Страница 4 из 20
С политической точки зрения Эмайн представлял собой карликовое островное государство с населением около трехсот тысяч, единолично управляемое абсолютным монархом, а в структуре экономики преобладало крайне развитое сельское хозяйство. Для большинства жителей Земли до сих пор оставалось неразрешимой загадкой, зачем крошечный феодальный Эмайн, прекрасно обеспечивающий себя всем необходимым для безбедной жизни на протяжении множества столетий, пошел на столь беспрецедентный риск и заявил о своем существовании в Олвэте. Даже учитывая, что «магическая стена» осталась на прежнем месте, и правом беспрепятственного прохода сквозь ее защитное поле не обладали даже дипломаты самого высокого ранга, добровольный отказ от изоляции выглядел довольно подозрительным. Вероятно, в ООН точно знали, что к чему, но простым смертным информация подавалась уж чересчур дозированно, и хотя я работала в эмайнийском консульстве около года, мне было известно немногим больше остальных. Эмайн-Аблах оставался закрытым государством, но при этом регулярно проводил экспортно-импортные операции со странами Олвэта. Думаю, нет смысла говорить, что статьи торгового баланса держались в строжайшем секрете, а в народе циркулировали самые фантастические слухи касательно истинного положения дел. Своими глазами из эмайнийских товаров я видела лишь потрясающей красоты фрукты, но небезосновательно предполагала, что дипломатической почтой к в наш мир переправлялись не только наливные яблоки. Единственные ворота в Эмайн располагались в Англии близ древнего города Гластонберри, и сразу после установления контакта там в рекордном темпе возвели международный пропускной пост, охраняемый ничуть не хуже военной базы, поэтому вовне просачивалось крайне недостаточно информации для создания объективной картины происходящего. Наверху, в коридорах власти, велись свои игры, и младшую сотрудницу эмайниского консульства в Адмире никто не посвящал в подробности, а я, в свою очередь, уяснила для себя одну простую истину: я знала не больше и не меньше, чем мне полагалось знать по должности, и стоит мне вдруг начать опрометчиво задавать лишние вопросы, как на мое место тут же придет гораздо менее любопытный специалист. Мне и так крупно повезло, что моя сугубо академическая специальность внезапно оказалась остро востребована в прикладной сфере – я уже готова была поверить, что ошиблась, выбрав кельтологию в качестве основного направления, если бы консульству Эмайна в Адмире срочно не понадобились мои знания. Конечно, сэр Леусетиус Лугус нуждался не конкретно в моих услугах, в грамотном кельтологе, как таковом, но разве моя в том вина, что кроме меня во всей Адмире штудировать древние манускрипты нравилось лишь паре не менее древних старух, троим юным посредственностям, поступившим на кельтологию только ради бесплатного обучения, и одному видному профессору, которого оперативно переманила к себе администрация нашего президента?
ГЛАВА III
Собеседование проходило в столичном посольстве – впоследствии мне еще полгода приходилось регулярно ездить туда, выполняя всякого рода мелкие поручения консула, пока в нашем штате, наконец, не появился курьер. Изначально меня взяли на малопрестижную и низкооплачиваемую должность референта, но мне довольно быстро удалось выслужиться до низшего дипломатического ранга, и на данный момент, я не без гордости носила звание атташе по культуре. Состоящий всего из пяти человек коллектив эмайнийского консульства в Адмире идеально подходил мне по всем параметрам, но особенно ценным фактором я считала возможность работать под непосредственным руководством выходца из параллельного мира. Я без труда могу представить, какой образ эмайнийского консула успел сложиться у вас в голове: седовласый, бородатый чародей в наброшенном поверх средневекового камзола алом плаще, непрерывно совершающий магические пасы унизанными массивными перстнями пальцами и витиевато выражающийся на архаичной смеси древнекельтских диалектов. Так вот, позвольте сообщить, что сэр Леусетиус Лугус походил на только что созданный вашим воображением портрет ничуть не больше, чем комариный писк на фортепианную пьесу, хотя, если уж совсем не грешить против истины, определенная доля правды в ваших предположениях все-таки присутствовала.
