Страница 12 из 13
Я искала начинающие группы и считала, что надо поддерживать самых молодых, чтобы участникам было не больше двадцати лет. Демозаписей тогда ни у кого толком не было, и группы обычно приглашали на репетицию, чтобы я могла послушать, как они играют. Так я и оказалась на базе «Четырех тараканов» в подвале дома на Кутузовском. Они играли не очень слаженно, звучание было сырое, но уже тогда было видно, что у ребят сильная энергетика, и мне показалось, что они уже могут выступать. Песен у них было много, но все они были похожи на Sex Pistols и друг на друга. Меня привлекло то, что много треков было на русском языке. Была, конечно, и пара обязательных каверов на Sex Pistols. Когда они в конце каждого выступления играли Anarchy In The UK, это было настоящее слияние с залом. И неважно, что было до этого и сколько раз они облажались за концерт.
Актовый зал и, собственно, сам рок-клуб располагались на втором этаже здания, куда вела лестница с красной ковровой дорожкой, как это было принято в советских государственных учреждениях. Первый же концерт в «Клубе имени Джерри Рубина» закончился скандалом. В зале был сильнейший переаншлаг, а толпа с улицы всеми способами штурмовала здание. Самые отчаянные даже пытались лезть по пожарной лестнице, чтобы проникнуть в окно второго этажа. Когда после мероприятия на место прибыли руководители Союза молодежи, они увидели окурки, растертые по их прекрасной ковровой дорожке, и выломанную дверь в зал. В самом актовом зале было накурено, наплевано и по всему было видно, что тут недавно матерились. Поганая молодежь осквернила храм культуры с первой же попытки. Но советская установка работать со сложными подростками еще действовала, и клуб имени американского общественного активиста Джерри Рубина не выгнали на мороз. Его переселили в подвал этого же здания, где он принял уже более традиционную для рок-клубов андеграундную форму.
Мне звонила бабушка Дениса Петухова и жаловалась, что он занимается непонятно чем. Говорила: «Он же так хорошо играет на фортепиано. Да что же нам с ним делать». А я ее успокаивала: «Да вы что, он же такой талантливый. Из него получится настоящий музыкант, не переживайте». Тогда вся связь с музыкантами была через домашние телефоны, и я часто попадала на родителей. Через какое-то время родители ребят со мной общались уже как со старой знакомой.
Если концерты в «Джерри Рубина» по возрастному составу публики и отсутствию бара больше походили на подростковые панк-утренники, то тусовки в «Отрыжке» – это был настоящий андеграунд, суровый и беспощадный. Находился клуб на севере Москвы, в реальной жопе мира. От метро «Отрадное» еще надо было идти пешком минут двадцать. В баре продавали алкоголь в стеклянных бутылках, которые периодически летали в сторону сцены. На этот случай владельцы клуба предусмотрительно отгородили музыкантов от публики металлической решеткой. Посетителей «Отрыжки» периодически накрывали гопники, и рокерам порой приходилось щемиться по дворам. А закончилась история заведения тем, что пьяный отморозок на входе зарезал совладельца заведения, бас-гитариста группы «Монгол Шуудан», Алексея Полякова. За неполный год работы «Отрыжка» дала мощный толчок для развития московской рок-тусовки. Это был настоящий центр рок-н-ролльной жизни, и «Программа А» регулярно снимала там свои сюжеты. Партнер Полякова Олег (Гастелло) Абрамов открыл после этого клуб Sexton FoZD, который стал прямым наследником традиций «Отрыжки». FoZD расшифровывается как «Фонд загубляное детство». Тут ошибки нет, «загубляное» пишется именно через «я».
После того как Юра Ленин проторил дорожку в психоневрологическое отделение местной больницы, туда стали по очереди заезжать едва ли не все пацаны с Кутузовского. Дима Спирин к этому времени предусмотрительно накопил пару задокументированных случаев травмы головы и мог претендовать на почетный в неформальных кругах статус человека, негодного к воинской службе.
