Хранители смерти

Подходящее заведение вскоре нашлось, и даже лучше, чем кафе, – это была «Пельменная». То, что сыщику и требовалось! Он взял сразу две порции горячих пельменей, салат, стакан чая и сел за столик в углу зала.

Утоляя голод, он обдумывал мысль, которая пришла ему в голову во время разговора с Людмилой Эйдельман. Мысль касалась картин местной знаменитости, упоминаемого всеми собеседниками сыщика художника Закатовского. Собственно, обстоятельств, обративших на себя внимание Гурова, было два. Даже три. Первое: оба погибших, и Бушуев и Овчинников, имели у себя картины именитого живописца. Второе: бывшая жена Бушуева Лиза не нашла такую картину в квартире бывшего мужа, то есть подарок, видимо, пропал. И третье: картины Закатовского сейчас ценятся очень высоко, стоят тысячи долларов.

«Интересно, а портрет, подаренный Овчинникову, еще на месте? – размышлял сыщик. – Этот момент необходимо срочно проверить». И он в третий раз за день набрал номер майора Ганчука.

– Слушай, майор, – сказал он, – ты сейчас, случайно, не в квартире Овчинникова находишься?

– В ней самой и нахожусь, – ответил Ганчук. – Правда, я уже собирался уходить. Предупреждая возможный вопрос, сразу скажу: ничего нового я не обнаружил. На двери есть следы взлома, ломали, по-видимому, небольшим топориком. Но в квартире нет следов обыска или грабежа.

– Зайди, пожалуйста, в кабинет и посмотри на стену слева от стола. Что ты там видишь?

– Ну-у… Я вижу кашпо с цветком… Цветок уже совершенно завял – его, бедного, несколько месяцев не поливали… Еще вижу какую-то китайскую гравюру и фотографии двух китайцев.

– И что, там нет никакой картины маслом? Там должна висеть картина.

– Нет, никакой картины здесь нет.

– А что висит на самом видном месте, в центре стены?

– Да вот один из китайцев и висит.

– Осмотри внимательно всю стену, сантиметр за сантиметром. Возможно, найдешь какой-нибудь винтик, или гвоздик, или кронштейн, на котором раньше что-то висело. Когда закончишь осмотр, позвони мне.

Дав указание, Гуров вернулся к порядком остывшему чаю. Однако допить его он не успел – раздался звонок.

– А ты прав, Лев Иванович. Действительно, ближе к окну имеется винтик. Там явно что-то висело – обои немного выцвели.

– Если ты возьмешь китайское фото, которое висит сейчас в центре, и приложишь его к этому выцветшему пятну, то они совпадут, – сообщил Гуров. – Это фото раньше висело у окна.

– А что же висело в центре? – поинтересовался Ганчук.

– В центре висела картина работы Константина Закатовского – портрет хозяина квартиры, профессора Овчинникова. Такой портрет, как мне объяснили, может стоить несколько тысяч долларов. И этот портрет был украден неизвестным, который взломал дверь.

– И этот же неизвестный, скорее всего, столкнул профессора в реку! – воскликнул майор. – Так вот причина, по которой был убит востоковед!

– Да, теперь мы знаем мотив этого преступления, – согласился Гуров. – Скорее всего, и остальные убийства связаны с похищением картин. У Бушуева точно имелось полотно Закатовского, и сейчас его бывшая жена не может эту картину найти. Так что твой капитан в чем-то оказался прав: все эти преступления связаны с искусством. Теперь слушай, майор, новое задание: необходимо срочно установить, у кого еще в городе есть или были раньше картины Закатовского. Всех до одного нужно установить! К вечеру у меня должен быть полный список владельцев этих полотен.

– Сделаем, прямо сейчас этим займусь. Но одного человека можно назвать уже сейчас: такая картина была у актрисы Любарской. Я сейчас позвоню Волобуеву, он как раз осматривает жилище актрисы. Спрошу, видел ли он там подобное полотно. И пусть потом поговорит с друзьями Любарской, спросит, была ли такая картина у нее в собственности.

– Нет, друзьями Любарской я займусь сам, – возразил Гуров. – А капитан пусть проверит квартиры Востокова и Зверевой. Вечером, часов в девять, встречаемся у тебя в кабинете, обсудим полученную информацию. Нам будет что обсудить.

