Земля матерей

Петля развязки, ведущей к аэропорту Окленда, проходит мимо пустыря, покуда хватает глаз заставленного палатками, стиснутого с двух сторон дорожным ограждением, под большими яркими прожекторами. Кто-то поверх знака, когда-то обозначавшего стоянку прокатных машин, написал огромными черными буквами: «Аэропорт-Сити».

Привлеченная светом фар, у ограждения появляется женщина и, просунув пальцы сквозь сетку, смотрит на них.

– Почему все эти люди здесь?

– А ты как думаешь?

– Потому что ждут самолет, чтобы улететь домой.

– Ну или у них нет денег на билет, или регулярные рейсы отменили.

– А у нас есть билеты?

– У меня достаточно наличных, чтобы их купить. И еще у меня есть лекарства, которые можно продать. Не волнуйся напрасно, тигренок. Мы обязательно как-нибудь выкрутимся. – Но она прибавляет скорость, чтобы побыстрее проехать мимо стоянки с машинами напрокат и палаточного городка, похожие на зомби обитательницы которого продолжают свое бдение у ограды.

Стоянка забита машинами, многие из них с открытыми дверями. Большие плакаты, расставленные с неравными интервалами среди указателей и информационных табло авиалиний, гласят:

Жертвуете свою машину?

Оставьте ключи в замке зажигания. Мы передадим ее тому, кому она нужна.

Инициатива мобильных граждан Калифорнии

– Грубо, – замечает мама. – Ну да, я пожертвую свою машину, но зачем же бросать ее посреди дороги, черт возьми? – Она аккуратно паркуется в карман, после чего, Майлс это не придумал, пишет записку и оставляет ее на приборной панели: «Удачи вам, будьте осторожны на дорогах, внимание, тормоза резковаты».

Он не хочет возвращаться домой. Всех его друзей практически наверняка нет в живых. Разумеется, к девчонкам это не относится, хотя как знать? Его лучшие друзья, Ной, Сифизо, Исфахан, Генри и Габриель, как и все остальные мальчишки в классе, умерли. Дедушка Фрэнк умер. Мама даже не смогла проститься с ним, только по «Скайпу», потому что они застряли здесь, а дедушка Фрэнк оставался в Кларенсе, в своем доме у реки. Учитель рисования мистер Мэттьюс, дядя Эрик, Джей, Айянда, забавный охранник в школе, его любимый кассир в супермаркете, похожий на американского актера Дуэйна Джонсона. Умерли-умерли-умерли. Все умерли. Как и сам Дуэйн Джонсон.

Майлс не знает, почему сам он до сих пор жив.

– Как ты полагаешь, каковы будут экономические последствия всех этих брошенных машин? – спрашивает мама, закидывая на плечо сумку, делая вид, будто не замечает, что он идет медленно, прижимая ладонь к животу.

– Только больше никакой учебы на дому, – стонет Майлс. – Пожалуйста!

– Положительный момент в том, – не обращает на него внимания мама, – что машины доступны каждому, дороги свободны, меньше вредных выхлопов, замедление глобального потепления. Но, с другой стороны, все общественные стоянки заполнены четырехколесным хламом. И каковы последствия от сокращения рабочих мест и уменьшения налоговых поступлений от автомобильной промышленности? Или ты думаешь, что сейчас этим занимаются одни роботы?

– Мам, мне все равно.

Двери раздвигаются с тихим шипением, и они проходят в зал вылетов. Все магазинчики и кафе закрыты, но сквозь защитные решетки видны пустые или почти пустые полки. Полно газет и журналов, но ничего съестного, если не считать разорванного пакетика с чипсами, рассыпавшего по полу свое оранжевое содержимое. На кассе объявление: «Извините, санитайзеры для рук закончились!» и грустный смайлик.

Застывшие ленты для выдачи багажа подобны гигантским сколопендрам. Как там их называл Сифизо? «Шонгололо»[13]. Сифизо родом из Дурбана, где сколопендр так много, что приходится каждый день выметать их из дома, но иногда они только притворяются мертвыми, чтобы их оставили в покое. Сифизо был родом из Дурбана.

Колесики чемодана делают «тррррррррррр» по полу, единственный звук помимо «чвак-твик-чвак» подошв кроссовок. Ни объявлений, ни музыки. Очень непривычно. Мама сосредоточена на цели, решительно идет по пустынным залам, и тут, когда они направляются к терминалу «Д», Майлс, к своему облегчению, узнаёт нарастающий гул голосов, человеческих голосов.

