Страница 11 из 17
– Давай! Беги, жалуйся!!! – кричал он мне в спину. – Но запомни! Если хочешь жить спокойно – помни свое место среди нас!!!
Я остановилась в распахнутых дверях и медленно обернулась.
– Будь я райотом, вы бы уже не могли говорить. А если еще раз вы посмеете мне угрожать, я обращусь в комитет по этике, и тогда посмотрим, кто кого.
Я шла по коридору, не разбирая пути. Не в первый раз на меня нападают коллеги. Но еще ни разу меня не оскорбляли подобным образом уже на второй рабочий день. Дело с этой Софи нечисто. Ельзи намеренно скрыл ее беременность. Но почему? Кого-то прикрывает? Кого? Ее мужа? Причем тут муж? Шишка очередная? Ну и пусть. Но он боится, а значит, есть нечто, чего я не знаю.
– Доктор Ней! Доктор Ней!!!
Я подняла глаза и уткнулась в обеспокоенное лицо Николетт.
– Да…
– Вы что-то хотели? – спросила Николетт.
– Да, Николетт. Подскажите, пожалуйста, где я могу найти доктора Оусен?
– Она в гинекологии работает. Это на девятом этаже.
– Спасибо.
Отделение гинекологии встретило меня холодным надменным приветствием. Это царство прекрасных женщин и заботливых мужчин навеяло на меня тоску. Никогда не хотела быть гинекологом. Мне казалось, что для этой специализации требуется особый дар, но, к сожалению, ее часто выбирали потому, что она была престижной.
Кейдж Оусен оказалась высокой стройной хранительницей с перламутровыми волосами и правильными чертами лица. Она была умной (глупые такой специализации не получают), красивой и знающей себе цену… …стервой.
Именно это слово я прочла на ее лице и в повидавших виды алых глазах.
– Доктор Ней? Травматолог? – удивилась Кейдж Оусен. – Я вас представляла себе несколько иначе…
Не плохое начало, правда? А кого она ожидала встретить? Как в ее представлении должна выглядеть женщина-травматолог? Сильной, поджарой (физическая выносливость в нашей специализации приветствуется) и достаточно высокомерной (раз смогла «выбиться в люди») девицей в дорогом костюме (у нас неплохие зарплаты) и ортопедической обуви (чтобы ноги к концу смены не отвалились)? Увы, я не оправдала ее ожиданий. Я была слишком худой (хотя все еще оставалась сильной), высокомерие я давно запихнула в свой задний проход (хотя изредка оно оттуда выглядывало), костюм мой был «общественным», а ортопедические тапочки изношены. «Красавица и чудовище» – вот как мы вместе с ней смотрелись. И мне, честно говоря, было на это наплевать.
– Я пришла попросить вас осмотреть мою пациентку. Она поступила сегодня ночью.
На лице Кейдж Оусен заиграл интерес:
– Что случилось?
– Ее избил муж.
– Софи, что ли? – хмыкнула Кейдж.
– Да, – кивнула я.
– Она заявила на него?
– Нет.
– Все как обычно, – вздохнула Кейдж.
– Вам виднее, – пожала плечами я.
– Хорошо, я зайду к вам около двух часов.
– Спасибо.
Коротко и ясно. Без ссылок на занятость и уточнения подробностей. Это в Кейдж импонировало. Возможно, она не такая уж и стерва, какой показалась вначале?
Из отделения гинекологии я прямиком отправилась в санпропускник оперблока. Одьен записал меня на две операции: одна из них – остеосинтез бедра, вторая – открытое вправление и фиксация переломовывиха плеча. Остеосинтез был моим коньком. Уж не знаю почему, но я инстинктивно проводила направляющую спицу с первого раза так, как нужно, за что пользовалась популярностью у своих коллег. Этот шаг в операции очень важен, именно с него все и начинается, и, если попасть с первого раза, время, проведенное «у стойки» можно значительно сократить.
Оператором на остеосинтезе бедра был доктор Патриксон. Я пришла в операционную, когда анестезиолог со своей медсестрой уже «колдовали» над пациентом. Поприветствовав всех, кого увидела, я направилась в предоперационную «мыться».
