Страница 1 из 19

Политэкономия войны. Союз Сталина

Галин Василий Васильевич

Василий Галин

Для человеческого ума недоступна совокупность причин явлений. Но потребность отыскивать причины вложена в душу человека. И человеческий ум, не вникнувши в бесчисленность и сложность условий явлений, из которых каждое отдельно может представляться причиною, хватается за первое…, самым первобытным сближением представляется воля богов, потом воля тех людей, которые стоят на самом видном историческом месте… Но стоит только вникнуть в сущность каждого исторического события…, чтобы убедиться, что воля исторического героя не только не руководит действиями масс, но сама постоянно руководима… есть законы, управляющие событиями, отчасти неизвестные, отчасти нащупываемые нами. Открытие этих законов возможно только тогда, когда мы вполне отрешимся от отыскивания причин в воле одного человека, точно так же, как открытие законов движения планет стало возможно только тогда, когда люди отрешились от представления утвержденности земли.

Бессмысленно пытаться объяснять историю, а тем более делать какие-либо исторические или политические выводы, не опираясь на экономические и социальные законы, определяющие каждый шаг, каждый вздох человеческой цивилизации. Без опоры на эти законы, любое объяснение истории превращается в миф, трактующий историю в меру соответствующей ангажированности его автора.

Угроза с Востока

Это не война, это – крестовый поход… Это подходящий момент обратиться к британскому послу с просьбой запросить свое правительство, не находит ли оно своевременным прекратить военные действия на Западном фронте и объединить усилия для борьбы с державой, чья политика предусматривает уничтожение западной цивилизации.

Превентивная война

Россия изо всех сил стремится к мировой революции

Тема «советской угрозы» родилась на Западе во время гражданской войны и с тех пор не только не ослабевала, но только усиливалась. «Я убежден, – писал своему госсекретарю в 1935 г. американский посол У. Буллит, – что решимость советского правительства осуществить мировую революцию нисколько не приуменьшилась»[4]. Это «убеждение» стало безальтернативным мэйнстримом официальной политики Запада при оценке Второй мировой войны. Именно эти взгляды передает немецкий историк Э. Нольте в своей книге «Европейская гражданская война», в которой Вторую мировую он объясняет именно агрессией Советского Союза, который строил свою внешнюю политику на «идеологически обоснованных планах завоевания мира…»[5].

В этой идее нет ничего нового, именно «советской угрозой» оправдывал лондонский и французский кабинеты свою приверженность политике «умиротворения» в 1930-е годы, и именно «советской угрозой», по словам Геббельса, Гитлер оправдывал свою войну против СССР: «Советский Союз (объявлял Гитлер 8 июля 1941 г.) изготовился всеми своими вооруженными силами напасть на Германию, отражая занесенный над фатерляндом удар, фюрер в последний момент опережая врага, отдал приказ немецким вооруженным силам уничтожить военную силу врага»[6].

Однако в середине 1930-х годов в этих взглядах, даже таких непримиримых апологетов войны с Советской Россией, как У. Черчилль произошли кардинальные изменения: «Ясно, – заявлял Черчилль в 1936 г., – что Советская Россия решительным образом отошла от коммунизма. Это крен вправо. Идея мировой революции, которая воодушевляла троцкистов, дала трещину, если не рухнула вообще…», оставшаяся риторика мировой революции, это «по сути дела, не столько средство мировой пропаганды, сколько акт самосохранения сообщества, которое опасается острого германского меча, имея на то все основания»[7].

Действительно, к этому времени Троцкий, который, по словам У. Черчилля, «выступает за ортодоксальную теорию международной мировой революции»[8], был уже давно выслан из страны (в 1929 г.), а его, оставшиеся в СССР сторонники, были почти поголовно репрессированы: «Общество старых большевиков ликвидировано (в 1935 г.), больше половины делегатов XVII партийного съезда арестовано, старые верные ленинцы, – отмечал в 1937 г. нарком юстиции Н. Крыленко, – устраняются с руководящих постов, а многие попадают в категорию врагов народа, ссылаются и расстреливаются»[9].

К концу 1930-х гг., тема «советской угрозы» настолько потеряла свое значение, что даже Гитлер отодвинул ее на второй план: «Сталин претендует на то, чтобы быть провозвестником большевистской революции. На самом же деле он отождествляет себя с Россией царей и просто-напросто возрождает традицию панславизма. Для него большевизм лишь средство, род ловушки, предназначенной для обмана германских и латинских народов»[10].

В оправдании фашисткой агрессии «советская угроза» сменилась на традиционную «угрозу с Востока». В Кремле, фиксирует этот разворот Э. Нольте, «больше всего в позитивную сторону теперь (в 1930-е гг.) изменилась оценка завоевательных походов царей, и дело шло к тому, чтобы ту экспансию Московии во все стороны света, в которой Карл Маркс видел опаснейшую угрозу для Европы, признать в качестве парадигмы исторического прогресса»[11].

Речь идет не просто о Угрозе с Востока, пояснял главный идеолог Третьего рейха А. Розенберг, а угрозе самому существованию европейской цивилизации: «У русских всегда дремало стремление к безграничному распространению, необузданная воля к разрушению всех форм жизни, ощущаемых лишь как голое ограничение. Смешанная монгольская кровь, даже сильно разбавленная, вскипала еще при всяком потрясении русской жизни и увлекала людей на дела, зачастую непонятные даже самому участнику»[12].

Московиты

Несмотря на блеск нынешнего государственного положения России, мы все-таки чужие в Европе; она признает и будет признавать наши права настолько лишь, насколько мы действительно сильны. Кто этого не знает?

«С Россией считались в меру ее силы или бессилия. Но никогда, – подтверждал А. Керенский, – равноправным членом в круг народов европейской высшей цивилизации не включали»[14]. «Кажется почти невозможным считать русских принадлежащими Западу, – подтверждал в 1916 г. британский историк Ч. Саролеа, – Мы очень неохотно допускаем их во франшизу европейской цивилизации»[15]. «Едва ли стоит удивляться тому, – отмечал Саролеа, в этой связи, – что поле русской полемики было предоставлено врагам России»[16], главным аргументом которых была «Русская опасность»[17].

Толстой Л. Война и мир, т. IV, часть 2, гл. 1.

22 июня 1941 г. Ф. Папен, словами министра иностранных дел Турции Сараджоглу. (Папен Ф…, с. 469.)

Геббельс… 28 января 1937 г., с. 188.

Bullitt to Hull, July 19, 1935, FRUS: Soviet Union, pp. 224–225 (Данн Д…, с. 87–88)

Нольте Э…, с. 379.

Геббельс…, с. 302. Прим. Составителя.

Черчилль У. Враги левых. Речь 4 сентября 1936 г. // Черчилль У…, с. 522.

Черчилль У. Коммунистический раскол. Речь 16 октября 1936 г. // Черчилль У…, с. 523.

А. Соловьев дневник 13 июня 1937 г. (Млечин Л.М. Русская армия между Троцким и Сталиным. – М. Центрполиграф, 2002. –494 с., с. 123.)

Цит. по: Пикер Г. Застольные разговоры Гитлера. Смоленск. Русич, 1993 (Соколов Б. Германская империя, с. 285–286).

Нольте Э…, с. 429.

А. Розенбернг «Миф ХХ столетия». (Цит. по: Некрич А…, с. 79).

Фадеев Р.А…, с. 167.

Кара-Мурза С…, с. 296.

Sarolea С… p. 107.

Sarolea С… p. 54.

Sarolea С… p. 52.