– Надень капюшон, хорошо? – предупреждает мама. – Я не хочу привлекать внимание.

«Бедные застрявшие пассажиры», – думает Майлс. Целые семьи, расположившиеся среди чемоданов, вымотанные, раздраженные, усталые, стоящие у окон или кучкующиеся между слепыми мертвыми лентами для выдачи багажа. Сплошь одни женщины. Это и так понятно, правильно? Майлс опускает капюшон ниже на лоб, убирает подбородок.

К единственной билетной кассе извивается длинная очередь, почти все сидят, по-турецки или раскинув ноги, словно они ждут уже давно, кроме одной дамы в узкой черной юбке и пиджаке, которая стоит, подчеркивая этим свой наряд, в одних чулках, туфли на высоком каблуке примотаны сверху к чемодану. Бизнес-леди настроена по-деловому. За окошком кассы никого нет. Общая для всех рейсов. Открывается в 8.00.

– Господи, это настоящий конец света, – замечает мама.

«Это шутка», – думает Майлс.

Сотрудница «Пан-Америкен» с бейджиком на ярко-желтой ленте замечает, что они стоят, и подходит к ним, постукивая по бедру фонариком.

– Здравствуйте. У вас уже есть билеты? Вам лучше сесть. Устроиться поудобнее. Досмотр и посадка начнутся утром.

– Нет, нам еще нужно купить билеты. Дальний перелет, международный.

– Отсюда не получится, милочка. Только из Сан-Франциско. Только там можно оформить билет на международный рейс. Предлагаю вам вернуться домой, хорошенько выспаться в теплой кровати, а завтра приехать в аэропорт.

– Очень неприятно, – говорит мама с жизнерадостным спокойствием, что свидетельствует о том, что она в бешенстве. – Замечательно, а мы оставили ключи в машине. Идем, тигренок.

– Мы сейчас поедем домой?

– Не домой. Мы подскочим к аэропорту Сан-Франциско, займем там очередь и будем ждать.

Похожая на персонаж мультфильмов женщина с заостренным лицом и отросшими длинными черными корнями обесцвеченных волос отрывается от своего насеста на огромном серебристом чемодане и торопливо семенит к ним.

– Эй, подождите! – На ней не по размеру большой красный свитер, отчего она кажется еще более тощей. – Прошу прощения, я случайно услышала ваш разговор. – Она чересчур панибратски берет маму за локоть. – Вам нужно купить билет? Я вам помогу. Куда вы собираетесь лететь? Я решу все вопросы.

– Нет, все в порядке, спасибо, – вздыхает мама.

– Понимаю, вы считаете меня мошенницей, и я не стану вас уверять, что вам это не будет ничего стоить, но мой двоюродный брат работает в авиакомпании и…

– Эй, Марджори! – окликает ее сотрудница «Пан-Америкен». – Что я тебе говорила насчет скальпа?

– Да мы просто разговариваем! – в бешенстве кричит в ответ мультяшная женщина. – Я ей кое-что объясняю. Вы что-то имеете против?

– Ты хочешь, чтобы я вызвала полицию?

– В этом нет ничего противозаконного! А вот незаконно то, что вы ущемляете мое право заниматься предпринимательской деятельностью и поддерживать себя и свою семью! – Тут она вздрагивает, словно получив удар шокером, и ее лицо искажается. – Блин, что, правда?

– Сколько я должна тебе повторять, – ворчит сотрудница «Пан-Америкен», направляясь к ней, однако Марджори уже вернулась на свой насест на чемодане, словно ничего не было.

«#невинное лицо», – думает Майлс и, даже не оборачиваясь, понимает, что надвигается что-то Плохое. Топот ног и крики. У него в груди все обрывается.

К ним бежит отряд полицейских в черных спецназовских доспехах с огромными пистолетами.

– Всем лечь! – кричат они. – Всем лечь, мать вашу, живо!

Мама хватает его за руку и отдергивает в сторону, подальше. Очередь к билетной кассе спазматически вздрагивает, но держит строй. Дама в костюме даже не оборачивается. Чернокожая семья у окна вскидывает руки, словно марионетки, которых дернули за нитки, и Майлс делает то же самое, испуганно, неуверенно.

13

Шонгололо – на языках зулу и коса «многоножка».