Страница 67 из 77
Послышался тихий стук в дверь. Звук почти потонул в отдаленном раскате грома. Он с любопытством открыл и обнаружил на пороге Марию в нескольких сантиметрах от себя. Она подняла на него глаза – напряженная, обманчиво хрупкая и миниатюрная.
– Можно войти? – послышался тихий вопрос.
– Конечно. – Он шагнул в сторону, недоумевая, зачем она здесь. Ведь явно не для того, чтобы...
Она скользнула в комнату, изящная и неотразимая в своем невесомом одеянии, явно созданном для соблазнения. Потом повернулась, посмотрела на него огромными карими глазами и дрожащим голосом произнесла:
– О таких вещах не говорят намеками... Ты будешь со мной спать, Адам? Я приняла меры... нежелательных последствий не будет. – Она отвела взгляд. – Я знаю, что это неправильно, но ведь Джейни скоро получит тебя навсегда. Я была бы благодарна только за одну ночь, за единственную возможность соединиться с тобой свободно, с любовью, со страстью. Если... если... ты хочешь меня?
Из всех потрясений, обрушившихся на него в последнее время, это было самым сильным.
– Хочу ли я тебя? Да я никогда ничего и никого так не хотел! – Он крепко сцепил руки, сопротивляясь желанию прикоснуться к ней. – Я не должен. Но... я не чувствую обязательств перед Джейни. Она мне очень дорога, но я не считаю, что предам ее, если буду с тобой. Это кажется таким... правильным.
– Тогда давай будем сегодня вместе. – Ее улыбка была полна надежды и тоски. – У нас навсегда останутся воспоминания.
Амнезия научила Адама, что память определяет сущность человека и ее потеря может поколебать самосознание. Запечатленные картины их страстных объятий в садике для медитаций до сих пор грели его подобно солнечному свету. Но он жаждал больше подобных воспоминаний.
Адам забрал у Марии лампу и поставил ее на стол, потом взял ее лицо в ладони, восхищаясь шелковистой гладкостью кожи. Она посмотрела вверх смелым и одновременно ранимым взглядом. Мария хотела этого не меньше, чем он.
Они целовались и раньше, но никогда их поцелуи не были полны столь пронзительной нежности, как теперь, когда их время истекало так быстро и неумолимо. Они неторопливо исследовали друг друга, и губы Марии были сладки, словно мед. Он развязал ленту, удерживающую ее великолепные волосы, освободил тугие пряди, и они заструились у него между пальцами, подобно золотой реке.
– Как же я мечтал увидеть тебя, – выдохнул он. – Всю тебя.
Она коротко рассмеялась.
– Мы оба этого хотим. В нашу первую встречу я искала на твоем теле раны и не могла полностью оценить его красоту.
Она скользнула рукой между краями его баньяна[81], теплая ладонь легла ему на грудь.
Нежность превратилась в белое пламя. Он рванул пояс и сорвал ее халат. В неверном свете двух ламп ее тело соблазнительно просвечивало сквозь сорочку.
– Мария...
Не находя слов, способных описать красоту девушки, он легко заскользил пальцами по изящным изгибам ее спины. Она была идеально сложена, миниатюрная богиня, заставлявшая плавиться его разум. Он наклонился и сквозь тонкую ткань поцеловал ее грудь, чувствуя, как сосок напрягается под его языком.
Она резко выдохнула и распахнула баньян, открыв наготу Адама и несомненное доказательство его желания. Мария прикоснулась к обнаженному телу, и Адам застонал.
– Нам лучше приостановиться, милая, а не то все кончится слишком быстро.
– Все равно, у нас впереди целая ночь, – она стаскивала рубашку с его плеч, и ее пальцы буквально жгли ему кожу.
Одеяние упало на пол. Адам не почувствовал ночной прохлады, сейчас для него весь мир был полон огнем и жаром. За считанные секунды он освободил ее от ночной рубашки.
– Она красивая, но ты все же прекраснее.
– Ты тоже, – произнесла Мария, а Адам уже нес ее в спальню, к кровати. Там, при свете лампы она предстала во всей своей чувственной прелести. Над домом прогремел гром, задрожала мебель... а возможно, это всего лишь забилось его собственное сердце, когда он лег рядом с ней.
