Страница 1 из 6

Грезы о Земле и небе

Константин Циолковский

(Сборник)

Основной мотив моей жизни – сделать что-нибудь полезное для людей, не прожить даром жизни, продвинуть человечество хоть немного вперед. Вот почему я интересовался тем, что не давало мне ни хлеба, ни силы. Но я надеюсь, что мои работы, может быть, скоро, а может быть, и в отдаленном будущем дадут обществу горы хлеба и бездну могущества.

Константин Циолковский

Грезы о Земле

Биографические заметки

Предисловие к работе «Простое учение о воздушном корабле и его построении»

1904 год

Книгоиздательство при «Русской мысли» несколько лет тому назад просило меня дать свою автобиографию для помещения в каком-то сборнике. Этого сделать тогда я не мог, но теперь могу сообщить кое-что. За форму же изложения прошу извинить: мне некогда о ней заботиться.

Мне было лет восемь-девять, когда моя мать показывала нам, детям, аэростат из коллодиума. Он был крохотный, надувался водородом и занимал меня тогда, как игрушка. Я таскал его по двору, по саду и по комнатам на ниточке. Лет четырнадцати я получил некоторое теоретическое понятие об аэростате из физики Гано. Попробовал, было, надуть водородом мешок из папиросной бумаги, но опыт не удался. Кажется, я тогда сильно увлекался механическим летанием с помощью крыльев. Я также делал плохие токарные станки, на которых все-таки можно было точить, устраивал разные машины и, между прочим, коляску, которая должна была ходить во все стороны с помощью ветра. Модель прекрасно задалась и ходила на крыше, по доске, против ветра. Отец был очень доволен, и с крыши изобретателя совлекали, чтобы показать машину гостям в комнате. Тут опыт также блестяще удавался. Ветер же я производил с помощью мехов.

Потом я уже начал строить коляску для собственных путешествий. Отказывался от завтраков, чтобы тратить деньги на гвозди и на разную дрянь. Но подвиг сей не увенчался успехом: отчасти не хватило терпения и материалов, отчасти надоело голодать, отчасти же я стал смекать, что это вещь непрактичная и выеденного яйца не стоит.

Одновременно ходила по полу у меня и другая модель: коляска, приводимая в движение паровой машиной турбинной системы. Воздухоплаванием, в особенности газовым, я занимался тогда мало. Лет пятнадцати-шестнадцати я познакомился с начальной математикой и тогда мог более серьезно заняться физикой. Более всего я увлекся аэростатом и уже имел достаточно данных, чтобы решить вопрос: каких размеров должен быть воздушный шар, чтобы подниматься на воздух с людьми, будучи сделан из металлической оболочки определенной толщины. Мне было ясно, что толщина оболочки может возрастать беспредельно при увеличении размеров аэростата. С этих пор мысль о металлическом аэростате засела у меня в мозгу. Иногда она меня утомляла, и тогда я по месяцам занимался другим, но в конце концов я возвращался к ней опять. Систематически я учился мало, в особенности впоследствии: я читал только то, что могло помочь мне решить интересующие меня вопросы, которые я считал важными[1].

Так учение о центробежной силе меня интересовало потому, что я думал применить ее к поднятию в космические пространства. Был момент, когда мне показалось, что я решил этот вопрос (шестнадцати лет). Я был так взволнован, даже потрясен, что целую ночь не спал – бродил по Москве и все думал о великих следствиях моего открытия. Но уже к утру я убедился в ложности моего изобретения. Разочарование было также сильно, как и очарование. Эта ночь на всю жизнь мою оставила след. Через 30 лет я еще иногда вижу во сне, что поднимаюсь к звездам на моей машине и чувствую такой же восторг, как в ту незапамятную ночь.

Малую дань отдал я и perpetuum mobile. Но, слава Богу, заблуждение продолжалось лишь несколько часов, и причиной его был неправильно понятый магнетизм.

Мысль о сообщении с мировым пространством не оставляла меня никогда. Она побудила меня заниматься высшей математикой. Потом (1895 год) я высказал осторожно разные мои соображения по этому поводу в сочинении «Грезы о Земле и небе» и далее (1898) в труде «Исследование мировых пространств реактивными приборами», напечатанном в «Научном обозрении» (№ 5, 1903).

Печатание последнего труда не было окончено вследствие неожиданной смерти редактора и прекращения журнала. Астрономия увлекала меня потому, что я считал и считаю до сего времени не только Землю, но отчасти и Вселенную достоянием человеческого потомства. Мой рассказ «На Луне», напечатанный в журнале «Вокруг Света» (1893) и мои чисто научные статьи «Тяготение как источник мировой энергии» («Наука и жизнь», 1893) и «Продолжительность лучеиспускания звезд» («Научное обозрение», 1897), а также «Может ли когда Земля заявить жителям других планет о существовании на ней разумных существ?» («Калужский Вестник», 1896, № 68) доказывают неослабный интерес мой к астрономии. Часть моих мыслей, занимавших меня с ранней юности, высказана в приводимых тут статьях. Через год или два после одного моего доклада в ученое общество и напечатания его («Продолжительность лучеиспускания звезд») в журнале, американский ученый Си, основываясь на работах Гельмгольца, доказывает те же истины, которые высказал я. О них прокричал весь мир, и я об этом узнал из русской прессы. О моих же работах наши ученые что-то помалкивали. По поводу этого обстоятельства я писал в «Научное обозрение»: письмо мое[2] было напечатано, со мной согласились, и все-таки…

Я страшно забежал вперед, но кстати; потому что далее о других работах, кроме как по воздухоплаванию, мне едва ли придется говорить. Впрочем, упомяну еще, что множество других вопросов интересовали меня и побуждали предпринимать тяжелые и головоломные труды.