Обработав руки, я подошла к операционной сестре и только тогда поняла, что меня ждет. Женщина лет пятидесяти необъятных размеров смотрела на меня холодно и грозно. Протянув мне халат, размера на три больше, чем следовало, она даже не удосужилась помочь мне накинуть его на плечи. Я стерпела. Но, когда дело дошло до перчаток, меня обуял гнев. Вместо седьмого размера, она натянула на меня девятый, и, улыбаясь, продолжила готовиться к операции.
– У меня седьмой размер, – спокойно ответила я, перебирая в руках свисающие силиконовые пальчики.
– Других сейчас нет. Нужно получить на складе.
– Простите, но, по-моему, на вас – седьмой размер.
– У меня осталась всего одна пара.
– Она меня вполне устроит, – улыбнулась я и, стянув «девятку» со своих рук, выкинула их в ведро.
Точки над «i» были расставлены. Уверена, что к началу второй операции, она носом землю перероет, но найдет заветный седьмой размер.
Доктора Патриксона вся бригада ждала десять минут. Еще пять минут он «мылся» на операцию. К тому времени, как мы начали, у меня уже разболелась рана на спине. К моему удивлению, доктор Патриксон в свои шестьдесят работал быстро и четко. Такой скорости даже я позавидовала. Закончив за сорок минут, мы «размылись» и вышли в протокольную.
– Ельзи не описал беременность в осмотре? – как-то неожиданно спросил пожилой травматолог.
– Откуда вы знаете?
– Эта Софи та еще штучка. И муж ее – большая местная шишка. В твою палату она попала только потому, что больше нигде не было мест. Ельзи понадеялся, что ты не станешь так тщательно ее осматривать и спустишь все на тормозах, ведь она – простая послушница. В этом и прокололся, собственно.
– Причем здесь ее метафизический уровень?
– Это хорошо, что ты не разделяешь нас и их, – улыбнулся Патриксон.
– Я сама послушница, хотя имею права не вдаваться перед вами в такие подробности.
Патриксон искоса взглянул на меня и промолчал.
– Но даже если бы я была райотом, какая разница, кто мой пациент? Я не могу кого-то лечить намеренно плохо, а кого-то слишком хорошо. Я лечу так, как умею, и постоянно совершенствуюсь над собой.
Патриксон глубоко вздохнул.
– Здесь было принято, что послушников лечат послушники, а хранителей и райотов – хранители и райоты. Врачей-райотов в нашей больнице давно нет, поэтому все заботы легли на плечи хранителей. Сейчас и хранителей мало осталось, а лечить нужно всех. Поэтому правила изменили.
– Это неправильно.
– Алексис, у меня больше опыта в подобных вопросах. Поверь, система, которая существовала здесь, себя вполне оправдывала.
– Вы пели гимны расизму – вот что вы делали! – возмутилась я.
– Возможно, но это всех устраивало. Теперь у нас появилось много проблем, и тебе, моя дорогая, еще придется с ними столкнуться. Ты не знаешь Софи, а вот мы с ней знакомы. Когда-то она встречалась с Ельзи, а потом бросила его и выскочила замуж за райота. Ельзи не описал беременность, потому что она попросила его.
– Постойте, вы его оправдываете?
– Не оправдываю. Он должен был заранее предупредить тебя.
– Предупредить? – я едва ли не вскочила с места. – У нас здесь что, детский сад? Мы не в игрушки играем! Запись осмотра – это документ, который имеет правовую ценность! Ельзи должен получить уже за то, что у него не хватило мозгов тихо переписать свой осмотр и замять это дело!
– А ты бы позволила ему это сделать?! – удивленно спросил Патриксон.
– А зачем, спрашивается, я вообще стала об этом с ним говорить?!
– Он сказал, что это был не разговор. Ты накинулась на него, как на мальчишку, и начала тыкать носом в медицинскую карту.
«Получите, распишитесь». Теперь во всем была виновата я. Прекрасное начало, постойте, продолжение…
– Объяснять вам, что и как было, я не собираюсь, – ответила спокойным тоном. – Ельзи неправ. И, если у него не хватило ума не обсуждать свой прокол с вами, тогда, простите, я умываю руки.
– Девочка, ты можешь заиграться! – повысил голос Патриксон.
Я прищурилась:
– Что вы хотите этим сказать?
– Ты пришла сюда только вчера и тут же распустила хвост! – вкрадчиво произнес Патриксон. – Если и дальше так пойдет, сомневаюсь, что ты сможешь прижиться в нашем коллективе.