– Я хочу поцеловать каждый дюйм твоего тела, – он прижался губами к ее шее, накрыл руками груди и почувствовал, как учащается ее пульс.
– Во мне немало дюймов, но попытаться все равно стоит, – промурлыкала она, зарываясь пальцами в его волосы и массируя кожу его головы. – Не могу поверить, что мы наконец вместе. Я так боялась, что ты решишь поступить разумно.
– Когда ты рядом, мое сердце сильнее разума. – В первый раз они занимались любовью неожиданно, утонув в водовороте эмоций, задохнувшись от сплетения тел. На этот раз они точно знали, что делают, и каждое объятье, каждый поцелуй, каждый тихий вздох рождал предвкушение большего. Когда он коснулся ее самого сокровенного места, она вздрогнула от удовольствия. Он начал ласкать ее медленно, соразмеряя свои движения с ее растущим возбуждением, пока она не начала задыхаться, сходя с ума от желания. Достигнув вершины удовольствия, она приглушенно вскрикнула и вцепилась ногтями в его плечи.
Наконец ее затуманенные глаза открылись, и она произнесла:
– Иди ко мне.
Он сгорал от желания, но сумел найти в себе силы войти в нее нежно, ведь для нее это был всего лишь второй раз. Ему стоило неимоверных усилий не двигаться, пока ее тело приспосабливалось к его присутствию. Потом она резко выдохнула и сама начала двигаться.
Они нашли общий ритм так быстро, как будто всегда были вместе, и в то же время испытали чистый восторг недавних любовников. Она была именно той женщиной, о которой он мечтал долгие годы, женщиной, идеально дополнявшей его. Он был совершенно разбит, а она спасла его; благодаря ее духу, он собрал свою сущность воедино.
– Я люблю тебя, – выдохнул он. – Навсегда.
– И я тебя люблю, – прошептала она со слезами на глазах.
Он откатился на бок и крепко прижал ее к себе, обнимая, укрывая от бушующей над Лондоном грозы.
Само небо, казалось, рыдает оттого, что они любят друг друга, но этого им было недостаточно.
Мария тихо лежала в объятьях Адама, наслаждаясь каждой минутой. Он задремал, и его лицо расслабилось – с того дня, когда друзья нашли его в Хартли, такое случалось редко. Она попыталась припомнить, каким увидела его тогда, в самом начале. В основном она сразу обратила внимание на его синяки, порезы и иностранное происхождение.
Мария вспомнила, как подумала, что под всеми этими ранами может скрываться красавец. И это определение оказалось огромным преуменьшением. Адам Даршан Лоуфорд был прекрасен, кровь двух народов смешалась и причудливо отразилась на его лице, создав нечто неповторимое, незабываемое. Его тело тоже было великолепно, одновременно изящное и мускулистое. Наверное, если она ему все это скажет, он страшно смутится.
Ей нравилась его темная кожа – это гораздо интереснее, чем ее традиционная английская бледность. Она легко провела пальцами по его боку, размышляя о том, насколько реальным является его присутствие рядом. Сложно представить, что они больше никогда не будут вместе. Верить в это ей не хотелось.
Она погладила Адама по щеке, чувствуя легкие уколы щетины. Он улыбнулся и открыл глаза.
– Замерзла?
– Чуть-чуть, – призналась она. Ночь была дождливой и прохладной, а они обнаженными лежали поверх одеял. Чтобы согреться, Мария крепче прижалась к Адаму. Она и представить не могла, как естественно будет себя чувствовать, лежа рядом с ним нагишом. Целая жизнь благопристойности разлетелась вдребезги меньше, чем за час. Будет ли она настолько близка еще хоть с кем-нибудь?
– Ты грустишь. – Он ласково убрал с ее лба волосы. – Жалеешь, что пришла сюда?
– Нет. – Она попыталась улыбнуться. – Жалею, что эта ночь закончится.
Его лицо напряглось, в глазах появилась боль.
– Жаль, что мы не можем остановить время. – В изножье кровати лежало свернутое одеяло, он протянул руку и накрыл им ее. – Зато мы можем устроиться поудобнее.
– Спасибо, – проговорила Мария, – но ты лучше любых одеял.
Адам усмехнулся и скользнул к ней под одеяло.
[81]
Баньян – (индийск.) в данном случае: широкая, свободная рубашка; халат