Страница 71 из 78
— Ну, и что?
— Ты не поверишь!
Военный опять упал на стул и, радостно улыбаясь, уставился прямо в глаза Глеба.
— Помнишь, ты говорил, что один земляк этого Тиади заплатил вам за участие в мероприятии деньги, но не смог приехать?
— Да, конечно… мне еще об этом боцман рассказывал, накануне. Заболел или травмировался этот парень, не помню уже точно. Проблемы еще у Никифорыча были нравственные по возврату неиспользованных денег… Ну, и что же с этим бельгийским земляком приключилось?
— Во-первых, — Шилов торжественно поднял указательный палец вверх. — Этот самый земляк, кроме всего прочего, еще являлся и родным братом Тиади Грейпстювера! Понимаешь?! А во-вторых, он умер в тот же день, когда Тиади выехал сюда, к нам, с целью путешествовать, пить водку и жрать на нашей природе шашлыки!
В этот четверг гражданские коллеги из Москвы сообщили мне подробно про всю эту историю. Брата его, Йоста, нашли в городке, где живет вся их семейка, на берегу канала. Он упал головой на камни, но раны при этом были одновременно и на его затылке и на лице. Поначалу был без сознания… Ну, упал и упал, вроде, на первый взгляд, ничего особенного — вечером перед этим он долго пил пиво в местной забегаловке. Но рядом с Йостом нашли кусок облицовочного гранита, а ведь парень-то работал каменотесом в муниципальной похоронной мастерской!
Зачем Йост прихватил с собой на прогулку камень с места работы?! А, может, и не он…
Бельгийцы стали проверять отпечатки, сначала долго не могли определиться с ними по своей криминальной базе, а потом какой-то их деятель догадался проверить отпечатки семейства Грейпстюверов. Быстренько нашли на каком-то домашнем зеркале точные отпечатки родного брата убитого — Тиади, вот тогда и забеспокоились насчет перспектив его личности! Обратились к нам.
Мне эти международные сложности были уже ни к чему — не моя епархия, но ведь братишка Тиади все еще бродил на моей территории и, между прочим, вместе с тобой! Я не мог быть равнодушным…
— Спасибо, друг!
Улыбнувшись, капитан Глеб откашлялся после долгого молчания.
— Не иронизируй! Я действительно волновался за тебя! Знаю ведь, что ты любишь иногда принимать жесткие решения! Вот…
— Скажи лучше — ты этого ублюдка поймал?
Прерванный на очень интересном месте своего повествования, контр-адмирал Шилов недовольно поморщился.
В отместку Глебу он задумчиво помолчал, несколько раз подряд глотнув остывающий чай. Не выдержав, заулыбался.
— Конечно — где служим! Так вот…
Удовлетворенный таким кратким ответом Глеб Никитин тоже сверкнул на адмирала своей знаменитой улыбкой, сильно и с удовольствием вздохнул во всю грудь.
— Пока он молчит. Пока. Та сторона сообщила еще, что наш Грейпстювер с детства психически болен, что у него что-то такое сложное со здоровьем, но внешне болезнь никак не проявляется, по их европейским законам этот парень ни с какой стороны не опасен для окружающих. Периодически, раз в два, в три года родственники устраивают его в клинику, на профилактику. Работает он в крупном банке, находится там на хорошем счету. Занимается спортом.
Ну, так вот, слушай другое! Чем дальше — тем интересней, фактически.
Ребята из нашего регионального Управления ФСБ поинтересовались и получили от бельгийцев отпечатки пальцев этого незаметного психа. И, знаешь ведь, не поверишь — в самую точку! Нож, который милиция около Никифорыча нашла, оказывается, последним держал в руках твой этот самый любитель приключений, Тиади Грейпстювер! Ну, теперь-то ты понимаешь?!
— Понимаю.
Капитан Глеб Никитин почему-то в эти мгновения совсем не радовался и не подпрыгивал на стуле, как маленький адмирал. Он просто молча смотрел на Шилова глубокими синими глазами. Тому тоже вроде как стало неудобно…
— А понимаю я то, что своей дурацкой и абсолютно непонятной запиской ты уберег меня от совершения убийства.
