Страница 8 из 29
А если Веор прав? Если иман вернулся к серкетам, слился с общим сознанием Нехебкая и теперь специально скрывался от бывшего ученика? Что если так?
Разговор с Веором посеял опасные семена тревог и сомнений, которые затаились, ожидая своего часа. Ему казалось, что с тех пор как он попал в Пустошь, минула вечность. Дни в подземелье тянулись медленно и неторопливо. Серкеты никуда не спешили, напоминая пылинки, которые вздымались солнечным лучом ранним утром и беспорядочно кружились в воздухе до тех пор, пока вечерние сумраки не опускали их на землю. Время в Пустоши было тягучим, словно застывшая патока, в которой можно было застрять навеки.
Наблюдая за Скользящими, медленно бредущими по веревочным мостам над озером, Арлинг не мог избавиться от ощущения, что стал зрителем спектакля, разыгранного только для него. Он был уверен в одном. Не таким серкетом был иман, когда уходил из Пустоши много лет назад. Не таким серкетом хотел стать его молодой ученик, когда принял участие в Боях Салаграна вопреки запрету учителя. Что-то было не так в нынешних Скользящих, очень сильно «не так». И хотя ответ лежал перед ним, сверкая темными гранями могущества Подобного, он предпочитал искать другие причины, не замечая очевидного. Подобный, укрывшийся за Гургаранскими горами, еще не покорил Сикелию, но успешно закончил давнюю войну с бывшими братьями по вере, превратив их в рядовых жрецов, слепо поклоняющихся песчаному богу. Слуги Нехебкая в Пустоши Кербала ничем не отличались от слуг Амирона в далекой родине Арлинга – Согдарии. Возможно, Испытание Смертью тоже не было прежним, став еще одним бессмысленным ритуалом.
Серкетов можно было обвинять в чем угодно, но целителями они были хорошими. Сейфуллах поправлялся не так быстро, как хотелось бы им обоим, но с каждым днем ему становилось лучше. Когда он смог ходить, то стал покидать комнату, с неподдельным интересом наблюдая за Скользящими и учениками Аттея. Сейфуллах легко вжился в роль будущего серкета и, выучив молитву Нехебкаю, читал ее с не меньшим жаром, чем Цуф или Ваней. Чаще всего он проводил время в Земляном Зале, который получил свое название из-за обилия ям и беговых дорожек. Если в других пещерах, пол был каменный, то в этом поверхность была покрыта слоем земли, обильно смешанной с песком. Арлинг подозревал, что ее запах напоминал Сейфуллаху о родине. Впрочем, ученики Аттея тоже полюбили этот зал больше других и подолгу в нем тренировались. К халруджи они по-прежнему относились с прохладой, видя в нем чужака, зато быстро прониклись симпатией к больному Аджухаму. Когда Сейфуллаху было плохо, и он не мог сидеть в тренировочном зале, будущие серкеты приходили к нему сами. Регарди оставалось только удивляться врожденному обаянию мальчишки.
– Мы что-то делаем не так, – однажды сказал Сейфуллах, когда они сидели вдвоем в Земляном Зале и наблюдали, как ученики Аттея пытались преодолеть насыпной вал с препятствиями. Аджухам парил ноги в чане с целебным маслом, который принес Веор, а Регарди чистил сапоги – отчасти, чтобы занять руки, отчасти, чтобы прогнать воспоминания об Огненном Круге и Школе Белого Петуха, которые всегда нападали на него в тренировочных залах Пустоши.
– Немного терпения, – попросил он. – Я найду подземные ходы, которые ведут наверх. Возможно, еще раз поговорю с Веором.
– Ты можешь проползти на брюхе весь Озерный Зал, нюхая каждый угол, и ничего не найдешь, – фыркнул Аджухам. – И серкеты тебе ничего не скажут. Нужно действовать по-другому.
– Сомневаюсь, что жрецы «по-другому» расскажут, как попасть в башню, – Арлинг истолковал слова Сейфуллаха по-своему. – У нас еще есть немного времени. Когда его не останется, тогда и начнем войну.
– Вот сижу и гадаю, каким местом ты думаешь, – сердито пробурчал Аджухам. – Ты их пытать что ли собрался? Я не сомневаюсь в твоих боевых способностях, но пока ты будешь убивать себя, сражаясь с армией серкетов, меня прикончат первым. А я не могу умереть, потому что враг жив и продолжает уничтожать мою страну. Мы с тобой тут застряли, а Маргаджан времени даром не теряет.
