Я до меня

– Около трех миллионов йен. – Ответил, гневно хмуря брови, Кодо. В удивлении приподняв одну бровь, я посмотрел на Такеру. Сумма годового дохода обычного рабочего. Не сказать, что для меня большая, хотя по меркам обычного человека далеко не маленькая. Однако он хотел сбежать. А это усугубляло его вину во много раз. Хиджиката Рюноскэ никто не смеет обманывать ни на йен.

– Ты хотел сбежать с этим долгом, чтобы другие за тебя платили? – нахмурившись, я подошел к молодому человеку, который был вмят в стену и сидел на полу, беззвучно всхлипывая и размазывая кровь дрожащими руками по лицу. Он опустил голову в поклоне до пола и лепетал:

– Простите, простите. Такеру готов совершить юбицумэ, чтобы доказать преданность и загладить вину. Я был не прав и признаю вину. – Он продолжал находиться в поклоне, упираясь лбом в пол, так и не осмелившись поднять свои глаза.

– Мгм. Хорошо. Подайте ему танто. – Такеру протянул трясущиеся руки и забрал нож из рук Кодо, который тот ему протянул.

Отвернувшись от должника, я направился в сторону женщины, которую должник привел с собой. Хрупкая маленькая фигурка сидела на циновке с ровно выпрямленной спиной и была закутана в плащ, так что были видны только одни глаза. Протянув руку, я откинул капюшон с ее головы. Передо мной была женщина лет двадцати-двадцати двух. Ее лицо было красивое, круглое с детским выражением, но подбородок острый.

– Ты добровольно сюда пришла? – Она кивнула.

– Я сама попросила Такеру взять меня с собой, чтобы стать его поручителем. Не убивайте его. – Она гордо подняла голову.

– Ты хоть знаешь, что тебя ждет? – Снова кивок.

Посмотрев на своих подчиненных, я коротко приказал:

– Отвезите женщину в особняк.

На следующий день я никуда не поехал и остался в особняке. Он был устроен наподобие старинного замка и находился на возвышенности, так, что весь Киото был у ног, как на ладони. По обе стороны от главного входа, словно колонны, высились две огромные сосны, а крыльцо было вырублено из цельного куска древесины. У входа по периметру всегда дежурила охрана. Сидя в своих комнатах и попивая зеленый чай, я ожидал, когда приведут мою пленницу. Была растоплена сенакен, а на низком столике в нарядной вазе высилась горка мандаринов. Я чтил и уважал традиции. Поэтому мой дом, как и штаб, соответствовал обстановкам лучших времен Эдо.

Молодую женщину завели в комнату. Ее походка была неуверенной, но глаза светились ненавистью. Один из сопровождающих остался за дверью, другой подвел ее ближе ко мне и усадил на циновку возле стола. Взмахом руки я велел ему удалится. Когда повернулся, его уже не было.

Дверь хлопнула, и комната снова погрузилась в тишину. Я повернулся. Пленница молчала. Ни всхлипов, ни мольбы о пощаде, ни гневных тирад. Лишь едва различимое дыхание. Такое поведение меня заинтересовало. Шелестя развивающимся домашним халатом, я подошел к ней вплотную.

Она сидела на циновке с опущенной головой, вперив немигающий взгляд в пол. Длинные черные волосы выбивались из растрепанной прически и спадали на лицо. Протянув руку, коснулся ее подбородка и задрал вверх лицо, чтобы рассмотреть свой залог. Тонкие черты, ровно очерченные брови, слегка припухлые губы – миловидное лицо.

– Какие отношения у тебя с Такеру? – спросил я, хмурясь.

– Я друг детства. – Возможно, она решила, что сопротивляться уже бесполезно, и поэтому послушно ответила. Тонкий мелодичный голос, как звон серебряного колокольчика наполнил комнату. Она посмотрела на меня. Ее глаза имели весьма необычный желтый оттенок, очень похожий на янтарь – с темными вкраплениями, словно настоящие камни. Но в то же время такие холодные и глубокие, что я ощутил себя погруженным в ледяной горный ручей. Я моргнул от неожиданности. Сам того не осознавая, провел большим пальцем по ее щеке и ощутил, как уголки моих губ начали приподниматься в улыбке. И тут же внутри все перекрыло раздражение, я еще сильнее сжал ее подбородок, впиваясь в него холодными пальцами.

