежнему беззаботно журчали фонтаны, по улицам, словно патока, растекался равномерный людской гул, обходя стороной сидящего под кустом слепого драгана.
Отбирать сапоги у бродяги Арлинг, конечно, не собирался. Так же, как и обращаться к Аджухамам за помощью. «Надо же, прошло три дня», – внезапно подумалось ему. Он был слеп и беспомощен, но каким-то образом жил. И хотя от него разило немытым телом, горло пересохло от жажды, а в животе оглушительно бурчало от голода, Регарди почувствовал, что собой почти гордится.
Может, Абир все-таки вернется за ним? Может… Всплеск оптимизма исчез так же внезапно, как и появился. Никто не придет, потому что он теперь – ненужный человек. Сам по себе. И его главная задача – выжить. Столько, сколько получиться.
Магда, я буду сильным, ради тебя буду.
Утро следующего дня было холодным и безрадостным. Мнимый слепой, живущий под пальмой, еще ночью отобрал у него султан, подаренный иманом, заставив задуматься о том, как хранить выпрошенные деньги, которых пока не появилось.
С трудом разогнув ноги, Арлинг поднялся и, нащупав на нижних листьях куста росу, тщательно слизал ее, понимая, что добытой влаги не хватит и на час. Нужно было найти воду, но после ночного грабежа все тело горело сплошным синяком, а ребра болезненно давали о себе знать при каждой попытке глубоко вздохнуть. После того как он отказался отдавать султан добровольно, нищий продемонстрировал качество украденных у Арлинга же сапог. Носки были прочные, почти не изношенные, и били крепко.