Страница 8 из 15
Никто из охраны ни о чем с Алексеем не беседовал, сколько он ни пытался завести разговор – хотя бы о погоде.
Никаких сокамерников, даже в роли наседок, к нему не подсаживали. Кормили не то чтобы вкусно, но приемлемо, не баландой тюремной: на завтрак – каша с маслом или творог со сметаной, на обед – густые щи с мясом, котлета с пюре. Утром и вечером выводили на оправку. Отхожие места в тюрьме, как и почти во всем Советском Союзе, смердели и густо были засыпаны хлоркой.
Довольно скоро ему предъявили обвинение – по той самой, печально знаменитой пятьдесят восьмой статье, по которой при Сталине несколько миллионов осудили, а сотни тысяч казнили[6]. Пункт статьи вменили пятый, тоже расстрельный: «Участие в организации или содействие организации, действующей в направлении помощи международной буржуазии». И не поспоришь: действительно, рассказывать, что СССР развалится, а в двадцать первом веке власть в России будет принадлежать капиталистам, – разве не контрреволюция? Не помощь мировой буржуазии?
И начались допросы. Хотя как сказать… Почти ничего не спрашивали о жизни Данилова в прошлом: в пятьдесят седьмом, восьмом году. Вскользь, бегло: с кем встречался, разговаривал, кому рассказывал свои беспочвенные фантазии относительно будущего? Тут молодой человек на своем стоял: никому ни слова, кроме первого секретаря ЦК товарища Хрущева, не поверял. Про Варю спрашивали бегло, и он, конечно, о том, что она тоже человек из будущего, не обмолвился. А потом начались другие – да их и допросами назвать было сложно. Скорее рассказы Данилова о том, что он знает и помнит из будущего. Из всех тех лет между тысяча девятьсот пятьдесят девятым и 2017-м (когда он в прошлое очертя голову бросился).
Всего расспрашивателей было четверо. Они чередовались друг за другом, и каждый расспрашивал Алексея целый день, с перерывом на обед. Судя по всему, они не в КГБ работали, а были приходящими консультантами.
Никто из них заключенному не представлялся и никаких отвлеченных разговоров не поддерживал. Первого Данилов прозвал для себя Историк – более всего тот похож был на дядек, которых он встречал порой в коридорах ЦК КПСС: консультантов, инструкторов. Спокойный, умный, румяный, свободолюбивый, он чем-то напоминал того хрущевского главного помощника, что недавно его на дачу к кукурузнику привозил. Или молодого академика Яковлева. Или, скажем, журналиста и будущего посла Бовина: холеный, лощеный, стильный, одетый в заграничное.
Этого интересовала общая канва будущих событий. Почему-то особенно – отношения с Америкой. Изложению Карибского кризиса посвятили несколько дней: все мельчайшие детали, какие только молодой человек сохранил в своей памяти, допросчик у него выцыганивал. И с чего началось, и как развивалось, где нам пришлось отступить и в чем договориться.
Переворот с отстранением Хрущева в октябре шестьдесят четвертого тоже оказался допросчику чрезвычайно интересным. И ему несколько дней посвятили. А также убийству Кеннеди в Далласе в шестьдесят третьем. А потом: брежневское правление, политика мирного сосуществования, первые договоры об ограничении ракет. Затхлость брежневского режима, эпидемия властных смертей в начале восьмидесятых. Про Горбачева и его реформы Данилов тоже рассказывал подробно. А вот о том, как все устроено в нынешней России – на удивление интересовало мало: олигархи, реформа медицины, «крымнаш»… – все конспективно. Такое впечатление, будто до тех лет ни вопрошающий, ни те, кто его послал, доживать не собирались.
Вторым был человек, которого Алексей прозвал про себя «Вычислитель». Его интересовало все, связанное с компьютерами. Персоналки. Сотовые телефоны. Интернет. Облачные сервисы. Но что мог об этом Данилов, безнадежный гуманитарий, поведать? Разве он понимал, как устроены персональные компьютеры и мобильники, как действуют? Какие-то обломки знаний в памяти оставались, и он честно пытался их из себя выковырять, помочь советским технарям занять лидирующие позиции.