Я почти никогда не показываю свои истинные эмоции. Последний раз это было на похоронах матери, мне тогда было семнадцать. После этого отец забрал меня к себе и растил в жестких традициях клана якудзы, чтобы воспитать сурового преемника. С тех пор я сохранял только невозмутимость на лице, которое, как говорили, с годами стало похоже на маску идола. Женщина уставилась немигающим взглядом на меня. Обычно такое бесцеремонное разглядывание меня раздражало, но по неведомой причине не в этот раз.

– Ты стала поручителем человеку, не связанному с тобой?

– Мы выросли в одном приюте. Он мне как брат, и я многим ему обязана.

Я резко разжал пальцы, державшие ее подбородок, и отшатнулся.

– Хм. Видимо такое предательство близкого человека для тебя в порядке вещей? Глупая женщина! – Я сказал это, цедя сквозь зубы, с насмешкой и отвращением. Краем глаза я заметил, как ее взгляд потемнел от ненависти.

– Я ему доверяла! – гневно прокричала она.

– Но ты же понимаешь, что долг должен быть погашен? Это понятно даже ребенку. А если он не заплатит – ты будешь платить.

– Но я и за много лет не соберу такую сумму.

– Есть много других способов оплатить. Как можно было быть такой тупой, чтобы добровольно идти поручителем за долг перед якудзой? – Ее глаза округлились, видимо, наконец пришло осознание всей ситуации.

Ее реакция позабавила. Нарочито тяжело вздохнув, я улыбнулся и легонько уперся носком домашней туфли в ее сомкнутые белые колени. Ее лицо исказила гримаса страха и непонимания. Зайдя ей за спину, я схватил женщину за волосы и откинул назад голову, чтобы видеть ее лицо. Гладкие волосы источали слабый запах мыльного корня. Я наклонился вплотную к ее лицу и прошипел.

– На самом деле деньги – это мелочь. Твой названный брат бросил тень на мою репутацию. И если он не заплатит, как обещал, я спрошу с тебя. Чтобы остальным была наука. Никто не смеет даже в мыслях думать, что сможет уйти от ответа перед Хиджиката Рюноскэ. Я продам тебя с аукциона, как вещь, в самое темное и злачное заведение Киото.

Ее длинные чистые волосы и безупречно белая кожа привлекали меня. Я ненавижу дерзких женщин, которые такие только внешне, уважение же заслуживают разве что сильные духом. Интересно, как долго человек может противостоять насилию?

– Конечно же ты погасишь долг Такеру любой ценой. Торговля осуществляется только между равными по положению людьми. Ты же – проценты по этому долгу, то есть всего лишь вещь. Хотя… – мои губы изогнулись в презрительной усмешке, реагируя на пришедшую в голову шальную мысль. – Я решил, что ты станешь моей рабыней. Я так хочу. Ну или я найду его и очень жестоко накажу. А потом убью.

Рабыня поджала губы, но не проронила ни одной слезы. Я наклонился и небрежно схватил ее за руку. Лицо рабыни в тот момент, когда я ее с силой приподнял и вывернул руку, было потрясающе влекущим. Она отчаянно пыталась вынести боль и не показать этого. Люблю играть с людьми, пока они не сломаются.

– Ступай к себе в комнату и приготовься. Ночью я позову тебя к себе.

Прошло несколько месяцев. И с того дня, как рабыня переступила порог моего особняка, она почти не покидала мою комнату. Я никогда не называл ни одну женщину по имени. Но эту хотелось, хотя я никогда этого не сделаю. Сколько себя помню, я всегда на дух не переносил человеческого присутствия рядом. Но рядом с ней я чувствовал себя спокойно, она была бесшумной и незаметной. И у нее было два важных достоинства.

Первое, несмотря на наличие прислуги, она самостоятельно стремилась поддерживать чистоту и красоту в комнатах моей обители. Я – незаконнорожденный сын бывшего главы нашего клана. Сын одной из его многочисленных женщин, после ночи с которыми он забывал об их существовании до следующего раза. Он никогда не заботился о благополучии своих многочисленных бастардов. Но я был рожден под счастливой звездой. Оказалось – я его единственный сын. А так как отец никогда не был женат, то и законных наследников у него не было.