Страница 10 из 19
Таб. 2. Чистая прибыль акционерных обществ США, млн. долл.[153]
Демонизация Советского Союза основывалась, прежде всего, на лозунгах «мировой революции», под которыми прошла большевистская революция. Ее основной идеологической силой выступал Коминтерн. Но с приходом в конце 1920-х гг. к власти Сталина, все идеологи мировой революции были «удалены» от власти (и в конечном итоге посажены в лагеря или расстреляны), проблемой оставался Коминтерн: «Компартии относятся, – указывал на этот факт в 1927 г. нарком иностранных дел Чичерин, – самым легкомысленным образом к существованию СССР, как будто он им не нужен…»[154]. «Меня, – вновь повторял Чичерин в письме к Молотову в 1929 г., – крайне волнует гибельное руководство Коминтерна…»[155].
«Из наших… «внутренних врагов» первый – Коминтерн, – указывал Чичерин в 1930 г. – До 1929 г. неприятностей с ним хоть и было много, но удавалось положение улаживать. С 1929 г. положение стало совершенно невыносимым, это смерть внешней политики…»[156]. Сталина, как отмечает историк А. Некрич, не надо было уговаривать, на то, чтобы ««разменять» Коминтерн ради соглашения с западными государствами»[157].
Поворот в стратегии Коминтерна был закреплен на первом и последнем с 1928 г. конгрессе, собравшемся в 1935 г. Ключевым стал доклад Г. Димитрова «Наступление фашизма и задачи Коммунистического Интернационала в борьбе за единство рабочего класса против фашизма». Димитров заявил, что в новых условиях настала пора коммунистам защищать буржуазную демократию: «Сейчас трудящимся массам в ряде капиталистических стран приходится выбирать не между пролетарской диктатурой и буржуазной демократией, а между буржуазной демократией и фашизмом»[158].
По итогам конгресса, французский поверенный в делах в Москве Ж. Пайяр в своем отчете в 1935 г. утверждал, что советское правительство вовсе не заинтересовано в мировой революции, а Коминтерн находится на последнем издыхании[159]. С особой отчетливостью этот факт проявился во время гражданской войны в Испании, где, по словам Дж. Оруэлла, сражавшегося в троцкистском подразделении ПОУМ, речь «шла о борьбе за власть между Коминтерном и испанскими левыми (троцкистскими) партиями, а также о стремлениях русского правительства не допустить настоящей революции в Испании»[160].
«Большевистская угроза с Востока», – приходил к выводу Г. Препарата, – была – с самого начала и до конца – фальшивым призраком, вызванным к жизни исключительно только ложью западных правящих кругов»[161].
Сущность советской, российской угрозы, крылась не в агрессивности России, а в том, что на Россию в Европе смотрели, как на низшую расу, как ускользающую из рук «законную» добычу, которая отчаянно сопротивляется своей неизбежной судьбе, что лишь разжигало ненависть к ней со стороны европейских элит. «Угроза с Востока», «Советская угроза», являлись лишь моральным плащом, призванным скрыть собственные агрессивные намерения.
Ненависть к России, подтверждал Ф. Нойман, «возбуждала сильная жажда российской пшеницы, нефти, железной руды… и большие возможности, которые открывали необъятные просторы России, для применения европейского капитала»[162]. «Найдется ли среди вас здесь хоть один мужчина, хоть одна женщина или даже ребенок, – указывал на существующую закономерность президент В. Вильсон в 1919 г., – кто бы ни знал что семена войны в современном мире порождены промышленным и коммерческим соперничеством?…»[163]
Идеологические мотивы придают агрессии лишь моральное оправдание. И в этом единодушны даже такие непримиримые антиподы, как апостолы коммунизма и либерализма: К. Маркс и Ф. Хайек, которые чуть ли не в один голос утверждали, что «бытие определяет сознание»: «неэкономические, жизненные задачи определяются экономической деятельностью, которая заставляет нас четко определять свои приоритеты»[164].