Третий был по части вооружений. Подтянутый, седой – казалось, он прямо перед тюрьмой снимает свой полковничий, а то и генеральский мундир и переодевается в гражданское. И тут тоже – что мог знать и помнить пришелец из будущего, попаданец? Ракеты подземного базирования, разделяющиеся боеголовки. Помнится, полковнику (генералу?) очень понравилась – он чуть не закричал от восторга – идея о скрытом размещении межконтинентальных ракет на поездах, замаскированных под обычные составы, а также на автомобильных платформах – и постоянное циркулирование и того, и сего по трассам вокруг Москвы. Рассказал Данилов, что знал, и о технологии стелс, дронах, спутниковой разведке.
Впрочем, о космосе больше доводилось говорить с другим товарищем – тут Данилов проявил себя не то чтобы докой, но более осведомленным, чем в вычислительной технике и вооружениях. Все потому, что однажды рассказал ему американский шпион о том, как устранял великих людей двадцатого века – Сергея Павловича Королева и Юрия Алексеевича Гагарина[7]. И после этого Алексей взялся изучать историю советской космонавтики и лунной гонки между СССР и США. Тоже, конечно, рассказывал как дилетант, начитавшийся мемуаров гуманитарий, но хоть что-то знал и помнил.
Консультант из космической отрасли был забавный: маленький, нечесаный, со скособоченным галстуком и нестрижеными ногтями. Он курил, разбрасывая всюду пепел, и порой тушил папироски собственными пальцами, отчего последние частенько бывали у него черными. Иногда, в порыве вдохновения, он вдруг вскакивал и делал несколько кругов по допросной, мыча и потирая руки.
– Значит, вы говорите, – набрасывался он на Данилова, – что Советский Союз первым запустил человека в космос, но так и не побывал на Луне. А почему, как вы думаете?
Так как Алексей и сам себе этот вопрос не раз задавал, ответ он сформулировал неплохо:
– Сказались и объективные, и субъективные моменты. Из объективных отмечу недостаток финансирования. И то, что не создали единого научно-технического комплекса, перед которым поставили бы конкретную цель: отправить советского человека на Луну. Существовал и субъективный момент: академики Королев и Глушко разосрались, простите мой французский. Первый ни в какую не хотел делать ракету на высококипящих компонентах, считал, что это страшно вредно – и природе, и людям. И стал изобретать ракету Н-1, которая не полетела ни при его жизни, ни после. А второй был уверен, что кислород-водород-керосин сроду не дадут нужной тяги для тяжелой ракеты.
– Это ж все совершенно секретно! Откуда вы знаете! – воскликивал «Космонавт», подскакивал и делал несколько кругов по допросной, мыча и потирая руки.
– Ну, к 2017 году все грифы снимут, архивы откроют. Но я вам другое хочу рассказать. Думаю, уже прямо сейчас, в начале пятьдесят девятого, академик Янгель в Днепропетровске, знаете такого? – Допрашиватель сделал невинное лицо кирпичом, по которому стало понятно, что, конечно, знает, и, возможно, даже лично. – Так вот, Янгель делает межконтинентальную ракету, причем на двигателях Глушко, на высококипящих компонентах. Порядковый номер Эр-шестнадцать. И двадцать четвертого октября шестидесятого года ее с площадки на Байконуре – Тюратаме, как вы пока его называете, попытаются запустить. А так как будут страшно спешить порадовать дорогого Никиту Сергеича, станут работать прямо на стартовом столе, на заправленной ракете. Произойдет взрыв, растечется горящее ядовитое топливо. Около ста человек погибнут, в том числе маршал артиллерии Неделин. Поэтому запишите самое важное: двадцать четвертого октября шестидесятого, пятьдесят восьмая площадка Тюратама. Пожалуйста, не надо спешить!
«Космонавт» даниловскими показаниями бывал весьма доволен, радостно вскакивал, массируя кисти, распевал свои мычащие песенки.
– Сейчас, в начале пятьдесят девятого, – рассказывал Алексей, – как раз начинается набор в самый первый отряд тех, кого позже назовут космонавтами. Гагарин, Титов, Николаев и прочие. Их среди военных летчиков-истребителей выбирают. Но имейте в виду, что впоследствии Сергей Павлович не очень этим будет доволен: ребята без высшего образования, со знанием дела доложить о работе оборудования в полете не могут, а потом всемирная слава многих испортит – пьянка, женщины и подобное. Впоследствии сам Королев решит, что требования к космонавтам по здоровью следует снизить, а по части образования – повысить.
6
В 1959 году в стране еще действовал старый Уголовный кодекс, принятый в 1926 году. Его поменяют в 1960-м.
7
Подробнее читайте об этом в романе Анны и Сергея Литвиновых «Аватар судьбы».