Страница 92 из 97
— Письмо от графа Головкина, письмо от герцогини Орлеанской и письмо от графини Миллезимо, государь, Петр Алексеевич, — он протянул мне письма, которые были так странно отправлены мне, едва не спросив про то, кто такая графиня Миллезимо и откуда она знает посла, с которым и сумела передать письмо. И лишь когда я взял письма в руки, до меня дошло, ну конечно, это же Катька Долгорукая. Чего это она объявилась так внезапно?
— На словах что-то было? — я бросил взгляд на гонца, но тот покачал головой. — Ступай, тебе нужно отдохнуть, — это я проговорил, распечатывая письмо от Катьки. Все письма уже были проверены на наличие яда и других неприятных сюрпризов и небрежно заклеены снова. И зачем стараются, спрашивается? Думают, что я получаю удовольствие от вскрытия печатей? Развернув лист, я погрузился в чтение. Письмо было коротким, но необычайно важным. А еще Екатерина сильно рисковала, прислав его мне. Что случилось бы, попади оно не в те руки, я не хочу даже представлять себе. Отложив в сторону открытое письмо, я вскрыл Лизкино. Это было попроще, и в общем-то содержало информацию, которую я и так знал, вот только причины этих событий самой Елизавете знать не полагалось, поэтому спасибо ей огромное за то, что она таким вот образом попыталась меня предупредить о смене некоторых декораций. Ну и наконец письмо Головкина. Оно только подтверждало то, что было написано Елизаветой. Некоторое время я сидел неподвижно, гладя на лампадку перед иконой, затем резко встал со стула и подошел к двери. — Кузин и Шереметьев ко мне, галопом! — рявкнул я и, захлопнув за собой дверь, снова сел на стул. Митька с Петькой вошли в комнатку через минуту, и сразу стало тесно. Я придвинул им письмо графини. — Читайте.
Пару минут было тихо, затем Митька отодвинул письмо в сторону.
— Быть того не может, — протянул он.
— Еще как может, вот только от Австрии я такого ну никак не ожидал, — Петька встал и принялся мерять комнатку шагами, опираясь на трость. — Я не пойму, чего они хотят этим добиться? — и он указал на письмо. — Османы никогда не бывают честными со своими союзниками, это противоречит всему, что я о них знаю, — добавил он.
— Это все знают, — я гипнотизировал взглядом письмо в надежде, что оно куда-нибудь исчезнет. Но письмо оставалось лежать на месте, притягивая наши взгляды. — Думаю, что Австрию больше беспокоит усиление Пруссии. И послы в Порту должны будут выпросить у дивана гарантию того, что войска из Европы не уйдут, а ударят по Пруссии, армия которой похоже решила переехать под Стокгольм. Они уже столько месяцев не могут взять столицу, что я бы на месте Леопольда плюнул на это гиблое дело и попытался бы заключить мир.
— Значит, нужно сделать так, чтобы Леопольд плюнул и вернулся в Берлин. Мы корабли у них не отобрали? — задал вполне логичный вопрос Петька.
— Не все, — я задумался. — А что если небольшое восстание шляхты в Варшаве? Поляки славятся тем, что любят такую вот свинью ближним подкладывать.
— Думаешь, государь, это сработает? — недоверчиво спросил Митька.
— Не знаю. Но в любом случае, пруссаки должны будут вернуться.
— Австрия, скорее всего, рассчитывает на помощь Франции. При любом раскладе, французы с радостью придут…
— Не придут, — я пальцами придвинул им второе письмо. — Неделю назад в Париже нелепо погиб кардинал Флери. Представляете, гулял по собственному саду, любовался снежком пушистым, летящим с небес на землю, поскользнулся и упал, а следом упала сорвавшаяся с карниза здоровенная сосулька да прямиков на затылок кардинала. Ужас какой, неправда ли? Митька, мы должны отправить письмо с сожалениями нашему царственному собрату, королю Людовику, которому сейчас точно не до огрызка Польши, ни до Австрии с Пруссией. К тому же трагически погиб очередной премьер-министр, и правительство нашего царственного собрата Георга сейчас занято больше выяснением отношений, чем планированием военной помощи кому бы то ни было, да и в Американских колониях совсем беда. Колонисты решили, что им не нужна Великобритания в качестве метрополии. Похоже, они готовы начать бунт, который очень быстро в самую настоящую войну может перерасти.
— Какой кошмар, — покачал головой Петька. — Это надо же, что в мире творится. Да, пользуясь случаем, хочу сообщить, что буквально три часа назад принял представителей сразу трех посольств. Принял их верительные грамоты, выяснил основную причину посольств и теперь даже не знаю, допускать их до тебя, государь, Петр Алексеевич, или же не стоит?
— И кто там притащился в такое время? — Я что есть сил прислушивался, но не мог услышать ни звука из спальни Филиппы.
— Послы Венеции и Генуи — эти с претензиями по поводу Греции. Хотят, мол, прежнее влияние, ежели нам удастся османов выкинуть вон с островов…
— Хрен им, — тут же ответил я, не дав даже договорить. — Мы такие деньжищи туда закинули, и вот просто так взять и отдать тем, кто доблестно просрал свой шанс? А они больше ничего не хотят? Чтобы я им корону свою венчальную на престол подарил в знак уважения? Я не приму эти посольства, иначе разгорится дипломатический скандал. И Венеция, и Генуя утрутся, кто они такие в сравнении с Российской империей, но осадок все равно останется, и бродить хуже браги будет. Так что ты их, Петя, как-нибудь поделикатнее вышвырни отсюда, — Петька серьезно кивнул. — И кто третий?
— О, третье посольство из Дели. До Великого Могола дошло, что можно не играть в святую невинность, а попросить помощи у почти соседа в связи с начавшимися нападениями персов. Пока еще не слишком разрушительными, но с каждым разом набирающими обороты. Послы с огромным караваном подарков и заверений.