Евдокия Московская

Войско с Юрием Дмитриевичем во главе, оказавшись в 1395 году в Волжской Булгарии, могло участвовать не только в поисках своего противника — князя суздальско-нижегородского, но также и в преследовании остатков войска гораздо более опасного и старинного врага Руси — хана Тохтамыша, только что жестоко разбитого Тамерланом. Для сыновей Дмитрия Донского, которого этот ордынский хан в 1382 году наказал за победу на поле Куликовом сожжением белокаменной Москвы, такие действия могли быть делом чести.

Это ещё один, дополнительный «мотив», по которому русские могли оказаться в это время на булгарской территории.

Для Тамерлана Тохтамыш был не меньшим врагом, а потому он не стал мешать русским в их походе. Вот тогда-то он, возможно, и воспринял действия дружины Юрия как условно союзнические. Это не значит, что ему был нужен реальный союзник. Силы русского войска были несопоставимо слабее. Но ведь они оказались противниками его же — Тамерлана — врагов и даже пришли на их землю.

Не случайно спустя некоторое время Сигизмунд Герберштейн, оставивший свои записки о путешествиях в Московию, заметил по поводу данного похода русских, что они «овладели Булгарией, которая лежит по Волге, и изгнали из неё татар». Против татар — то есть Тохтамыша — воевал тогда и Тимур. И преследуя Тохтамыша (или его отряды), он, собственно, и попал в Булгарию.

Оказавшиеся здесь русские (преследовавшие другого князя, а заодно и, возможно, сторонников Тохтамыша) ему совсем не мешали, скорее, наоборот.

Кто знает, возможно, почти одновременное нападение на Булгарию с юго-востока (Тамерлан) и потом с запада (Юрий Звенигородский) в 1395 году было результатом даже согласованной акции. А благословение старца Саввы — частью большой политики того времени. Оставим рассмотрение этой гипотезы на суд будущих исследователей.

А может, походов было два, с разницей в четыре года? Такой вариант изложения событий мы находим в некоторых вполне компетентных изданиях, вроде «Русского биографического словаря» А. А. Половцова (конец XIX — начало XX века): «Осенью 1395 г. он (князь Юрий, сын Евдокии. — К. К.-С.) был отправлен наказать татар, приходивших к Нижнему Новгороду, по приглашению Суздальского князя Семена Дмитриевича, желавшего вернуть свою отчину… Князь Юрий взял города: Болгары Великие, Жукотин, Кашан (город на Каме), Кременчук и многие другие города… В 1398 или 1399 г. кн. Юрий снова ходил в эту местность на кн. Семена Дмитриевича, но безуспешно».

Вопреки и несмотря на повороты «исторического разумения», а также опираясь на имеющиеся в настоящий момент хоть и противоречивые, но факты (хотя всегда могут появиться в поле зрения исследователей новые сведения), более верным будет отнести главный поход Юрия «на Булгары» к 1395 году.

В те же годы строились каменные соборы Звенигорода и Саввино-Сторожевского монастыря. Это подтверждает наши выводы ещё больше.

Соборы возводились гораздо ранее, чем принято иногда считать, — а именно с середины 1390-х годов. Это и доказывают некоторые учёные — искусствоведы и историки. Доказывают… совершенно независимо отданных о походе Юрия из летописей.

То есть именно к середине 1390-х годов у князя Юрия уже были достаточные материальные средства для нового грандиозного строительства. Откуда они взялись? Исключительно и только в результате военного похода и молчаливого отказа Москвы платить дань Орде (как раз с 1395 года). Так всё и сходится — на этот год.

По этой причине у Московского княжеского двора во главе с Василием Дмитриевичем, с участием княгини Евдокии и с вложением средств от князя Юрия Дмитриевича, хватило возможностей в 1398 году послать обозы с ценностями в Константинополь для поддержки византийцев в борьбе с осадившим город турецким князем Баязидом. Откуда такие богатства на Руси, если считать, что они появились из Волжской Булгарии только через год? Наверное, они просто уже были оттуда привезены.