Адмирал встревожился, слушая такие нехорошие слова Глеба.
Они были ровесниками, когда-то вместе поступали в гражданскую мореходку и даже успели сходить один учебный рейс в океан на паруснике, но потом практичный паренек Шилов предпочел перевестись в военно-морское училище и затем выбрать свой, особенный, путь. Но и Глеб сохранял, на правах старого знакомца, возможность разговаривать с ним так, как считал нужным. Иногда даже не выбирая выражений.
— Если бы я вчера знал все то, что ты мне сейчас говоришь, то поганая душонка Тиади сегодня уже витала бы где-нибудь над этими тополями. А удалось только один раз по зубам…
— Да брось ты! Хорошо, что еще, действительно, по горячке не придушил иностранца! Было бы у меня еще и с тобой делов-то! Ладно, слушай дальше.
Почему-то они оба — и адмирал, и Глеб — напряженно беседуя, шагая по кабинетным коврам, неожиданно и одновременно оказались не за столом, а около незыблемого, тяжелодверного книжного шкафа.
— И на ведре, на молочном, оцинкованном, которое нашли около убитой доярки в Крепостном поселке, тоже остались свежие пальчики Тиади! То ли он ее с психу задушил, может рецидив какой болезненный у него в это время случился, или же бедная тетка его с девчонкой местной засекла, что-нибудь такое, по-своему, по-деревенски, хлесткое сказала. Ну, он ее и… Не знаю. Ты-то как думаешь? Ничего подозрительного за ним в эти дни не замечал?
Адмиральский взгляд был невинен, но, одновременно, и хитер.
Глебу пришлось ответить почти откровенно.
— Нервничал он немного, да, это видно было. Но, я же был уверен, что это все из-за подруги его ненаглядной. Не отпускал я к ней бельгийца слишком-то часто. Как чувствовал, что этот урод просто использует добрую и нетребовательную врачиху!
— Вот-вот! Скорее всего, именно по этой причине он доярку и задушил. Пошел вразнос после того, как с Усманцевым-старшим подрался, да еще и с ножом…
— Ну, и как он в твоих застенках-то? Уже признался?
— Говорю же, молчит пока, шкура-гад! Под обыкновенного психа пытается пристроиться. Ничего, в наших-то больницах скоро заговорит! Консулу мы о случившемся сообщили, но время на то, чтобы поработать с пациентом, у нас еще есть.
— Я вот что думаю, — контр-адмирал Шилов вновь задумчиво озаботился, щуря на Глеба Никитина внимательные пронзительные глазки. — Он же и с боцманом-то нашим какие-то предварительные неприятные разговоры тоже имел, уверен. Именно по этому поводу Никифорыч и хотел меня насчет бельгийца предупредить, когда за несколько дней до своей смерти адъютанту-то моему звонил. Жаль, что не успел, бедолага…
Большой и громоздкий главврач не пустил, конечно, Глеба в палату к тяжелобольному. Сказал только, что парень в сознание пришел лишь однажды, буквально на несколько мгновений и успел произнести только: «Это он… скорее…» Потом Ян в истерике заплакал и опять отключился в беспамятстве.
— Так что будем надеяться на лучшее. Приходи, приятель попозже. Думаю, что он все-таки у нас выкарабкается.
До ужина они успели интеллигентно и организованно посетить Морской музей на набережной и опять же вдоволь там нафотографироваться.
И даже в строгой музейной тишине немного хмельной коллектив продолжал потихоньку, в свое удовольствие, посмеиваться над ночными приключениями О'Салливана.
— Никто из вас не может ничем подобным похвастаться — вот вы и пытаетесь меня унизить!
Итальянец изо всех сил пытался быть первоначально гордым и надменным, но и ему, на глазах у всех прошедшему горнило деревенского российского секса, такое внимание мужского коллектива явно нравилось.
— А ты в это время пьяный рядом с поросятами лежал!
По щедрому смущению Хиггинса было понятно, что примерно так все той ночью с ним и происходило.
— Послушайте, а где же наш Тиади?! Он тоже что-то долго задерживается у своей русской красавицы! Не отпускает она его! Ревнует, наверно, к Николасу!