Страница 22 из 143
Эту будоражащую воображение информацию вывалила на мою бедную голову добрейшая Василиса Егоровна по возвращении две недели назад из славного уездного городка Боровеск. Неплохую агентурную работу провела старушка за, в общем-то, небольшой срок. Поначалу я несказанно обрадовался. Ну как же, стать владельцем заводов, газет, пароходов — это ли не мечта каждого разумного индивида? Однако многоопытная старушка тут же спустила меня с небес на бренную землю:
— Ты, Андрюша, не гоношись покамест. Наследство тебе не светит еще долго. Так или иначе, до твоего совершеннолетия им будет управлять твой родной дядька. Хотя какой он тебе родной?! Душегубец он, более никто. Значица, высовываться тебе покамест рановато. Пойдешь к Шуйским правду искать, так и они не защитят, поскольку ты номинальный глава рода Иноземцевых и должон пребывать в официальном своем поместье. А там до тебя добраться наёмным душегубам, пара пустяков. Короче, сиди-тко, паря, в моем имении. Оно хоть имения того одна изба да пятьдесят десятин землицы, да лесу еще сотня, так с голодухи не помрем — это я тебе обещаю. Все-таки какая-никакая я, а потомственная дворянка, хоть и не столбовая — рылом не вышла.
— Неудобно как-то, — попытался возразить я, — сидеть на шее у кого-либо не по-нашему, не по-боярски.
— Кончай паясничать! — Егоровна стукнула по столу сухоньким кулачком, неожиданно сильно, аж стол затрясся. — Останешься здесь! — Затем продолжила уже в более спокойном тоне: — А мне не в тягость. Думаешь живу в глухомани, значица, нищая. А вот и не угадал, милок! Денег у меня вполне хватит нам обоим на житьё-бытьё. Не знаю, почему, но прикипела к тебе душой на старости лет, будто внук ты мне от не рожденного сыночка мово. — При этих словах старушка и вовсе расстроилась, даже слезу пролила.
Попытался успокоить Егоровну, но лишь всё усугубил — женщина еще сильнее разрыдалась. По всей видимости, было у нее в жизни что-то эдакое, не очень приятное, о чем обычно стараются не вспоминать, а вспомнив, горючими слезами обливаются. Пришлось топать на улицу и хорошенько обдумывать предложение моей благодетельницы, даже спасительницы.
М-да! Боярских кровей мы Андрей свет Драгомирович, оказывается. Но что это мне дает на данный момент? А ничего хорошего. Пойду к дядьке на поклон, так, пить дать, ухайдокают и слезинку не уронят — уж больно жирный кусок оставил своему сыночку в наследство батя настоящего Андрея Иноземцева… х-мм Шуйского. Обращаться к родне по материнской линии, тоже не факт, что не вернут в семью «доброго опекуна». Если даже не вернут, по словам Егоровны, вскоре грядет война родов с непонятными последствиями для Иноземцевых и Шуйских. Так что между молотом и наковальней оказаться не очень-то хочется. Не, лучше отсидеться до совершеннолетия в здешних лесах. Пускай промеж собой разбираются мои родственнички. А может, ну нафиг всю эту родовитость? Не жили боярами, так и привыкать не стоит. Своей головой буду жить. Знаний каких-никаких у меня еще с прошлой жизни имеется. Эвон недавно спел в присутствии доброй бабушки:
Не имея родного угла,
Ах, зачем я на свет появился,
Ах, зачем меня мать родила?..
Так она, как услышала, так расчувствовалась, едва не разрыдалась. Слезу, все-таки, пустила, но так, чтобы я не углядел — всё хочет казаться железной леди. А я углядел, значит, кое-какие способности к песнопению у меня имеются. В прошлой жизни под напором любящей матушки мне пришлось закончить музыкальную школу по классу фортепьяно. Потом еще два года учился играть на гитаре, но это уже по собственному желанию. Нельзя сказать, что уж очень по жизни пригодилось, но в студенческом ансамбле я считался разноплановым инструменталистом. Петь, перед публикой правда не давали по причине полного отсутствия голоса, но музицировал прилично. Да и позже на совместных посиделках на природе с друзьями было здорово растянуть баян по настроению, чтобы спеть хором нашу коллективную: «Настоящему индейцу надо только одного…», или под гитару: «Милая моя, солнышко лесное…».
Итак, музыка, буду её иметь ввиду, но это на самый крайняк. Что-то не лежит у меня душа выступать перед пьяной публикой в каком-нибудь кабаке, а других артистических площадок тут пока что не придумали. Да и с гонорарами для певунов и прочих лицедеев здесь не такое раздолье как в той, другой реальности. А еще, отношение к «актеришкам», по словам старушки, буквально скотсткое. Ну не носят их тут на руках бесчисленные толпы фанатов, хоть ты соловьем распойся. Благо гнилыми помидорами не закидали, да денег толику за представление отстегнули жадные антрепренёры.
А еще, я вооружен передовыми для своего мира методиками втюхивания чего угодно самому привередливому покупателю. Так что запросто могу в купцы податься.
А еще…
«Так, стоп, Андрюха, — мысленно одернул сам себя, — ты еще доживи до взрослых лет, а там война план покажет, не сомневайся».
Короче говоря, решил я не расстраивать добрую старушку и остаться под её крылом. Об этом тут же уведомил хозяйку, чем её несказанно обрадовал. И что, интересно, она во мне такого нашла?
С тех пор пытаюсь помогать ей по хозяйству. Впрочем, Василиса Егоровна и сама не промах кого-нибудь припахать. Частенько в качестве водоносов, дровосеков, подметальщиков и мойщиков полов используется дармовой труд мающихся недугами страдальцев. Оно ведь недуг недугу рознь. Добрая лекарка ни при каких обстоятельствах не пошлет мыть пол больную радикулитом, или беременную бабу. А вот со свищем на десне, фурункулом на теле или какой еще легкой болячкой непременно пошлет, при этом скажет, мол, тебе, девка, полезно метлой и тряпкой поработать, когда шевелишься, скорее гной вытекает. Ну или что-нибудь в этом духе. Практичная у меня покровительница.
На мои потуги заниматься хозяйством смотрит скептически, дескать не барское это дело, но не препятствует. Вот и сейчас подала голос с крылечка. Блин, я и не заметил, как она вышла из дома и наблюдает за процессом колки дров.