Страница 69 из 97
— Да уж, — Орлов вздохнул. — Как мне к Франклину-то подкатить, чтобы он меня не послал к такой-то матери? — Семен еще не упомянул о том, что ему, после того как передаст секретные бумаги, кои курьер притащил ночью как тать, Головину, ему нужно будет найти Павлуцкого и вместе с ним и отрядом казаков, двинуться вглубь материка, пробираясь к месту на карте, которое государь назвал Калифорния, высмотреть все по дороге, карты кое-какие составить, а после ждать в условленном месте, когда за ними придет корабль, чтобы увести на родину уже через другой океан. Задание было сложное и опасное, но, дух авантюризма, присущий Орлову, уже захватил того с головой, и он уже сейчас принялся делать в голове наброски плана своих дальнейших действий.
— Господин Франклин прежде всего ученый. К тому же обладающий повышенным самомнением, — Головкин сейчас говорил словами из письма государя, в котором тот именно так характеризовал подходящего к ним Франклина. — Нужно много восхищаться его гением, и просить объяснить некоторые принципы его изобретений. Вот, держи, Семен, парочка его трудов. Написано по-аглицки, но у меня ощущение начало складываться, что я и вовсе только на этом порождении саксов разговариваю и всегда разговаривал.
Орлов кивнул и, неожиданно для себя, крепко обнял графа.
— Береги себя, Гавриила Иванович.
— Это ты себя береги, Семен, — Головкин обнял его в ответ. — Задачу тебе государь задал очень сложную, ты уж не посрами доверие.
— Эх, знать бы еще, что за всем этим стоит, — Орлов выпустил графа из объятий и поправил на голове шляпу. — И для каких целей я везу столько деньжишь, кои должен передать Франклину на «цели добра, справедливости, свободы и демократии»? Да и еще это сделать таким образом, будто едва в обморок, аки девица в тугом корсете, не падаю от его могучих мыслей. Ну все, пора, — и он, бросив задумчивый взгляд на уже приблизившегося Франклина, побежал по сходням на корабль.
Головкин, дождавшись, когда Семен, будучи уже на палубе, раскланялся с взошедшим на борт Франклиным, и, что-то сказав явно заинтересованному американскому деятелю, ушел вместе с тем в сторону кормы.
Развернувшись, Головкин направился к поджидающей его невдалеке карете, чтобы ехать в Лондон. Внезапно дорогу ему заступил молодой еще парень с улыбкой прожженного повесы.
— Гавриил Иванович, ай да встреча, — присмотревшись, Головкин даже отшатнулся слегка, признав в парне одного из плотно попавших в немилость Толстых, за чьей спиной маячили два уже явно нюхнувших пороху унтера. — Да что же ты так от меня шарахаешься, словно испачкаться боишься?
— Такова уж у Толстых слава, что немудрено опасаться подобного, — немного помолчав, ответил ему Головкин. — Но не мне, всего лишь изгнаннику боятся каких-либо последствий.
— Брось, Гавриил Иванович, — внезапно посерьезнев, сказал Толстой и посторонился, давая дорогу Головкину. Пристроившись рядом, медленно пошел рядом, приноравливаясь к медленным шагам своего собеседника. — Все мы преданные холопы государя нашего, Петра Алексеевича. Я вот тут недавно слышал про несчастье с османом произошедшее, ужас просто, прости Господи, — и его губы тронула легкая улыбка, от которой волосы на затылке у Головкина зашевелились. — Петр Алексеевич велел кланяться тебе и организовать мне знакомство с Александром Поупом и Генри Сен-Джоном, виконтом Болингброком. Не бойся, я всего лишь должен им передать, что один маленький мальчик по имени Чарльз Эдвард Стюарт, проживающий сейчас в Италии, очень хочет с ними познакомиться.
— И это будет все, что повелел мне сделать государь? — Головкин остановился у кареты и взялся за дверцу, чтобы ее открыть. Пользоваться услугами слуг он не любил, предпочитая такие простейшие дела выполнять самостоятельно, чем сыскал при английском дворе славу скромнейшего человека.
— Не совсем, — Толстой покачал головой. — Мне крайне важно, чтобы ты поведал мне Гавриил Иванович, все, что знаешь про Джеймса Стэнхоупа. Чем живет, к какой даме вечерами заглядывает, в общем, абсолютно все.
— Это того, кто место Уолпола занял и сейчас первым министром является? — Головкин нахмурился.
— Да, именно, вот видишь, Гавриил Иванович, — голос Толстого стал вкрадчивым и граф снова почувствовал, как зашевелились волосы на его затылке, словно сама смерть заглянула ему в лицо, — мы отлично друг друга понимаем. Не подвезешь до Лондона? — и, не дожидаясь согласия, первым заскочил в карету, а унтеры бодро пристроились на запятках. Головкин лишь покачал головой и полез в карету, думая о том, насколько же сильно государя англичане разозлили, что он идет на такие меры, чтобы им качественно подгадить.