Гуров убрал телефон и достал список, полученный утром от Ганчука. Среди близких друзей Инессы Любарской значились три фамилии: художественного руководителя драматического театра, где работала актриса, Леонида Мамонтова, режиссера того же театра Олега Сергеева и заведующей литературной частью Клавдии Соболь. «Времени до вечернего совещания у меня не так много, всех троих я не успею опросить. Кого же выбрать? Соображения субординации требуют начать сверху, то есть с руководителя театра, но что-то мне подсказывает, что этот Леонид Мамонтов не был близким человеком для актрисы. Нет, начну-ка я лучше снизу, с Клавдии Соболь. И если время останется, побеседую с режиссером Олегом Сергеевым».

Выработав такой план, он снова достал телефон и набрал номер Клавдии Соболь. В трубке он услышал женский голос, который довольно высокомерным тоном произнес:

– Кто это? Я слушаю!

«Наверное, заведующей литчастью надоели всякие графоманы, которые предлагают ей свои пьесы», – подумал сыщик. Он представился и объяснил цель своего звонка. Голос в трубке сразу изменился, причем весьма резко.

– Да, конечно, я буду рада вас видеть! – воскликнула Клавдия Соболь. – Я готова помочь найти убийц Инессы! Вы можете подойти ко мне в театр?

– Да, сейчас буду, – пообещал сыщик.

Спустя двадцать минут он вошел в театр и спросил, как ему найти заведующую литературной частью. Его провели на второй этаж, где располагались кабинеты театрального руководства.

Когда проходили центральный холл, в глаза сыщику бросился висящий на стене женский портрет в траурной рамке. Гуров догадался, что это портрет Инессы Любарской. «Что ж, в театре, как видно, переживают смерть своей актрисы», – подумал сыщик.

В небольшом кабинете, стены которого были увешаны разного рода театральными фотографиями, навстречу Гурову поднялась женщина лет сорока пяти – Клавдия Соболь. Она предложила гостю кресло и села сама.

– Хорошо, что смерть Нюси расследует такой квалифицированный человек! Может быть, вы сможете найти убийц. Пока что нашим местным сыщикам это не удается. Вот уже второй человек из мира искусства гибнет, а зло остается безнаказанным!

– А кого вы считаете первым погибшим? – поинтересовался Гуров.

– Разумеется, художника Игната Денисовича Бушуева! – ответила Соболь.

«Ну да, историк Овчинников не принадлежал к числу людей искусства, поэтому она его не считает», – подумал Гуров. А вслух сказал:

– Да, конечно, уже вторая смерть… Мне нужно задать вам несколько вопросов, чтобы прояснить обстоятельства гибели вашей подруги. Ведь вы с Любарской были подругами?

– Да, разумеется!

Гуров про себя отметил эту приподнятую манеру разговаривать: хозяйка кабинета не просто говорила, а все время восклицала.

– Значит, вы ее хорошо знали, – заключил сыщик. – В таком случае вы, наверное, сможете мне сказать, что заставило вашу подругу поздно вечером двадцать первого сентября отправиться в такое глухое место, как Черная скала?

Клавдия Соболь ответила на вопрос не сразу. Было заметно, что она пребывает в затруднении. Затем она широко развела руками и произнесла:

– Трудный вопрос! Может быть несколько причин. Например, Нюся могла туда пойти, чтобы полюбоваться красками заката. А еще ей могли в этом месте назначить свидание, ведь место довольно романтичное.

– А что, у Инессы Васильевны были поклонники? – удивился Гуров. – Но, насколько я помню, вашей подруге было уже около шестидесяти…

– У женщин, чтоб вы знали, не существует возраста! – высокомерно заявила заведующая литчастью. – По крайней мере, над людьми искусства возраст не властен. И я могу вас заверить, что рядом с Инессой всегда находились мужчины, влюбленные в нее! Так что могло иметь место свидание. И, наконец, она могла прийти в это место, потому что там любил творить такой великий художник, как Константин Закатовский!

– Вот как?! – воскликнул Гуров и поймал себя на том, что тоже начал разговаривать восклицаниями, совсем как хозяйка кабинета. – Закатовский любил бывать на Черной скале? И Любарская об этом знала?