Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 19



Всё внутри заледенело, когда я понял, что ощутил от шара чёткий пси-след.

Невозможно! Псионическое поле неподвластно машинам, его нельзя обуздать!

Глайдер, выбив при старте облако пыли, унёсся по долине, а я вскинул голову к небу. Они должны знать! Надо сообщить этим псовым умникам.

Понимая, что сожгу имплант, а следом и мозги, я выбросил всю свою волю на одно единственное послание:

«Машина-псионик! Искусственный менталист!»

И не успел… Округа озарилась вспышкой, и мой имплант разом вскипел, даже боль не успела дойти до мозга.

Псионик чувствует свою смерть за секунду до неё.

Я хапанул воздуха, выгибаясь. Ничего не вижу, всё плывёт перед глазами.

— Твою-то псину! — вырвалось у меня.

Сразу перевернувшись, я опёрся на ладони, попал во что-то липкое. Вонь-то какая!

Тут же вернулась память, я едва не закричал, снова чувствуя жжение в затылке. Хотя нет, показалось — болит всё тело, но шея вроде целая.

Что это была за бомба?

Наши умники научились взрывать мозги псионикам? Жечь импланты? Если да, это меняет ход войны в корне.

Как и тот искусственный псионик у капитов. Меня до сих пор потрясало, что пси-поле теперь можно выкрутить на любую мощность поворотом ручки.

Псионики станут историей…

Я подогнул под себя колени, заёрзал пальцами, пытаясь на ощупь понять, где я. Да что за вонь?

Подо мной пол из рифлёных квадратиков, и мне кажется, это кафельная плитка. Кожа скользила по шершавому полу, и я радовался, что могу ощущать.

Живой. Как же наши умники хороши! Долбанули бомбой, но вот он я, живой, почти невредимый. Значит, вытащили меня!

Правда, я словно побитая собака — всё тело отзывалось многочисленными гематомами. Как будто мне повезло свалиться в обрыв, и долго кувыркаться по камням.

Или словно меня хорошенько отделали…

Меня что, капиты захватили в плен? Но как?! После орбитальной бомбардировки они могли захватить только кучку пепла!

— Он здесь!

— Давай, давай!

У меня немного отлегло. Нет, не капиты, это не космо-инглиш. Вроде нашего глобо-руса, но что за диалект?

Липкий страх проник в душу, и я удивился этому. Я ведь не боялся со времён учебки, где учили гасить страх на корню.

Когда от ужаса стопорится каждая частичка тела, и ты стоишь истуканом, словно жжёный псарь. Конечно, все знают истории, как адреналин помогает поднимать автомобили, но ступор — это тоже действие адреналина.

А ведь я не чуял импланта. Он был такой привычной частью, вроде уха или носа, а теперь словно вырвали кусок меня. Будто дыра в затылке. К счастью, наставники требовали от нас умения защищаться и без пси-способностей.

Не чувствую энергии. Может, я в режиме «берсерка» потерял её, и надо теперь восстанавливаться? Но почему я тогда ничего не помню?

— Что, думал убежать, чушка? — прогремело почти над ухом.



Я слушал голос, разглядывая свои ладони сквозь пелену в глазах. Изменённый глобо-рус, но я хорошо его понимаю, как родной язык.

Может, меня перевезли на окраины системы? Я в секретном госпитале?

Мозг выдал логичный вывод: я очнулся, но в бреду свалился с кровати. Ну, судя по ощущениям, много раз свалился…

Я прочистил горло, кашлянув, упёрся ладонями в пол и стал подниматься:

— Сообщите начальству. Код буря ноль десять, экстрен…

Когда мне в рёбра влетел сапог, то сразу включились вбитые в разум многолетние тренировки. Боль заставила согнуться, я перекатился, группируясь. Псина бестолковая, слишком сильно, не успел подставить ладони, и опять свалился…

Видимо, ещё не отошел от препаратов. Но одно я понял сразу — это какие-то неправильные врачи.

— Куда?! — заорали на меня.

Нападающий кинулся следом, чтобы пнуть ещё раз, его нога мелькнула большим пятном перед глазами. Я, завалившись на бок, крутанулся на пятой точке, закрываясь ладонями, и выстрелил ногой… где-то тут его голень.

— А-а-а! Дрянь чухлая! — истошный вопль подтвердил попадание в десятку.

Я на автомате ударил второй раз гораздо выше. Здравствуй, паховая чакра.

— О-о-о! — нападающий упал на колени передо мной.

Зная, что голова у противника должна быть где-то рядом, я приподнялся навстречу, больно шаркнув локтем по кафелю. Вскинул руку, и, едва пальцы почувствовали его шевелюру, дёрнул вниз.

Противник падал, а я добавил скорости… Громкий треск прокатился эхом по помещению. Эх, жаль, не череп. Кажется, у нас в учебке был такой же кафель.

— Ты охренел, Вася?

— Ты чего натворил, бе́злунь?

Я уже откатился, прижимая рукой ребро, вскочил и упёрся спиной в стенку. Под лопатками и вправду поддалась кафельная плитка — клей под ней не выдержал давления.

Рука автоматически потянулась за спину, стараясь нащупать отставший подходящий кусок. Кафелем можно порезать так, что нож позавидует.

— Да ты знаешь, что с тобой сделают?

Тряхнув головой, я быстро протёр глаза чистой, тыльной стороной ладони — мне нужно зрение.

Жжёные псари, где я?!

Три щенка передо мной, едва усики пробиваются. Все в синих жокейских сюртуках, наглаженных брюках, как будто я попал в царские времена, к каким-то гусарам. Это самые странные врачи, которых я когда-либо видел.

За их спинами раковины, а я прижимаюсь к торцу туалетной кабинки. Передо мной лежит без сознания четвёртый гусар — под его лбом бежевый кафель покрылся трещинами, а из-под каштановой шевелюры показалась капля крови.

С одного взгляда ясно — живой. Наверняка лоб разбил, там вен полно, ну и сотрясение у него точно будет.

А вот кафель, кстати, неплох, хотя клали его через псиный хвост. Иначе под моими пальцами не поддался бы кусок, который я сразу стал цеплять ногтями. Другую руку пришлось упереть в дверцу кабинки, чтобы, если что, сильнее оттолкнуться.

— Вы кто? — сипло спросил я, — В чём меня обвиняют?

— Тебя в порошок сотрут, чушка драная, — прошипел со злостью один из парней, черноволосый, с лихим чубом.

Подбородок у него раздваивался, и нижнюю губу он старательно выпячивал, будто хотел сделать челюсть ещё больше. Эдакий пеликан…