– Первое сотрясение мне нанес внезапный боксер, – рассказывает Дмитрий Спирин. – Мы дружили с модной парикмахершей Мариной, которая снимала трехкомнатную квартиру в доме на Большой Дорогомиловской, и частенько у нее притусовывали. Что нужно подросткам? Чтобы было тепло и можно было скрыться от предков. Спокойно пить пиво, громко слушать музыку и все такое. Но в какой-то момент Марина, не спросив нас, познакомилась с боксером. Мы приходим, и дверь открывает этот чел.
Дима стоял ближе всех, и получилось так, что он говорил за всю команду. Сожитель Марины быстро объяснил, что таких обрыганов тут больше не принимают, и советовал ребятам пройти восвояси. Дима тоже не растерялся и указал собеседнику кратчайший путь до бельгийского города Huy. После этого свет погас и включился только на следующий день. За это время друзья свозили Спирина на такси в травмпункт, где ему оказали первую помощь и поставили на место нос. В себя он пришел наутро, дома у Рубанова. Это был настоящий нокаут.
Вторую травму ему нанес Рома Шахновский, музыкант группы Les Primitives и будущий гитарист «Четырех тараканов». Началось все с невинной игры, которая переросла в суровый файт, закончившийся для Спирина не очень удачно. Помня о том, что совершеннолетие не за горами, Дима снова поехал в травматологию на «Филях» и зафиксировал повреждения мягких тканей головы.
В итоге он косил по теме неврологических нарушений: эписиндром на фоне травм головы.
Пока Дима лежал в больнице на медобследовании по направлению военкомата, он ежедневно закидывался колесами и не особо замечал проходивших мимо дней.
Но одного пустого взгляда было недостаточно для откоса. Важно было избежать аппаратного обследования. Приборы могли показать, что парень не настолько болен, как хочет показать. Как только к Спирину пытались подключить осциллограф, он кувыркался с кушетки на пол и лежал бездыханный. В его случае необязательно было симулировать именно припадки. При эписиндроме человек может просто терять сознание. А то, что он под колесами и постоянно в беспамятстве, – это даже хорошо.
– Сейчас ты уже не проведешь ни мента на улице, ни военкоматчика, ни врача в больнице, – продолжает Спирин, – а тогда было другое время. Не так давно закончилась афганская война, в стране бардак, и ни у кого из этих медицинских работников не было мотивации обязательно пристроить в армию каждого попавшего к ним в руки парня. Тогда пресса часто писала о случаях, когда доведенные до отчаяния пацаны расстреливали старослужащих из-за дедовщины. Брать на себя ответственность за дурака, которому дадут в руки оружие, никто из медиков не хотел. Ну и что, что он странный ходит? Да тут все странные! Целый этаж людей с травмами головы. Я должен был провести в больничке дней десять, но меня уволили из нее через неделю за нарушение режима. Ко мне приезжал друг, и я какое-то время провел с ним за пределами больницы. А меня в это время искали и не нашли. Сказали, что раз я такой злобный нарушитель, то пошел бы я тогда на х… Я пытался с ними спорить, говорить, что я тут не по своей воле, но ничего не помогло. В первый раз за все время у меня возникла тревога, что они напишут в заключении не тот диагноз. Но в итоге написали как надо, и в армию я не пошел.
Денис Рубанов был на год старше Димы Спирина, и для него вопрос призыва на срочную службу стоял еще актуальнее. Так что он тоже не стал мудрить и пошел проторенным путем. Но так получилось, что на период его обследования у «Четырех тараканов» было запланировано выступление в клубе Sexton FoZD. Там играла обойма рок-лабораторских групп, и пропускать такой концерт было нельзя. Вариантов отпроситься не было, а за нарушение режима могли отчислить из больнички со штампом «здоров» в медицинской карте. Страх неудачного закоса заключался еще и в том, что после дурки отправляли служить только в стройбат. Во всяком случае, так гласили уличные пацанские легенды.