Когда мы с Леу впервые встретились в посольстве, он действительно произвел на меня впечатление заблудившегося путешественника во времени, но причина тому крылась вовсе не во внешности будущего начальника – перед тем, как приступить к собеседованию, сэр Лугус внезапно поцеловал мне руку. Глубоко шокированная неожиданной галантностью, я еле-еле сдержалась от инстинктивного прыжка в сторону и чуть было не завалила судьбоносное интервью, опешив от сходу продемонстрированных мне изящных манер и едва не растеряв весь словарный запас. Позже до меня дошло, что в Эмайне подобное обращение с дамами является обычной нормой этикета, и я с невыразимой отчетливостью поняла, как важно для меня получить эту работу.
Несмотря на то, что моя трудовая биография не отличалась насыщенностью, в своей жизни мне довелось пообщаться с достаточно немалым количеством кадровиков, я и просто не могла не констатировать тот факт, что для Леу ничего не стоило решительно презреть базовые каноны HR-менеджмента. Вместо того, чтобы досконально изучить мое резюме, над которым я, между прочим, без устали корпела три ночи подряд в попытке довести его до совершенства, сэр Лугус предпочел сконцентрировать внимание на мне самой. Я до сих помню, как неподвижно сидела в кресле, а васильковые глаза напротив сосредоточенно сканировали мое испуганное лицо – секунда за секундой, миллиметр за миллиметром, Леу рассматривал меня детально и скрупулезно, он словно считывал доступную лишь ему одному информацию и одновременно анализировал полученные сведения на степень соответствия квалификационным требованиям, а по телу оцепеневшей кандидатки то разливалось живительно тепло, то стремительно пробегали бесчисленные мурашки. Больше я никогда не подвергалась прямому энергетическому воздействию, но этот единственный эпизод навеки запечатлелся у меня в памяти: высокий, солидный мужчина средних лет с тронутыми благородной сединой волосами и пышными старомодными бакенбардами склонился надо мной так низко, что я не видела ничего, кроме ослепительно голубых, скорее даже синих глаз. Будучи абсолютно уверенной, что мой внутренний мир представлял собой столь же унылое и скучное зрелище, как и откровенно блеклая внешность, я до сих пор не слишком хорошо понимала, что Леу умудрился там разглядеть, но в результате я была принята на работу в консульство с испытательным сроком в три месяца.
Для своих дипломатических нужд в Адмире правительство Эмайна арендовало офис в историческом центре города. Консульство занимало просторное помещение на первом этаже старинного здания –канонического образца архитектурного барокко с кричащей роскошью лепных фасадов, монументальными колоннадами, резными портиками, пилястрами и прочей традиционной атрибутикой давно минувшей эпохи, вызывающей у меня, ярой поклонницы строгого минимализма, исключительно насмешливую улыбку. Нравилось мне здесь только место расположения – окна моего кабинета выходили прямо на набережную, и в перерывах от работы я периодически давала глазам отдых, перенаправляя взгляд на неспешно влачащую мутноватые потоки темной воды реку. Ну, а если вспомнить, что и в столичном вузе, и в университете Адмиры я одинаково вынуждена была делить личное пространство с десятком коллег, жаловаться на нынешние условия труда мог только закоренелый нытик с полным отсутствием совести.
Некоторые сложности у меня поначалу вызвал новый распорядок дня. В сфере высшего образования я привыкла к скользящему графику и уже толком не помнила, что такое жизнь по режиму. Я настолько боялась проспать и опоздать на службу, что первые месяцы заводила по четыре будильника за раз, и частенько приезжала в консульство почти за час до нужного времени. Постепенно я втянулась, биоритмы организма перестроились, и порядком надоевшая мне чехарда благополучно прекратилась. Но сегодня я объявилась на рабочем месте непростительно поздно, и это при том, что с вечера Бри дважды предупредила меня о назначенном на девять утра совещании.