Исключением из этого правила не были даже крестовые походы: «Народ проклятый, чужеземный, далекий от бога, отродье, сердце и ум которого не верит в господа, напал на земли тех христиан, опустошив их мечами, грабежом и огнем, а жителей отвел к себе в плен или умертвил… церкви же божии или срыл до основания, или обратил на свое богослужение… Кому же может предстоять труд отомстить за то и исхитить из их рук награбленное, как не вам… Вас побуждают и призывают к подвигам предков величие и слава короля Карла Великого… В особенности же к вам должна взывать святая гробница спасителя и господа нашего, которою владеют нынче нечестные народы… Земля, которую вы населяете, сдавлена отовсюду морем и горными хребтами, и вследствие того она сделалась тесною при вашей многочисленности: богатствами она необильна и едва дает хлеб своим обрабатывателям. Отсюда происходит то, что вы друг друга кусаете и пожираете, ведете войны и наносите смертельные раны. Теперь же может прекратиться ваша ненависть, смолкнет вражда, стихнут войны и задремлет междоусобие. Предпримите путь ко гробу святому; исторгните ту землю у нечестного народа и подчините ее себе. Земля та… «течет медом и млеком». Иерусалим, – благословлял крестовый поход папа Урбан II, 26 ноября 1095 г., – плодоноснейший перл земли, второй рай утех…»[165].
Угроза от роста Советского Союза заключалась не в его агрессивности, а в том, что этот рост перекрывал возможности для немецкой экспансии и колонизации России. «Низшая раса – это раса большевиков, – пояснял Э. Генри, – Низшая раса – это огромная темная крестьянская масса, которая живет между Балтийским и Черным морями и Тихим океаном; которая отказывается покупать что-либо у Тиссена, не желает иметь ничего общего с гитлеровской культурой… Тиссен знает, что рост Советского Союза создает смертельную угрозу Германскому союзу – пожалуй, единственную серьезную и настоящую угрозу…»[166].
Самим фактом своего существования Советский Союз создавал угрозу, той самой колонизации, которую Гитлер провозглашал своей основной целью еще в Майн Кампф: «ежегодный прирост народонаселения в Германии, который составляет 900 тысяч человек. Прокормить эту новую армию граждан с каждым годом становится все трудней. Эти трудности неизбежно должны будут когда-нибудь кончиться катастрофой, если мы не сумеем найти путей и средств, чтобы избегнуть опасности голода… Конечно, никто не уступит нам земель добровольно. Тогда вступает в силу право на самосохранение нашей нации… Чего нельзя получить добром, то приходится взять силою кулака. Если бы наши предки в прошлом выводили свои решения из тех же пацифистских нелепостей, которыми мы руководимся теперь, то наш народ едва ли обладал бы теперь даже третью той территория, какую мы имеем. Тогда немецкой нации в нынешнем смысле слова и вообще не было бы в Европе… Приняв решение раздобыть новые земли в Европе, мы могли получить их в общем и целом только за счет России. В этом случае мы должны были, препоясавши чресла, двинуться по той же дороге, по которой некогда шли рыцари наших орденов…»[167].
153
Мировая война в цифрах. М. 1934, с. 75.
154
Чичерин – Сталину, Рыкову, 3 июня 1927 г. (Кремлев С. Вместе или порознь? с. 84).
155
Чичерин – Молотову, 18 октября 1929 г.
156
Чичерин, служебная записка, июль 1930 г. (Кремлев С. Вместе или порознь? с. 89)
157
Некрич А…, с. 45.
158
VII конгресс Коммунистического Интернационала и борьба против фашизма и войны. Сб. документов. М., 1975, с. 207 (Шубин А. В…, с. 212).
159
Payart, no. 377, 26 septembre 1935, MAE Z-URSS/961, ff. 280–281 (Карлей М…, с. 49)
160
Оруэлл Дж. Вспоминая войну в Испании (Оруэлл…, с. 162)
161
Препарата Г…, с. 104.
162
См. подробнее: Нойман Ф.Л…, с. 280.
163
В. Вильсон выступление на митинге в Сент-Луисе 5 сентября 1919 г. (Цит. по: Яковлев Н.Н. Преступившие грань…, с. 16).
164
Цит. по: Скидельски Р…, с. 64.
165
Роберт Рейнский. Иерусалимская история. istory4.narod.ru/fest.html; http://www.vostlit.info/Texts/rus3/Robert/frametext.htm
166
Генри Э…, с. 109.
167
Гитлер А…, с. 110–118.