Так лет двадцати трех – двадцати четырех, будучи уже учителем, я представил рукописные работы в С.-Петербургское физико-химическое общество. Отнеслись ко мне весьма сочувственно. Работы эти: «Теория газов»[3], «Механика животного организма»[4], (о которой добрый отзыв сделал профессор Сеченов), «Продолжительность лучеиспускания Солнца»[5]. Содержимое этих работ несколько запоздало, то есть я сделал самостоятельно открытия, уже сделанные ранее другими.

Тем не менее Общество отнеслось ко мне с большим вниманием, чем поддержали мои силы. Может быть, оно и забыло меня, но я не забыл г-д Боргмана, Менделеева, Фан-дер-Флита, Петрушевского, Бобылева и в особенности Сеченова. Лет двадцати пяти – двадцати восьми я очень увлекся усовершенствованием паровых машин. У меня была металлическая и даже деревянная (цилиндр был действительно деревянный) паровая машина, обе дрянные, но все-таки действующие. Попутно я делал недурные воздуходувки и разные насосы, которые я никуда не сбывал, а делал только из любознательности и в виде опыта, а также для паяния и кования. Через несколько лет я все это бросил потому, что ясно увидел, как я бессилен в техническом отношении и по части реализирования моих идей; поэтому в 1885 году, имея двадцать восемь лет, я твердо решился отдаться воздухоплаванию и теоретически разработать металлический управляемый аэростат. Работал я два года почти непрерывно. Я был всегда страстным учителем и приходил из училища сильно утомленным, так как большую часть сил оставлял там. Только к вечеру я мог приняться за свои вычисления и опыты. Как же быть? Времени было мало, да и сил также, которые я отдавал ученикам: я придумал вставать чуть свет и, уже поработавши над своим сочинением, отправляться в училище.

Можно сказать, что я учился, творя, хотя часто неудачно и с опозданием. (Прим. авт.)

Милостивый Государь г. Редакторъ.

Въ журналѣ «Вокругъ Свѣта» (№ 32, 1899 г. стр. 510) я нечаянно натолкнулся на статью («Астрономія и Космографія»), въ которой неизвѣстный авторъ, дѣлая обзоръ послѣднихъ астрономическихъ открытій, между прочимъ говоритъ о сочиненіи г. Си (See) «Разбирая теорію Гельмгольца, г. Си устанавливаетъ законъ: температура газообразной звѣзды или сгущающейся туманности обратно пропорціональна радіусу этой массы, которая подвержена сжатію… Температура туманностей непрерывно повышается… даже температура Солнца повышается…

Можетъ быть г. Си и самостоятельно открылъ приведенный законъ, тѣмъ не менѣе считаю не лишнимъ заявить, что законъ этотъ выведенъ аналитически мною (какъ и многое другое, содержащееся въ статьѣ г. Си) еще въ 1895 году. Въ 1896 г., 11 марта, сообщеніе мое о давленіи внутри Солнца читалось въ Нижегородскомъ Кружкѣ любителей физики и астрономіи, въ 1897 г. подъ заглавіемъ Продолжительность лучеиспусканія Солнца, оно было напечатано въ Научномъ обозрѣніи (см. въ моей статьѣ № 17, гдѣ выводится приводимый г. Си законъ).

Не смѣю подозрѣвать г. Си въ плагіатѣ, но опять-таки считаю не лишнимъ сообщить, что двѣ мои статьи о Солнцѣ посланы были въ Парижскую Академію наукъ (на имя г. секретаря) въ 1897 году.

Когда я написалъ свою статью, на нее, кажется, въ Россіи не обратили вниманія. Но, вотъ г. Си напечаталъ то-же – и русскіе журналы начинаютъ перепечатывать… Печально…

Прошу покорнѣйше Васъ, г. редакторъ, не отказать мнѣ въ просьбѣ напечатать настоящее письмо. Примите и проч.

Ответ редакции «Научного обозрения» был лаконичен: «Статья Си основана на работахъ Гельмгольца и о плагіатѣ не можетъ быть рѣчи».

Рукопись не была опубликована и до сих пор не найдена (Прим. к ориг. изд.)

Позже заново переписана автором и издана под названием «Механика в биологии» в 1920 году. (Прим. к ориг. изд.)

Опубликована в доработанном виде в журнале «Научное обозрение» много позже (1897, № 7). (Прим. к ориг. изд.)