Так, при участии великой княгини была оказана важнейшая помощь Византии, которая продержалась ещё полвека до полного завоевания. В знак благодарности Московский двор получил особый подарок из Константинополя. Как повествует Никоновская летопись: «Царь же и патриарх благодариша их зело и прислаша ко всем князем Русским поминки и иконы чюдны и мощи святых… и многое хваление и благословение всылаху Руси, и послаша поминок великому князю и благословение, икону чудну, на нейже бе написан Спас в белоризцех; стоит же икона та во церкви Его в Благовещении на его дворе и до сего дни, на левой стороне на поклоне».

Речь идёт об иконе «Спас в белоризцах», на которой Спас был изображён не в обычных пурпурных одеждах, а в белом одеянии, напоминающем об апокалиптических старцах. Икону, как мы видим, поместили в Благовещенском соборе Кремля. Скорее всего, она стояла на аналое слева от Царских врат. Иногда считают, что на иконе был изображён либо Страшный Суд, либо Апокалипсис, так как по композиции образы ангелов, Христа и святых, изображённые в белых одеждах, близки. Да и Троицкая летопись даёт нам более обширное описание подарка из Византии: «…и прислаша князю великому поминок, икону чудну, на ней же написан Спас и ангели и апостоли и праведницы, а вси в белых ризах». Иногда приводят доказательство того, что изображён был именно Страшный Суд, следуя той же записи в летописи: «…також и князь Михаилу Тверскому прислаша икону Страшный Суд». Однако этот отрывок текста можно прочитать и по-другому — «також» означает, что и Михаил Тверской получил в дар икону, но это не значит, что другая икона была с сюжетом Страшного Суда. Во всяком случае «Спас в белоризцах» стал одной из святынь как Благовещенского собора, так и Московского Кремля.

Преподобный Савва Сторожевский был прав в своём благословении, когда даже не намекал князю Юрию Дмитриевичу на его великую славу в итоге похода. Князь-воин три месяца рисковал жизнью, захватил много богатства, вернулся с ним в «отечество», отдал большую часть своему старшему брату (следуя законам родства и подписанному между ними договору). Но вся слава досталась не ему, а… Василию. Тот даже попытается, как замечал Карамзин, прослыть в сознании современников и потомков как «князь Василий — завоеватель Булгарии». Но не вышло. Не ужилось.

Именно с этого момента и начинаются незаметные, на первый взгляд, сложности во взаимоотношениях между братьями, которые уже не могла предотвратить даже их мать — Евдокия. Василий не мог так просто пережить и простить своему брату его победу и величие и всячески их позднее умалял. Вот почему мы так мало знаем об этом походе; потомки Василия и его летописцы отвели младшему брату лишь краткие упоминания (совсем замолчать о походе было невозможно). А чтобы слава и сила возможного преемника на московском троне не возросли ещё больше, Василий I не будет специально просить Юрия Дмитриевича совершать военных действий по его поручению или по братскому договору между ними.

Однако до кончины матушки их Евдокии оставалось ещё двенадцать лет. Она по-прежнему была в силе и умела останавливать внутрисемейные споры. Так же, как и продолжала устраивать семейную жизнь своих детей и внуков.

Об одном браке следует вновь рассказать особо. В 1400 году Евдокия женила своего героического сына Юрия — как мы уже знаем, на дочери великого князя Смоленского Юрия — Анастасии. Повествование об этом браке и необычной невестке необходимо, чтобы окончательно уяснить расстановку сил в московских властных кругах того времени и ещё раз показать ту роль, которую играла на заре XV столетия вдова князя Дмитрия Донского.

Анастасия — невестка из Смоленска

А похоронена она была в Москве в Вознесенском монастыре.

Мы помним, что по завещанию князя Дмитрия Ивановича все его сыновья, а также вдова — Евдокия получили уделы, земли и другое, как в наши дни сказали бы, движимое и недвижимое имущество. Второй по праву наследования сын княгини стал владеть подмосковным Звенигородом.