Страница 82 из 97
— Похвально, — мы продолжали стоять напротив друг друга, и, похоже, не знали, что можно еще сказать. То, что Иван умудрился выйти из глубочайшей опалы, и, хотя его отъезд и напоминал больше ссылку, но ссылку почетную в звании адмирала целой флотилии, назад из которой вернется лишь небольшая часть, остальные останутся в Тихом океане, да в звании генерал-губернатора Алексеевской губернии, существенно снизило накал страстей и к Долгоруким стали относиться терпимее, чем это было еще год назад, когда оставшимся в России представителям этого семейства было отказано в посещении многих домов. Алексеевская губерния же… Это я быстренько переименовал Эквадор, а заодно и близлежайщие острова, включенные в ее состав, в честь прадеда Алексея Михайловича, весьма прогрессивного царя, который и дал тот самый толчок России, который потом вполне успешно, где-то удачно, где-то не очень, продолжил его сын. Сделано это было намерено, чтобы у оставшихся там переселенцев, а их с насиженной земли я не гнал, при условии, что они примут православие и законы Российской империи, естественно, не возникло иллюзий насчет разных там независимостей. Не может быть независимой губерния. Пусть и такая отдаленная. К тому же статус губернии, а не колонии, тоже весьма положительным образом влиял на психологическое осознание причастности именно к империи со всеми вытекающими вроде военной, финансовой и всякой другой помощи. И Ванька это прекрасно понимал. Выбор именно его в покорители тех диких еще мест — это была моя гениальная находка. Молодой, красивый, боевой офицер, флотоводец, и страстная взрывная натура, может повести за собой многих, недаром в его бытность фаворита так много людей едва ли не в рот ему заглядывали, и дело тут было даже не в его фаворе, точнее, не только в нем. А если еще и прибавить ко всему этому некоторое чувство вины, которую он до сих пор чувствовал и просто из кожи готов был вылезти, дабы искупить ее хотя бы в своих глазах, то в совокупности все это могло дать просто блестящий результат.
— Я погляжу, государь, что тех офицеров, кои на наши просьбы пошли и не рассказали в депешах о том, что мы живы с Петрухой, ты и не наказал вовсе, а то я все просить за них хотел, токма боязно было.
— А за что бы я их наказывал? — я даже удивился. — Вы не были в том бунте офицерами армии. Шереметьев — посланник к атаману казаков и цель его была дипломатическая. Ты же вообще просто с шурином увязался. Это не их обязанностью было о вас сообщать или не сообщать. Это ваша обязанность была, и Петька уже получил свое и каждое утро получает, ну а тебе повезло, Шереметьев за вас двоих отдувается передо мной.
— Ну, тогда пойду я, государь, — Долгорукий еще некоторое время потоптался на пороге. — Мне еще казаков муштровать, чтобы не забаловали.
— Как они отнеслись к переселению? — я специально не интересовался практически последним оплотом казачьей вольницы, которая просто перестала быть. осталась небольшая часть в Сибири, да с Павлуцким сейчас Калифорнию осваивают и союзы с ирокезскими племенами заключают. Так что Америки абсолютно точно в этом мире узнают, кто такие казаки и уже не будут их путать ни с кем другим, потому что эти буйные товарищи незабываемы. Вообще была мысль с индейцами по-хорошему договориться, ну тут на Павлуцкого надежды мало, он с чукчами-то непривередливыми не смог контакт наладить, если что Головина попрошу подключиться. Он черт сладкоречивый, может что и выйдет. А пока суть да дело, Ягужинскому было поручено составить указ о неотделимости территорий Российской империи, чтобы ни одна падла не додумалась сдать в аренду или продать ни одного клочка земли. потому что эти границы очень выгодны с точки зрения оборонного комплекса. Когда соперник со всех сторон обложен хоть и достаточно отдаленными губерниями, чтобы напасть на метрополию, он все равно вынужден будет пройти эти самые губернии, а это даст время на мобилизацию и достойный ответ.
— Они… смирились, — наконец, после долгого молчания ответил Долгорукий, когда я уже думал, что они не ответит никогда.
— Ну что же, тогда, не буду задерживать боле, — и тут я, сам того от себя не ожидая, подошел к нему, крепко обнял и, уткнув свой лоб в его, пробормотал. — Удачи, Ваня, видит Бог, она тебе понадобится.
— Я… — он в свою очередь так меня стиснул, что я даже поморщился, а потом отступил и, низко поклонившись, выбежал из кабинета, но прежде я успел заметить отразившееся на его лице смятение. Не знаю, как перед собой, а передо мной он уже давно свою вину искупил. Будем надеяться, что этот запал не пропадет даром.
Я посмотрел на стол, где все еще лежали листы с незаконченным уравнением, но, прежде чем сесть и продолжить решение, подошел к окну, чтобы еще раз взглянуть на арестантов. Всегда приятно посмотреть, как другие работают, особенно, когда пресветлый князь чуть ли не голыми руками конские яблоки в тачку скидывает. Ценное удобрение им было велено залить теплой водичкой, а для этого ее надо было сначала нагреть, разумеется, потом перелить содержимое тачки в специальную яму на краю парка, где созревал перегной, а то в саду уже даже цветы приличные расти перестали, ну и вымыть тачку, чтобы утром приступить к очередной порции такой нужной работы, которая должна была в итоге укрепить престиж государя-императора. Картина, открывшаяся мне, на первый взгляд порадовала взгляд, но стоило мне уже решиться отойти от окна, как арестанты резко остановились друг напротив друга. Волконский что-то резкое бросил Митьке, тот сжал кулаки и ответил, похоже, в привычной ему немного ехидной манере. Это вывело Волконского из себя, и спустя секунду они уже катались по земле, активно мутузя друг друга.
— Да что это такое вообще? — я отскочил от окна и бросился к выходу из кабинета.
В дверях столкнулся с Эйлером, который в весьма возбужденном состоянии держал в руках какую-то тряпку, Голицким, который Эйлера весьма активно задерживал, не давая пройти.
— Государь, Петр Алексеевич, я имею вам сказать… — когда он нервничал, его акцент усиливался просто в геометрической прогрессии.