Ведун

Воспоминания о потерянном навсегда беззаботном счастье, разбередили душевную рану. Хочу назад в уютное начинающее дряхлеть тело, к привычному укладу жизни. Хочу продолжать дурить головы потребителям гофротары и получать с каждой удачной сделки свой законный процент. Хочу по вечерам, вооружившись бутылочкой пивка, читать всякий бред на псевдоисторических форумах и добавлять к нему собственные измышления, не менее бредовые, или троллить всяких умников, выкладывающих свои посты в Инете. Хочу на выходных выезжать на природу в теплой дружеской компании с мангалом, шампурами и заранее замаринованным шашлыком.

— Хочу, хочу, хочу!

Разнервничался до такой степени, что не заметил, как заорал на всю избу. Тьфу на меня! Истерю, как Марфушенька-душенька из фильма «Морозко», блин! Та тоже много чего хотела. Вот барсика (или как там его) напугал, напрягся и зырит на меня своими изумрудными зенками.

«Итак, чем на сей раз боженька наградил?»

С великим трудом мне удалось скинуть с себя тяжеленный овчинный тулуп. Приподнял голову, оглядел доставшееся от неведомого реципиента наследие. М-да, небогато. Тельце тщедушное, ребра на груди обмотаны тугой повязкой, а те, что не замотаны, можно запросто пересчитать, не обращаясь к услугам рентгенолога. Тазовая область сокрыта от взгляда народным «памперсом», набитым высушенным мхом. Ножки — больно смотреть, худющие во многих местах перевязанные тряпками, на обеих ногах безразмерные носки грубой вязки, доходящие до середины голени. Руки — тонкие палки с заметно выделяющимися локтевыми суставами и нитками мышц под синюшной кожей. Красавѐц, однако! Кастинг на роль узника Бухенвальда, считай, успешно пройден.

Вид изможденной плоти привел к вполне ожидаемому результату. Мне захотелось есть. Нет, жрать. Точнее ЖРАТЬ. Вот как бы так. На кухонном столе стоял исходящий паром котелок с каким-то варевом. Однако видит око, да зуб неймет. Сил едва хватило натянуть на себя обратно спасительный тулупчик, поскольку в избушке было не так уж и тепло.

Тем временем невыносимый голод становился все более невыносимым. Я даже начал бросать плотоядные взгляды в сторону греющегося на печи кота. Тот в свою очередь будто что-то почувствовал, резко подскочил, одарив меня крайне недружелюбным взглядом, громко мяукнул и спрятался от греха подальше за печной трубой.

Тут дверь в избушку тихонько скрипнула. На краткий миг в помещении стало значительно светлее. Появилась хозяйка в овчинном полушубке и с вязанкой поленьев в руках. Скинув ношу у печи, бабушка распрямила спину и, посмотрев на меня, констатировала.

— Вот и славно, соколик, проснулся. Поди голодный, аки зверь. — В ответ я лишь интенсивно закивал головой, поскольку обильное слюноотделение во рту мешало объясняться членораздельно. — Счас подам. Бульон еще с раннего утра в печи томится.

Полулитровая глиняная миска с горячим мясным бульоном была оприходована мной в считанные мгновения, ни капли не пролетело мимо рта. Осушив емкость, с благодарностью посмотрел на добрую женщину. Зверский голод еще не прошел, но теплая волна, пронесшаяся по пищеводу вниз к желудку, весьма обнадеживала и настраивала на оптимистический лад.

— Спасибо, бабушка! — от всего сердца поблагодарил я.

— Да ладно, — та махнула рукой. — Хорошо, хоть организм начал пищу принимать. Когда валялся в забытьи, пару раз пыталась напоить тебя бульоном, а ты все обратно извергал. Не принимал организьм, ну ни в какую. Вроде водицу и отвары не отвергал, а от обычного куриного бульона тебя буквально наизнанку выворачивало. Жалко смотреть было.

— Я бы не отказался пожевать чего-нибудь более существенного.

— Нельзя тебе пока что «более существенного», — улыбнулась старушка, отчего перестала походить на Бабу-ягу, скорее на добрую и заботливую бабушку, хлопочущую над больным внуком, — кишки скрутит в узелок, так и помереть в корчах недолго. Упаси Христос! — Хозяйка повернула лицо к незамеченной мной ранее иконе в красном углу горницы и перекрестилась по-старообрядчески двуперстием.

«А может я все-таки на Земле оказался, — в голове появилась весьма обнадеживающая мысль, — занесло с Того Света прямиком в мой родной мир. А вдруг, Земля и вовсе единственная во Вселенной планета, населенная разумными существами? Ну попал к старообрядцам в Сибирь или на Дальний Восток. Так отсюда и до цивилизованных мест добраться вполне можно. А там… Есть у меня несколько вкладов на предъявителя, как-нибудь доберусь до них. Сложно в моем детском состоянии, но вполне осуществимо. Дальше… дальше буду думать».

— Бабушка, простите, что не поинтересовался вашим именем и отчеством. Не до этого как-то было.

Хозяйка весело покосилась на меня.

— Ну кто бы сумлевался, значица, точно из господ, аль интеллихентов будешь. А кличут меня Василисой Егоровной из рода, основанного Третьяком, значит Третьяковы мы. Кто поменьше — бабушкой Василисой именуют, а все прочие — просто Егоровной. Знахарка я местная, из людей по возможности всякие хвори изгоняю где травкой, где наговором старинным, где посредством резекции, но завсегда с молитвой, ибо без воли Господа нашего Иисуса Христа никакая болячка не заживет.

— Так я на Земле, в Российской Федерации?! — возбужденно воскликнул я.

— Странны речи ведешь, мальчик, хоть молвишь по-русски. На Земле, конечно, а где же нам еще быть, разумеется в Рассее-матушке, тока у нас никакая не хведерация а царство-государство, анперия называется. Бо-ольшущая, сказывают. От германских и польских земель до восточного окияна, и от полнощных морей до южных окраин на многие тыщи верст раскинулась. И языков всяких-разных у нас великое изобилие.

— А год, год нонече какой? — Не заметил, как начал заимствовать у Егоровны специфические речевые обороты. Нонече, давеча, анперия…

— Дык одна тыща восемьсот пятьдесят третий от Рождества Спасителя нашего Иисуса Христа.