«Мне кажется, или ты меня упрекаешь?» – подумал Арлинг, но Сейфуллах продолжил:
– Мер делиться на тех, кто проигрывает, и тех, кто выигрывает. Я свою долю проигрыша получил сполна. Мой отец говорил: «Если не получается идти вперед, иди назад». Я скажу тебе так. Если ты не можешь найти путь наверх, ищи путь вниз. Ты пробовал проникнуть в ту комнату, где они проходят «пороги»? Ты говорил, что она затоплена, но, возможно, из нее есть проход, который ведет наверх. Если серкеты проводят там церемонии, то они должны как-то готовиться к ним. Я ни разу не видел, чтобы Скользящие заходили в ту комнату из Озерного Зала. Только, когда приводят учеников на испытания. Значит, они пользуются тайным ходом. Тебе нужно обследовать то место.
– Для этого мне придется убить хотя бы одного серкета, – едко ответил Регарди. Оказывается, он успел отвыкнуть от «поучений» Сейфуллаха.
– Брось, – махнул на него рукой Аджухам. – Перестань думать задницей. Не все нужно делать силой. Попробуй их расспросить.
– Сомневаюсь, что Веор добровольно расскажет мне о тайных путях.
– Арх! – всплеснул руками Сейфуллах. – Такое впечатление, что это ты переболел смертельной болезнью, а не я. И твои мозги покрылись плесенью. Разве только серкеты ходят в ту комнату? А как же ученики? Многие уже прошли большую часть «порогов». Думаю, они успели запомнить там каждый угол. Вот и спроси их, есть там дверки или нет.
– Не думаю, что они станут откровенничать с чужаком, – поморщился Регарди. – Они все-таки к посвящению там готовятся, а не книжки читают.
– «Не думаю», «сомневаюсь», – передразнил его Аджухам. – Время идет, но ничего не меняется. Придется все делать самому.
Арлинг пожал плечами, не веря, что предложенный вариант может быть полезен. Несмотря на то что он жил в одной комнате с учениками Аттея, привыкнуть друг к другу они так и не смогли. Молодые кучеяры относились к нему настороженно, видя в нем чужака из другой страны и школы. Когда он заходил, они умолкали или переходили на шепот. Их подслушать было не трудно, но ничего важного в их вечерних беседах халруджи не узнал.
Однако Сейфуллах не оставил свою идею, и весь следующий день провел с учениками в тренировочных залах. Регарди не следил за ним, занятый изучением свитков в библиотеках Пустоши. Бумага была гладкая и тонкая, и ему удавалось прочесть в лучшем случае заголовки. Они были украшены декоративными письменами с рельефным узором, который легко «читали» пальцы слепого. К его великому сожалению, большинство свитков содержали молитвы и религиозные тексты о Нехебкае. И хотя было понятно, что в библиотеке для учеников не могли храниться книги с описанием тайных ходов Пустоши, в глубине души он надеялся найти архитектурные планы крепости или сведения о ее строительстве, которые могли бы подсказать, где держали пленных.
Разочарованный результатами дня и чувствуя неумолимый ход времен, Арлинг уселся на каменный берег подземного озера, сняв сапоги и опустив ноги в холодную воду. Чтобы занять руки и отвлечь голову, он принялся чинить брюки, надеясь, что за работой придумается что-нибудь полезное. Обращаться с иглой для шитья он научился гораздо позже, чем с иглой для метания в горло противника, и всем сердцем ненавидел это занятие. После Туманной Башни он сжег свою одежду, надев запасные брюки, которые уложил в тюки еще в Иштувэга, но за время перехода по такыру они успели порядком обтрепаться. То ли Вулкан, который поделился с ним одеждой, продешевил на ткани, то ли пустынные пайрики висели на нем всю дорогу, проделав в ткани множество ненужных отверстий, но по приходу в Пустошь, одежда нуждалась в хорошей починке.
Был глубокий вечер. Белая плесень на стенах, по которой серкеты отмечали время, почти перестала светиться, означая приближение ночи. Озерный Зал опустел, и по мостам бродило лишь несколько Скользящих. Очевидно, их мысли были настолько греховны, что они собирались ходить до утра.